Загадка XIV века

Известие о его смерти пришло в Париж шесть дней спустя, 23 сентября. Если бы удалось предотвратить избрание преемника Климента, произошло бы безболезненное объединение церкви без использования силы, без созыва Вселенского собора. «Никогда более не будет такой возможности, — писал университет кардиналам, — это как если бы Святой Дух пришел к дверям и постучал». Королевский совет немедленно отправил авиньонским кардиналам послание от имени короля, призывая их «в интересах всего христианства» отложить конклав, пока они не получат «специальное и важное» письмо от короля Франции, которое скоро за сим воспоследует.

Во главе с маршалом Бусико королевские посланцы поскакали в Авиньон и в рекордные четыре дня одолели расстояние в четыреста миль. Кардиналов волновало объединение, но не за собственный счет. Учтивый испанец де Луна, бывший профессор канонического права, убедил кардиналов в том, что их позиция зависит от права на выборы, которое не должно быть ограничено. В письме королю они решили до окончания выборов не говорить об этом. Но чтобы кардиналов не обвинили в поддержке схизмы, они согласились подписать клятву в том, что кого бы из них ни избрали, он уйдет в отставку, если большинство кардиналов призовет его сделать это. Клятва обязывала отдавать все силы для единения церкви «без обмана, мошенничества и махинаций», искренне, без проволочек, исследовать все способы, которые ведут к цели, даже если для этого потребуется сложить с себя полномочия. Клятву подписали восемнадцать кардиналов, среди них был и самый яростный поборник союза — Педро де Луна Арагонский.

Когда предложили кандидатуру одного, тот честно признался: «Я слаб и, возможно, не смогу отречься. Не следует подвергать меня соблазну».

«А для меня, — заметил кардинал де Луна, — отречься все равно, что шляпу снять». Все глаза обратились на испанца. Ему было за шестьдесят, и он был кардиналом с тех бурных выборов в Риме, что предшествовали схизме. Это был образованный, умный человек благородного происхождения, тонкий дипломат, скромный в частной жизни, умелый манипулятор, оппонент совета и горячий поборник единства церкви. 18 сентября его избрали преемником Климента под именем Бенедикт XIII.

Второе французское посольство услышало новость по пути в Авиньон. По прибытии послов новый папа заверил их, что сделает все, чтобы покончить со схизмой, и снова повторил, что уйдет в отставку так же легко, как снимет шляпу, что и наглядно продемонстрировал перед послами. Его заверения в ответе королю громоздились этакими ступенями лестницы на небеса. Он согласился с выборами только для того, чтобы покончить с «проклятой схизмой», и лучше он проведет остаток жизни в «пустыне или в монастыре», чем будет продлевать раскол. Если король пришлет компетентных людей с четкими предложениями, он незамедлительно примет их и выслушает, он настроен решительно и твердо и будет работать во имя воссоединения церкви, он примет совет короля и его дядей, да будут они вовеки прославлены за свои деяния.

Возможно, де Луна была искренен, но стоило ему оказаться на папском троне, как его намерение отречься быстро уступило место осознанию высшего долга. Схизма, как и война, была ловушкой, из которой не так легко выбраться.

Все это время де Куси был на севере Италии — от имени Людовика Орлеанского он вел финансовую, политическую и военную кампанию за независимость Генуи. Дело в том, что в городе господствовала хроническая анархия: Гримальди, Дориа, Спинола и другие благородные семьи были изгнаны из города, им не хватало сплоченности, они хотели правителя, который вернул бы их и освободил Геную от буржуазного правления. Власть переходила от одной буржуазной группировки к другой, каждая из которых назначала дожа, пока того не свергали оппоненты. В 1393 году сменилось не менее пяти дожей, в 1394 году вернулся Антониотто Адорно, дож тунисской кампании. Дожи, партии и изгнанники, каждый по-своему, оказывали влияние на баланс сил в отношениях Флоренции и Милана.

В качестве командующего и «прокуратора трансальпийской территории» и представителя герцога Орлеанского, де Куси остановился в Асти, городе, принадлежавшем Людовику как части приданого Валентины. Он командовал войском, численность которого составляла примерно четыреста копий и двести тридцать лучших французских лучников. Де Куси набрал приблизительно такое же количество гасконских и итальянских наемников, однако для покорения генуэзских территорий ему требовалось превосходящее во много раз число солдат в том случае, если бы местные правители решили их защищать. Как и в Нормандии за много лет до этого, де Куси брал замки и города с помощью переговоров и только в крайнем случае демонстрировал военную силу.

Поскольку нобили, предлагавшие ему свои замки, были горды и поскольку за плечами де Куси имелся опыт общения с ломбардцами и генуэзцами, он не слишком доверял обещаниям и старался не попадать в зависимое положение, а потому даже совещания проводил на открытом пространстве, а не в замках. Сотрудничество с генуэзцами в Тунисе, должно быть, произвело на него неприятное впечатление.

С помощью Джан-Галеаццо, устраивавшего контакты, ссужавшего деньги и солдат, де Куси протискивался сквозь итальянский «лабиринт», рекрутировал наемников, обсуждал условия и цену за сдачу замков и территорий, договаривался с Пизой и Луккой о невмешательстве, направлял гонцов в другие уголки Италии — все ради будущего королевства Адрия. Была проведена большая бумажная работа, и по сохранившимся архивам XIV века можно проследить ход этой военно-политической кампании. Формирование войск совершалось поэтапно: Гедон де Фуасак завербовал двух рыцарей, 19 оруженосцев и 10 лучников; Эме де Мирибель — 26 тяжеловооруженных всадников, Аннекен Вотр — 17 лучников. Шесть итальянских наемных отрядов насчитывали от десяти до двухсот пятидесяти всадников. Боннерель де Гримо (возможно, Гримальди) получил сто золотых флоринов за «предъявление способов и средств», призванных облегчить вторжение в Савону. Жером де Балар, доктор юриспруденции, и Люкен Мурр, оруженосец, получили 100 золотых флоринов за советы по тому же «проекту».

Территория Савоны, на которой произошло восстание против дожа, стала главной проблемой, потребовавшей деликатных переговоров. Когда гасконские наемники совсем уже собрались предать огню и мечу вассальный город в отместку за убийство трех своих лошадей, бандитов быстро умиротворили за 96 экю — не слишком дорого за избежание бойни. Дорогу к Савоне открыли сделками с местными землевладельцами — те давали разрешение на проход по своим долинам. Наконец Савона, с ее замками, согласилась на секретные договоры и денежную компенсацию в шесть тысяч девятьсот девяносто золотых флоринов.

Каждый замок после договоренности вывешивал флаг герцога Орлеанского, и каждый хозяин замка получал месячное вознаграждение на обговоренную сумму до тех пор, «пока герцог Орлеанский не станет правителем Генуи». Сорок членов семьи Спинола коллективно получали по 1400 флоринов в месяц за то, что впустили армию де Куси в свои города и крепости. Свидетельства о таких операциях, написанные четким почерком, ясно дают понять, что главным интересом рыцарства были деньги.

Имеются нотариально заверенные документы, подтверждающие, что услуги послов, как и услуги курьеров, приезжающих в Париж и отъезжающих из Парижа, будут оплачены. Есть бумаги, из которых можно узнать о жаловании всадникам и о гонорарах, которые выплачивали капитанам наемных отрядов. Например, канониру Антонио де Кове пожаловано двадцать флоринов за то, что для осады замка он привез grosse bombarde(большую бомбарду); восемнадцать флоринов выдано гонцу, которого де Куси послал в Павию занять у Джан-Галеаццо четыреста флоринов; есть сведения о том, что секретарю Джан-Галеаццо преподнесены кувшин и серебряный кубок.

Неудивительно, что де Куси постоянно не хватало наличных денег, но помогала банковская и кредитная сеть. Благодаря этому он смог занять двенадцать тысяч флоринов у некого Боромеиса, торговца из Милана; герцог Орлеанский позволил ему расплатиться с братьями Жаком и Франшекеном Жуанами, бакалейщиками из Парижа. В другой раз, чтобы заплатить солдатам, де Куси пришлось заложить драгоценности и посуду, пока управляющий герцога Орлеанского не привез ему из Парижа сорок тысяч ливров.

Получив в ноябре полномочия от короля Франции и герцога Орлеанского, де Куси заключил договор с Савоной, что дало ему массу прав, гарантий и обязательств, почти таких же всеобъемлющих, как в договоре при Бретиньи. Имея все это, он направился в Павию к Джан-Галеаццо договариваться о настоящем и будущем Voie de Fait.

Двадцать один год прошел с тех пор, как де Куси и Джан-Галеаццо сражались как противники в битве при Монтикьяри. Вспоминали ли они старые времена и рассказывали ли друг другу о том, как каждый едва не расстался с жизнью? Или их отношения были сугубо официальными? Обсуждалось ли строительство заложенных ими монастырей — у де Куси монастырь целестинцев, у Джан-Галеаццо — картезианский монастырь в Павии? Поведал ли Ангеррану итальянский герцог, как кричал повсюду, что намерен построить монастырь, «равного которому не будет в целом свете»? Де Куси не привелось увидеть, как хвастливое обещание герцога воплотилось в знаменитом монастыре в Павии.