Annotation

Беда в том, что обитателям двух разных миров трудно понять друг друга. Один мир погибает, и это ещё удача, если его обитательнице в другой вселенной удастся найти своё место. Ей страшно и трудно, но она не сдаётся.

У девушки есть только те способности, которыми её одарила природа, и навыки, которые удалось наработать за годы недолгой жизни. Может быть, и хватит. Будет видно...

Загадочные края

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

Загадочные края

1

Заснеженный северный лес дремал, плотно укутанный зимним покровом, лишь по вечерам его тревожил падающий ледяной сетью холод, который заставлял деревья боязливо потрескивать, да ещё время от времени проносились настоящие бури – с ветрами и пургой. Они заставляли море, окружавшее скалы и лес в этих местах почти с трёх полных сторон, беспокойно шуметь, колоть тонкий лёд у берегов и возносить огромные глыбы студеной воды к нижним вершинам гор, а лес – сбрасывать с ветвей хрусткий иней. Здешние края именовали Землёй Фьордов, и в штормовые ночи тут опасно было находиться вне домашнего приюта. К счастью, в этих местах уже более ста лет высился крепкий горд, именовавшийся Свёерхольмом, владение лордов Бергденских – потомков Свёернунда. А где есть укреплённое владение лорда, там всегда нет недостатка в мелких замках, усадьбах, фермах, заимках, деревеньках и целых сёлах подвластных ему людей, стойбищах данников и общих доминах крепостных и рабов, поселённых у самых земель, которые они обрабатывают. Старший Свёернундинг, Сорглан, сын Свеара, по праву считался самым богатым и могущественным лордом во Фьордах, недаром более чем сорок из них так или иначе были ему подвластны. Кроме того, он слыл самым хлебосольным, самым щедрым, потому-то к его владению и торопился теперь сквозь заснеженный лес, погружающийся в ночной сон, небольшой караван – четверо маленьких узких саней на широких полозьях, три повозки, пятнадцать лошадей и около двух десятков человек, если считать и хозяина, и охрану, и рабов, назначенных на продажу.

У высоких дубовых ворот, укреплённых прекрасно выкованным металлом, им пришлось довольно долго ждать, пока сообщат лорду, и он велит слугам развести тяж ёлые створки – уже давно стемнело – когда наконец зашелестели тщательно промазанные петли, промёрзшие люди оживились, надеясь на скорое тепло и еду, и тут уж не разбирали, кто хозяин, а кто раб. Все дружно уцепились за повозки, помогая лошадям завезти их во двор, принялись снимать с них часть поклажи (и товары, конечно, зачем ещё мог их пустить господин, как не надеясь на торг?) да заодно оглядываться, рассматривая богатый аккуратный двор – большинство было здесь впервые.

Двор и в самом деле заслуживал уважения. Тщательно выметенный, умощённый камнем, он свидетельствовал о хозяйственности господ, а обилие выглядывающих на него дверей мастерских намекало на распорядительность лорда и его богатство. Некоторые ещё были открыты, оттуда струился свет, видно было, как подмастерья тщательно прибираются внутри. Слуги, которые открыли для поезжан ворота, теперь торопливо растворяли конюшню и огромный пустой сарай, чтоб туда можно было закатить повозки и занести товар, а купцу уже указали в сторону крыльца огромного трёхэтажного (что было редкостью для здешних мест, признававших лишь одноэтажные дома) жилого строения. Там хозяину каравана следовало побеседовать с господином и объяснить, кто он и откуда.

Прошло несколько минут, и граф в самом деле вышел из дверей, пышущих ласковым теплом натопленного дома, чтоб поприветствовать гостей. Он был высок, но не слишком, очень крепок, хоть и немолод. В его светлых волосах и короткой подстриженной бородке запуталось изрядно седины, но она была незаметна, так же бледна, как изморозь в золотистой соломе. О возрасте лучше всего говорили морщины – возле глаз, у губ, две глубокие борозды на щеках и складка на лбу. Кожа была обветренной, такой, какой она бывает у заматеревших воинов, часто ходящих на кораблях по открытому океану. Только глаза были юны – два тугих сгустка озёрной чистой синевы, они делали суровое лицо лорда по-настоящему красивым. Он был одет очень просто – замшевые штаны, заправленные в хорошие сапоги, полотняная рубашка, плотная шерстяная куртка, широкий плащ, да ещё пояс с мечом и кинжалом, ножны которых не были ничем изукрашены, но то, как он держал голову и как смотрел на окружающих, выдавало в нём привычного к власти человека. Купец, заспешивший подойти ещё ближе, торопливо поклонился ему.

– Приветствия благородному господину. Будет ли в вашем доме место для ночлега мне и моим людям?

– В моём доме хватит места всем. Давненько мы не видели торговцев в наших стенах – больше, чем две полные луны, – голос у Сорглана был звучный, немного хриплый, но весьма глубокий и басовитый. Красивый голос. Голос предводителя. – Бураны и метели, вот что мешало… Моя жена будет рада посмотреть твой товар.

– Я думаю, у меня найдётся чем её заинтересовать.

Купец махнул рукой, и два его работника потащили несколько мягких тюков к дверям в жилые помещения. Ещё одно движение крепкой, совсем не купеческой, скорее уж воинской руки, и третий работник подтолкнул к хозяину две маленькие фигурки, с ног до головы закутанные в плащи – они передвигались с заметным трудом, наверное смертельно озябли.

– Позволь, господин, я расположу в тепле своё самое ценное имущество.

– Да, конечно, – Сорглан повернулся и пошел в дом. – Проходи, торговец.

Купец прошествовал через обширные сени, несколько небольших хозяйственных комнат, и вступил в огромную залу, отапливаемую четырьмя маленькими печами, сложенными из камня так, чтоб служить чем-то средним между печью и камином – и отапливать, и украшать. Залу освещал десяток прекрасно сделанных кедровых факелов (они давали много света и не коптили), кроме того у высокого, изукрашенного резьбой кресла хозяйки на двух высоких скамьях были расставлены большие трёхсвечники с восковыми свечами – госпожа, её служанки и рабыни прилежно шили, вышивали, пряли и плели кружево – каждая занималась своим делом. Стены были завешаны великолепными ткаными гобеленами, а кое-где скрыты деревянными, тонко обструганными, аккуратными панелями. Зала была общей, хоть и не трапезной, и сюда допускались равно женщины и мужчины. Из залы во внутренние жилые и нежилые помещения шли двери, но сейчас почти все они были закрыты.

Купец с наслаждением стащил с плеч меховой плащ и уже во вторую очередь подтолкнул последовавшие за ним озябшие фигурки к ближайшей каменке и сорвал с них верхнюю одежду – что-то в его движении было от жеста фокусника, желающего потешить зрителей необычным зрелищем. Но ничего по-настоящему необычного под широкими полотнищами накидок не обнаружилось – всего лишь две женщины. Одна высокая, крепенькая, крупногрудая и светловолосая, типичная северянка, а вторая маленькая, тоненькая, как былинка, очень гибкая, длиннокосая, её волосы в темноте казались рыже-чёрными, а на свету – русо-золотыми. Именно она, похоже, замёрзла более всех, кроме того, была мертвенно бледна, словно после недавней потери крови, даже не дрожала, как первая, просто молча стояла и смотрела в никуда огромными глазами со странным, непривычным разрезом. Купцу пришлось лишний раз толкнуть её в спину, чтоб она поняла и протянула к огню маленькие белые детские руки.

Сорглан опустился в массивное кресло, поставленное напротив сидения хозяйки, жестом предложил гостю занять место на ближайшей скамье. Жена лорда – почтенная, дородная, хоть и невысокая, ещё довольно красивая женщина, многозначительно кивнула одной из служанок на торговца, замёрзших девушек и двоих спутников купца, которые последовали за ним с тюками. Служанка послушно поднялась, убежала и через некоторое время вернулась с подносом, где стояли миски, полные тёплой кашей с салом, раздала их и исчезла вновь – наверное, позаботиться об остальных гостях.

– Поздорову ли, почтенный торговец? – вежливо осведомился Сорглан. – Хороша ли торговля, хорош ли путь?

– Благодарение Богам, – степенно ответил купец. – Меня зовут Агильс, я направляюсь из Бивары в Минухольм, хозяину которого обещал кое-какие товары и вот ту рабыню, светленькую. Невольница хорошего рода, и потому с ней много проблем. Кроме того, я везу много товаров для Адильхеймского рынка. В основном это красивые вещицы, которые наверняка заинтересуют вашу благородную супругу. Позвольте развернуть?

– Да, – Сорглан обернулся к жене. – Алклета, милая, подойди сюда, чтоб гостю было удобно.

– Благодарю, – заулыбался Агильс и начал развязывать тюки. Оттуда сначала были извлечены драгоценные украшения – мужские и женские, ожерелья, бармы, браслеты, кольца, гривны, несколько диадем, подвески, серьги, колты, пояса и бляшки с дырочками, чтоб пришивать на одежду. Затем появились мотки кружев, тесьмы, множество мелочей вроде шпилек или иголок и, наконец, главные сокровища – ткани. Не простые гладкие или даже браные плотные материи, которые здесь ткали в каждом доме, а драгоценные – шелка, бархат, отрезы парчи, да такой, какой тут прежде и не видывали, ткани, которым женщины Свёерхольма и названия-то не знали. Они искрились, красиво переливались на свету, были приятны наощупь, и леди Алклета, прижав одну такую ткань к груди, растерянно оглянулась на мужа. Этот взгляд удивительно омолодил её, она стала похожа на юную новобрачную, ещё толком не знающую, можно ли просить у супруга столь дорогой подарок, или лучше не стоит. Сорглан ответил ей сдержанной, глубоко ласковой улыбкой.