Загадочные события во Франчесе

Тетя Лин продолжала свой неторопливый монолог, пока они ели третье, но Роберт перестал ее слушать, думая о странных событиях во Франчесе. Он вернулся к окружающей его действительности, только когда они встали из-за стола и перешли в гостиную пить кофе.

— Он так украшает, а служанки не хотят этого признавать, — услышал он голос тети Лин.

— Вы о чем?

— О фартуке. Она служила горничной во дворце и носила такой прелестный фартучек с кружевами. Он ей так шел! Кстати, а во Франчесе есть горничная? Нет? Ничего удивительного. Одну они чуть не уморили голодом. Давали ей…

— Тетя Лин, хватит!

— Честное слово. На завтрак ей давали засохшие края тостов. Потом сами ели молочный пудинг…

Роберт не стал дослушивать, как бессовестно Шарпам удавалось экономить на молочном пудинге. Хотя он съел хороший ужин, его вдруг охватила усталость, и у него испортилось настроение. Если его добрая, хотя и недалекая, тетя Лин повторяет эту чушь, то что же станут говорить милфордские сплетники, когда у них действительно появится пища для пересудов!

— Да, к вопросу о служанках — сахарный песок кончился, дорогой, придется тебе сегодня пить кофе с пиленым — так к вопросу о служанках: девчонка, которая служит у Карли, беременна.

— От кого?

— От Артура Уоллиса, бармена в «Белом олене».

— Что? Еще одна!

— Да. Это уже не смешно. И почему он не женится, понять не могу. Это ему обошлось бы дешевле.

Но Роберт не слушал. Мысленно он был в гостиной Франчеса и слушал, как Марион посмеивается над ограниченностью его юридического мышления в гостиной, где стоит потертая мебель, где на стульях навалены самые разнообразные предметы, и никто их не убирает.

И где, вдруг ему пришло в голову, никто не бегает за ним с пепельницей.

5

Прошло больше недели. И вот однажды в кабинет Роберта Блэра просунулась седая голова мистера Хезелтайна: его хочет видеть инспектор Хэллем, который сидит в конторе.

Комната с другой стороны коридора, где над клерками правил мистер Хезелтайн, называлась конторой, в отличие от кабинета Роберта и маленькой комнатки позади него, где помещался Невиль Беннет, хотя последние, несмотря на ковры и мебель красного дерева, тоже были, несомненно, помещениями конторского типа. Была у них и официальная приемная, такая же маленькая, как комнатка Беннета, но клиенты фирмы не любили там ждать, а обычно проходили в «контору» и в ожидании, когда Роберт сможет их принять, болтали там с мистером Хезелтайном и клерками. А маленькую «приемную» давно уже захватила мисс Тафф и поставила там свою машинку. Здесь ей никто не мешал перепечатывать письма — ни посетители, ни вечно шмыгающий носом мальчик-посыльный.

Мистер Хезелтайн пошел за инспектором, и Роберт вдруг с удивлением почувствовал, что волнуется. Последний раз он так волновался в молодости, подходя к доске, на которой были вывешены результаты экзаменов. Неужели ему так наскучила безмятежная жизнь, что он готов принять близко к сердцу беду почти незнакомых людей? Или дело в том, что всю эту неделю он думает о Франчесе, и мать и дочь Шарп перестали быть для него незнакомыми людьми?

Роберт приготовился услышать от Хэллема худшее, однако тот, тщательно подбирая слова, лишь проинформировал его, что Скотланд Ярд пока не собирается передавать дело в суд. Роберт заметил слово «пока» и сразу понял его смысл: они не закрыли дело — Ярд вообще никогда не закрывает нераскрытые дела — они просто потихоньку продолжают расследование.

Мысль о том, что Скотланд Ярд потихоньку «копает» под Шарпов, была малоутешительна.

— Значит, они ищут свидетелей, которые бы подтвердили слова мисс Кейн? — сказал он.

— Им не удалось найти водителя грузовика, который подвез ее до дома.

— Здесь нет ничего удивительного.

— Разумеется. Признавшись, что он кого-то подвез, водитель рискует потерять работу. Это категорически запрещено. А когда к тому же речь идет о девушке, с которой случилась какая-то неприятность, и когда делом интересуется полиция, ни один здравомыслящий человек даже не признается, что он ее видел. — Хэллем взял предложенную Робертом сигарету. — Без водителя или другого надежного свидетеля Скотланд Ярд ничего не сможет предпринять.

— Это верно, — согласился Роберт. — А что вы о ней думаете?

— О девочке? Не знаю. Симпатичная девочка. Не вижу, зачем бы ей врать. Похожа на моих дочек.

«Вот так же будут рассуждать и другие, если дело дойдет до суда, — подумал Роберт. — Каждому порядочному человеку эта девочка будет напоминать собственную дочку. И не потому, что она сирота, а именно потому, что она — из хорошей семьи. Приличное школьное пальтецо, скромная прическа, молодое личико без следов косметики с такими умилительными впадинками под скулами, широко расставленные искренние глаза — прокурор может только мечтать о такой свидетельнице обвинения».

— Девочка как девочка — продолжал Хэллем. — Никто о ней не сказал худого слова.

— Значит, цвет глаз для вас не играет роли? — спросил Роберт, мысленно разглядывая Бетти Кейн и не особенно задумываясь о своих словах.

— Ха! Еще как играет, — к его удивлению ответил Хэллем. — Когда я вижу человека с младенчески голубыми глазами, я заранее знаю, что он преступник. Такие люди горазды выдумывать убедительные сказки. — Хэллем выпустил изо рта дым. — Они и перед убийством не остановятся, хотя мне не так уж много приходилось встречать убийц.

— Страшное дело, — сказал Роберт. — Придется держаться подальше от людей с младенчески голубыми глазами.

Хэллем широко улыбнулся.

— Главное — подальше держите от них бумажник. Все эти голубоглазые лгут только для того, чтобы выманить у вас деньги. Вот когда такой человек совсем запутается в своих хитросплетениях — тогда он может и убить. А настоящего убийцу можно узнать не по цвету глаз, а по тому, как они у него посажены.

— Посажены?

— Ну да. Они посажены по-разному. Один смотрит так, а другой — этак, точно они принадлежат разным людям.

— Вы же говорите, что мало имели дело с убийцами.

— Мало. Но я изучал дела об убийствах и рассматривал фотографии. Удивляюсь, почему ни в одном криминальном исследовании не упоминается форма глаз у убийц. У них почти всегда разные глаза.

— Значит, это ваша собственная теория?

— Да, результат моих наблюдений. Советую вам тоже обратить на это внимание. Я уже начал специально высматривать такие глаза.

— Прямо на улице?

— Ну нет, до этого я еще не дошел. Но когда где-то совершается убийство, я жду, когда напечатают фотографию убийцы. А увидев ее, думаю: «Ну вот! Что я вам говорил!»

— А если на фотографии глаза одинаковые?

— В таком случае можно поручиться, что человек совершил убийство случайно, — что при соответствующих обстоятельствах может случиться с любым из нас.

— А если вам попадается на глаза фотография, на которой достопочтенный викарий Нижнего Дубльтона принимает поздравления от благодарных прихожан по поводу пятидесятилетия безупречной службы, и вы видите, что у него по-разному посажены глаза — тогда как вы это себе объясняете?

— Я прихожу к заключению, что у него любящая жена, послушные дети, что он получает достаточное для своих нужд жалованье, не принимает участия в политике, и прихожане не мешают ему читать такие проповеди, какие ему хочется. То есть, у него ни разу не возникла необходимость кого-нибудь убить.