Загорелись в небе звёзды

Нам часто так не хватает слов

D

Чтоб петь о чем-то простом.

G F#7 Em7

Наша память забита листками телефонных книжек.

Bm Dm6

Смотри, за окном бродит ветер,

Am F#o

Он будет дуть вечно, он спросит таких же, как мы:

G6 F#7 Em7 F#7

Подумай, достойно ль тебя, все чего ты хочешь.

Bm

Мы видели иней, мы трогали лед,

A G

Мы ловили снежинки губами, мы слышали вьюгу,

И это была не жизнь,

D

Это был только танец предвещения жизни.

G

Это были горящие от радости окна,

F#7 Em7 G6 F#7

Это был снег, мы дарили его друг другу.

Bm

Это звезды стали точно как надо,

A

И мы лежали в мягких сугробах,

G

И кошки в кустах смотрели на нас,

D

И думали, что мы наверно свихнулись,

G F#7

Но мы в эту ночь видели лучше, чем кошки,

Em7 G6 F#7

Мы раздавали себя друг другу.

***

Было лето,

прекрасное южное лето,

небо было фиолетовое,

звезды огромные,

воздух душистый и густой, как масло,

каштаны, платаны,

печёные баклажаны,

короткие дожди как из душа,

на глазах испаряющиеся лужи,

и на сцене Юноша небесной красоты с гитарой

поёт самую романтичную песню на свете:

Em C

Загорелись в небе звезды,

G Em

Ты прости, что я так поздно, просто дождь.

C

Я снова пропадаю,

G Em

Так в дождях теряюсь – не найдешь.

Am

Я люблю этот город, когда

G Em

К земле прибивает вода пыль.

Am

Я люблю это время, когда

G D, Em

Рвёт на части тоска, а сны словно быль.

Что нам скажет эта осень?

Пригласит или попросит выйти вон?

Кружит листопада вьюга,

Потеряли мы друг друга под дождём.

Швыряя золото ногами,

Вверх, в небо с облаками мы идём.

Мы с тобой когда-то к цели

Шли, да видимо не тем путем.

С

Мы идем по желтым листьям,

D

Разгребая сгустки мрака,

G

И потрепанная осень,

Em

Как бродячая собака

Am B7

Воет ветром на чихающее лето.

Я забыл про все что было,

Даже то, что было мило, просто дождь

Нарисованные цветы на асфальте

Смыл и унес потоком в ночь.

Я не знаю чего будет,

Будет плохо – Бог рассудит нас с тобой,

И мы станем как обычно

Строить по кирпичику покой.

– Спасибо за понимание.

Сама песня, голос, интонации, жесты, мимика, поза, такой сексуальный тазобедренный изгиб, джинсы, рубашка, длинные волосы, очки действовали на Тасю гораздо эффективнее, чем хвосты павлинов на павлиних. Весь остальной мир перестал для неё существовать. На всей планете остались только она, Агей и его песня.

– А давайте пойдём к Агею, – сказал кто-то, и только в этот момент Тася поняла, что выступление давно закончилось, и Агей стоит рядом и как-то странно на неё смотрит.

– Ты же не против, Агей?

– Ну нет, я не против, идём. Ты идёшь с нами? – неожиданно для Таси обернулся он к ней.

Тасин мозг, загипнотизированный его взглядом, из последних сил попытался изобразить нечто вразумительное:

– Эээ, – мотает головой, кивает головой, – дааа…, нееееет, не знаю.

– Понятно, идёшь.

Тут даже Тасин несчастный мозг возмутился:

–Что?!

– Молчи, дура, – шикнули на него гены и льстиво улыбаясь сказали:

– Конечно, иду.

– Ну, вообще, – подумала Тася, – да, да, да я знаю, это моё слово паразит.

У Агея дома Тасе стало так хорошо от того, что она его видит, и видит, и видит, и видит, и видит, и видит, что в какой-то момент у неё случился передоз, и ей пришлось буквально выползти по стеночке из квартиры в подъезд, чтобы не грохнуться в обморок на глазах у изумленной публики. Агей проводил Тасю заинтригованным взглядом, молча налил всем присутствующим вина, раздал по сигарете и удалился по-английски за Тасей. Все присутствующие синхронно, как котята из роликов, затянувшись, молча проводили Агея заинтригованными взглядами.

Тася стояла у открытого окна и курила, пытаясь прийти в себя. Агей подошёл сзади и обнял ее за талию:

– Ты почему сбежала?

И не дожидаясь ответа, поцеловал ее. У Таси, естественно, подкосились ноги, закружилась голова, и она рефлекторно покрепче вцепилась в Агея, а он, расценив это как положительное подкрепление, радостно прижал её покрепче к себе. Пришла в себя, называется. Так они целовались совершенно неизвестное количество времени, целую вечность, эоны галактик образовались и взорвались, а Тася с Агеем все целовались.

– А ты сексуальная особа.

***

Тася была так сильно влюблена в Агея, что в его присутствии не соображала абсолютно ничего, ее физиология отключала в ней всё лишнее, и настойчиво требовала от неё только одного, любой ценой, всеми правдами и неправдами заняться с ним сексом. Для этой единственной важной цели в жизни любого организма, мозг оглушал Тасю немыслимым количеством до- фамина ну и т.д. по списку, подсаживая её на Агея. И стоило Тасе ненароком подумать об Агее, не говоря уже про увидеть его, как она испытывала такой приход, что кокаин, метамфетамин, лсд и экстези вместе взятые казались безобидными плацебо. Но ломки были страшными, она не могла ничего делать, ни о чем думать, в ней очень трудно было заподозрить круглую отличницу, командира звёздочки, председателя совета отряда, старосту, девочку с математическими способностями.

Она была похожа на идиотку и могла связать только два слова «Агей» и … «Агей». Иногда она, т. е. какая-то часть её сознания, пыталась робко сопротивляться нейромедиаторному фейерверку, и говорила себе:

– Он старше, я ничего о нем не знаю и ничего не могу понять в нём.

– Агей, – отвечали Тасины гены, постукивая лапкой,

– А ещё …

– Агей, – перебивали гены, – Агей, Агей, Агей, поняла?!

– Поняла,– вздыхала Тася.

– Он лучший, он такой хороший, он то, что тебе нужно, он и есть смысл и цель твоей жизни, – капризно ныли они.