Заговаривай

а любой, кто посмеет сказать ей наперекор,

остается раздавленной крысой под каблуком.

Он влюбился без таинств в ночи и ее волшбы,

появился, как будто всегда прежде рядом был,

и сдавалось сердечко ведьмино день за днем,

и сгорало оно впервые иным огнем.

Но недолго любить колдуньям отведено,

и зависимость встала тогда вкруг нее стеной,

не давала прогнать, не давала себя спасти,

не позволила трав, что отравят его, растить.

Он тогда получил корону, да не одну,

с силой ведьмы сумел себе отвоевать страну.

Замок, кони, борзые, двор полон ретивых слуг…

Сердце, прежде любившее искренней всех, ко злу

обернулось и стало портить его, как яд,

стал холодным горевший от страсти когда-то взгляд,

а объятья, как камень. Но с ведьмой держался тих,

и она без оглядки любила за них двоих.

Ему ведьма прощала измены, была глупа,

уходила, когда он велел ей вдруг с глаз ступать,

все приказы за просьбы ласковые любви

принимала, и все равно ей: крушить, губить —

все для нежного чувства было траве дождем.

Но однажды все изменилось прекрасным днем.

Долетел в замок слух, принесенный одним слугой,

что хозяин-король держит ведьму стальной рукой,

и она ему рада прислуживать-угождать,

у нее, мол, сильнее в нем, чем у него, нужда —

так елозит и ластится, счастливая под замком.

А любовь? Не поклялся б король ведьме в твердом уме в таком!

Просто был похитрей и сам ведьму околдовал,

взгляд его васильковый на шею хомутом стал,

и, куда б ни ушла, возвращается. Вот трофей!

И слова эти были, как град молодой траве,

и слова эти были яд, он очистил ум.

И придумала ведьма месть, да и не одну.

Что любовной истории лучше? Сказочка о зле.

Пусть затопит все царство преданной ведьмы гнев!

Не бывает у ведьмы счастье простым, земным,

счастье в ведьминой жизни с иным счастьем не равны.

И не манят с тех пор ведьм глаз чьих-то васильки,

не спешат ведьмы в эти снова попасть силки.

Знай живут на отшибе: над красной трубой дымок,

кот, другими нелюбый, раз черный, играет лежит у ног,

ворон – птица с погоста другим – им болтун-сосед.

И не знают с тех пор ведьмы зла и бед,

ни объятий железных дев, ни сапог стальных.

Не идут на войну больше ведьмы ради чужих

лживых черных сердец. А что пусто в груди своей,

это плата пустячная. Ну да и черт бы с ней!

К ведьме сунешься если, то жабой рискуешь стать —

пусть такая история ходит из уст в уста.

Говорила, что каюсь

Говорила, что каюсь, с ладоней смывая кровь,

говорила, что святость – тот храм, куда я иду.

Все, что делала, – мимо, меня не хотел мой князь,

потому что несла лишь разруху, несла ему лишь беду.

Колдовала над мертвыми, силы его гася,

ворожила над девками – бегали от него.

На пруду белой парой все плавали птицы две,

а потом мертвым лебедь нашелся у берегов,

и тогда поняла: это знак мне, что на убой

увожу что люблю. И решила с тех пор: не тронь,

моя сила, жалей, уходи, обойди его!

Только сто долгих дней меня держат в сетях погонь.

Не живется ему одному там, так он привык,

что, как кошка, ластится и трется у ног беда.

То не я его к смерти толкала рукой своей,

от крови моей собственной стала красна вода.

До зимы пара слов твоих

До зимы пара слов твоих, льющих в меня мороз.

Посмотри на серебяность страшную этих кос,

что вчера еще вниз по ключицам стекали, как черный шелк.

Побелели в тот миг, когда ты на рассвет ушел.

Когда несколько слов медяками – Иуда кто? —

раскидал по подушке не дрогнувшею рукой,

когда жар к утру льдами растекся по простыне.

Я тяну к тебе руку, ты тянешься не ко мне.

Льдистость глаз мой народ восхвалил бы, я ж жду беды:

в этом взгляде усталом прозрачности нет воды,

лишь застывшая, словно муха под янтарем,

та, вчерашняя я, что в тебе обретала дом.

Сейчас выгнана прочь, как собака на старость лет.

Не сравнить косы с снегом, на свете такого нет

снега белого, глаза разрезал, слепя чтоб, лучом с небес.

Я проснулась седая, потому что проснулась без

согревающих в уголь, струящийся по плечам,

рук спасителя, демона, ангела, палача.

Он ушел, распахнув двери настежь, и в комнате холод-бог

забирает из тела ненужный последний вдох.

То ли прочь, то ли рядом

То ли прочь, то ли рядом: обнежить, окольцевать.

Я тебе и жена, и сестра, и возлюбленная, и мать,

и луна, и тропа сквозь дремучий и мрачный лес.

Я тебе стану лестницей, выросшей до небес,

над ущельем мостом, и драккаром – плыть по морям.

Я – костры, что для путника в стылой ночи горят,

и камин в теплом доме, и пух для твоих перин.

Говорю: все, что хочешь проси у меня, бери!

Но уходит в ночи голодный, холодный, злой,

лишь бы не было все вокруг ему только мной,

лучше горя на долю. Любовь моя – волчья сыть.

Ни со мною,

ни рядом,

ни вместе

не быть.

Не