Заговор богов
Шрифт:
Любой другой человек непременно бы купился: забыл бы о смерти, которую посылал ему «отец», о боли, о лишении Силы. Отбросил бы неприятные воспоминания, как отряхивают с обуви грязь пред сияющим дворцом могущественного правителя, и возгордился бы. Еще бы! Лишь избранные удостаиваются приглашения. И рассыпался бы в благодарностях. И стал бы абсолютно счастлив. Рус же не выразил ничего. Ни один мускул на его лице не дрогнул.
– Гы-ы! – снова идиотски, совершенно по-дикарски усмехнулся Френом, оправдывая свой образ. Блистательный замок, невольно возникший даже в Русовом воображении, сразу померк. – Не кичись своей глупостью, – добавил отчим, но, вопреки ворчливой строгости этих слов, пустил в пасынка Силу. Всю, разом.
Рус задохнулся, оглох, онемел, отупел
– Хо-хо-хо!.. – раскатисто хохотнул дикарь и вернул голову Руса на место. Правда, «сынок», пребывавший в нирване, этого должным образом не оценил. Хотя заметил. – Как любят выражаться в твоем безбожном мире: «Почувствуйте разницу!» Никогда не понимал идиотизма называть друг друга во множественном числе. Не хочешь объяснить зачем?
За время короткого божественного монолога Рус успел полностью «прийти в себя», что бог, разумеется, видел.
– А черт его знает… – промямлил пасынок, трогая руками шею и осторожно вертя головой.
– Наконец-то! – ухмыльнулся Френом. – Вы изволили нарушить обет молчания, сударь, так поясните, почему вас много? Только что да, вас было как бы двое.
– Да иди ты! Сам прекрасно знаешь! Не коси под дурочку.
– Гы-ы… Да откуда же мне, жалкой дикарке, разбираться в ваших цивилизованных мудростях? – И заросшая массивная мускулистая фигура, сравнимая с много лет не бритым располневшим культуристом, одетая в перекинутую через плечо звериную шкуру, скрывающую левую половину накачанной груди и ноги до середины бедра, выполнила изящный дамский реверанс. Будь Рус в ином настроении, то непременно бы рассмеялся. Но задал глупый вопрос:
– А почему я раньше вкус Силы не замечал?
Бог скривился, как от зубной боли. Весь его облик выражал смесь удивления с презрением. Рус заторопился и поинтересовался о более важном:
– И почему ты имена Богов не называешь? Раньше, помню, не стеснялся… – Мгновенно очутившись рядом, Френом сгреб «пасынка» за грудки и поднял над землей. Рус от неожиданности заткнулся и выдержал пристальный взгляд, зовущий в невообразимую глубину.
– Ты же сейчас даже Слов не видишь, глупец! А лезешь в мои дела, будто ровня мне. Будто не променял ты свою божественность на жалкое земное существование. Тебя снова убить?
«Точно! Слова не вижу, – очнулся Рус. – А ведь после «Ссоры» всегда их замечал!!! А как же «универсальная защита»?!» Сунул ладонь за оттопыренные куртку и свитер и похолодел. Амулета не было.
– Нет, сынку. Пожалуй, скорее меня от твоей потешности разорвет, чем я тебя угроблю. – С этими словами Френом поставил парня на место. – Об именах сам догадаешься и не вздумай здесь и сейчас проорать хоть одно. – Пасынок с готовностью кивнул.
– Твое тело распылено по Силе, забудь о своем карманном Слове, – проговорил Френом как бы между делом, словно отмахиваясь от мухи. – Ну и мозги достались этой Воле! – воскликнул, сожалея. Вроде как в сердцах посетовал. Как настоящий любящий родитель – с долею шутки и оттенком гордости.
– Хорошо, преподам тебе еще один урок, хотя, видят боги, как не люблю я это дело!
«Ага, папаша, так я тебе и поверил. Ты целое «Завещание» этрускам надиктовал и учить, оказывается, не любишь?» – мысленно усмехнулся Рус.
– Когда-то прыткий бог Торговли, сам Силу не имеющий, составил контрабандистам структуру «носителя Силы». Эффект от него поменьше, чем я тебе счастье устроил, но и его хватает для привыкания. Ох, как он теперь веселится! Тебя-то не манит? – Рус честно к себе прислушался и отрицательно помотал головой, боясь словами прервать очередную порцию откровений. А Френом возобновил речь на середине Русова «прислушивания», не дожидаясь от человека ответа, словно заранее его знал. Да точно знал, без всяких «словно»! – Так тот бог… заметь, я не называю
Имени, «ибо: Имеющий Имя, да услышит!», а оно нам надо?Френом ответил цитатой из собственного «Завещания», и только сейчас Рус заметил схожесть этих слов со слышанной на Земле фразой, имеющей вроде другой смысл, явно не божественную «прослушку».
– А бог Торговли, только между нами, болтун редкостный. Он контрабандистам многое говорил, все тяжкие последствия в красках расписал. Людишки тогда от души хохотали, не поверили. Теперь пачками мрут. Все боги, – выделил слово «все», – никогда не лгут смертным. Вижу твое возмущение и повторю: никогда! Между собой мы можем врать сколько угодно, а разумных можем запутать правдой, умолчать, недоговорить, оставив самого разбираться в смыслах, или – пошутить. Но так, чтобы человечек мог легко догадаться о шутке. Паучиха – не шутила. Что побледнел? Если ты о закрытости своего внутреннего мирка печешься, так это зря. В него никто без приглашения не попадет. Просто я тебя насквозь вижу, мы с тобой Духами связаны. Понимаю не всегда – сознаюсь. Величайшая так же тебя читает, из-за посвящения.
– А? – У Руса от предчувствия пальцы похолодели: «Неужели Лоос…»
– Она – нет. Ты все нити из себя выдрал. Да и Сила у нее теперь иная, – успокоил его Френом.
– Ну… так… – Какая-то мутная глобальная мысль мешала человеку четко изложить очередной вопрос.
– Нет, Рус, – твердо сказал Френом. – Без нее мы потеряем тысячи, если не миллионы нерожденных вкусных сильных душ. Один твой сын того не стоит.
Примерно такая мысль, оказывается, и мешала Русу сосредоточиться. Мозги наконец просветлели:
– Да к черту саму тварь! Мне бы узнать, где сейчас Гнатик!
– Сын. Я – не старушка, плетущая нити судеб, но и моих скромных способностей хватает на то, чтобы подсмотреть его жизнь. В ней нет вмешательства Богов, кроме паучихи, и сразу добавлю: рано оборвется нить или поздно – я тебе не скажу. – И замолчал. Божественным непробиваемым молчанием.
Рус на секунду оскалился. Сомкнул губы. В его глазах читалась пустота. Давно он не чувствовал себя таким разбитым, потерянным, неуверенным. Если бы в данный момент бывшего землянина переехал каток, он не заметил бы разницы. Френом стоял рядом, скрестив руки. Его взор лучился добротой, состраданием и даже любовью к «заблудшему сыну». Будто не он совсем недавно убивал собственного пасынка. Даже небо его чертогов, оставаясь красным, перестало казаться кровавым. И земля не жгла, а только грела. И Бог, словно подчиняясь общему умиротворению, счел своим долгом раскрыть сокровенное.
– Хочу тебя успокоить, сынок, – нежно вымолвил он. – Ни Справедливый, ни Величайшая о нашей встрече не узнают, не переживай. – В другой момент Рус бы возмутился – как раз об этом, о раскрытии несуществующего заговора, он меньше всего волновался. Но сейчас речь отчима воспринималась безразлично. – Я скрою от них эту страницу твоей книги жизни. И если ты сам будешь держать язык за зубами, то никто не проведает о нашей тайне. Со своей стороны, я, искренне уважая тебя, сынок, – дикарь ободряюще положил свою массивную руку на плечо цивилизованного человека, да так легко, что Рус не почувствовал веса, – не стану допытываться о твоем личном секрете. Пусть он пребудет с тобой вечно.
Рус с трудом разбирал, о чем вещал «отчим». То, что Френом говорил правду, – понимал, и в то же время сведения, выдаваемые им за «сокровенные знания», на таковые никак не тянули. Бог в очередной раз развлекался.
«Вот черт заросший, – безразлично подумалось Русу. – А еще Меркурия болтуном обзывал. Здесь папочка мне в бошку залезть не может (а он что, сейчас не знает? Или Рус не с Френомом говорит?), но как только вернусь домой, то «прочитает» меня сразу и поймет, где моя душа болталась после смерти. Или нет? Так, может, из-за этого он меня и оставляет живым?! – Душа человека встрепенулась, и всю хандру смыло напрочь. – Тьфу, совсем запутался. Погодь, Владимир! А сам-то ты как разберешь, где проторчал целую вечность?! Ну, папочка, ну ты…»