Заговор призраков

Раздвинутый бархатный полог окаймлял просторную кровать, на которой возлежал Чарльз, одиннадцатый граф Линден. Он оказался совсем не таким, каким представляла его Агнесс. Красивый мальчик, крепыш, с нежной белой кожей и спутанными со сна пепельными кудрями. Яркий рот, по-детски пухлый, и упрямый подбородок. Выглядел Чарльз юным, но на роль младшего братца никак не годился. Слишком насмешливым и как будто даже циничным показался взгляд его голубых глаз, опушенных длинными ресницами и окруженных глубокими тенями. И хотя при виде дяди на щеках у Чарльза вспыхнули алые пятна – не то стыда, не то гнева, – он был бледен и выглядел утомленным. Да и не удивительно: он проводил время в развлечениях, которые не могли не оставить следов…

Рядом с Чарльзом, повернувшись на бок, лежала дама. Постарше его, с весьма внушительными формами и – нарумяненными щеками! Точно. С левой щеки румянец почти стерся, да и на правой он имел слишком четкие края и не слишком естественную форму. И глаза тоже подведены. Дама конечно же была не дамой, а падшей женщиной… Агнесс тихонько ахнула, одновременно от ужаса и восторга. Это было приключение посерьезнее волшебного перелета в Лондон!

Падшая зевнула, прикрывая рот правой рукой, а левой придерживая на груди одеяло, но не от стыда, а сберегая накопленное за ночь тепло.

– Нет, петушок мой, так мы не договаривались, – пожурила она мальчика, который отодвинулся подальше и посмотрел на нее с нескрываемым омерзением. – Белых воротничков я обслуживать не намерена. Они все блажные. Все-то вам с вывертом подавай, – упрекнула она мистера Линдена. – Но ежели вы охочи до строгостей, сэр, за этим к матушке Беркли на Шарлотт-стрит, двадцать восемь. У ней особый станок имеется. – Наконец она заприметила Агнесс, и карминовая улыбка вновь налилась сладостью. – А! Ну, это еще куда ни шло. Только дайте слово, что будете просто смотреть, пока мы с ней…

– Вон, – тихо приказал мистер Линден, но женщина не шевельнулась, лишь вопросительно взглянула на Чарльза.

– Делай, что велит мой дядя! – прикрикнул на нее мальчик.

– С тебя один фунт, утеночек.

– Нашла дурака! Я заплатил гинею вперед.

– Заплатил-то ты заплатил, петушок, да только не за то, чем я тебе услужила. За такое с тебя отдельно причитается… а то ведь расскажу дядюшке, как мы с тобой ночку провели.

– Если не расскажешь, я заплачу тебе вдвойне, – прервал ее мистер Линден, доставая кошелек.

– Как есть блажные, – хихикнула женщина, радуясь, что ее мнение о клире подтвердилось.

– Агнесс, ты бы не могла оставить нас, пока мы не разрешим это маленькое недоразумение? Но если ты желаешь, чтобы Чарльз и дальше мучился стыдом, то останься. Нет таких мучений, которые он не заслужил.

– Я подожду в прихожей!

Она плотно закрыла за собой дверь, не желая слушать продолжение торга, но присмотрелась к замочной скважине. Оттуда пока что не летели хлопья снега, и это обнадеживало. Не выпуская дверь из виду, Агнесс попятилась и присела на узкий столик у стены, на котором покоился чей-то цилиндр. Столик заскрипел и прогнулся. Что за диво? Пошатав его за ножку, Агнесс пришла к выводу, что изготовлен он был из фанеры, покрытой густым слоем красного лака. Послюнявив палец, потрогала зеленые обои – тоже не шелковые, а бумажные, – и на коже остался грязный след. Попробовала на язык – сладко. Краска с примесью мышьяка.

Вот так квартира! И за нее просят почти пять гиней в неделю? Кузен попался на крючок хитрому дельцу.

Тем временем переговоры завершились, и из спальни, покачивая бедрами, выплыла публичная женщина. Агнесс отвела глаза, чтобы не видеть, как она заталкивает монеты в необъятное декольте. Каково же было ее удивление, когда прелюбодейка, одернув алое, украшенное желтыми фестонами платье, посмела обратиться к ней:

– Ты откудова будешь, дитятко?

– Из Йоркшира, – пискнула Агнесс, вжимаясь в отравленные обои.

– То-то я тебя не узнаю. Небось недавно в ремесло пошла? – бесстыжая улыбнулась, явив отсутствие двух нижних зубов. – Видок у тебя, по правде сказать, простецкий. Ну, так мой тебе совет – держись от белошеих подальше. Короче, когда он попытается связать тебе руки своим шарфом, вот тогда ты, уточка, швыряешь в него ночной горшок и драпаешь через три ступени, хоть и в чем мать родила.

Агнесс смотрела прямо перед собой.

– И платье-то смени, горе луковое, в глазах от него рябит. Цветочков на тебе больше, чем в оранжерее Кью. Только садовник и позарится, – хрюкнула от смеха развратница.

Запах ее пачулей еще не успел выветриться, когда в прихожую вошел мистер Линден. С отсутствующим видом он терзал белый пасторский шарф, что свидетельствовало о расстроенных чувствах.

– Надеюсь, эта женщина ничего тебе не сказала? Я приказал ей с тобой не заговаривать.

– Она ушла спокойно, – отважно солгала девушка.

– Я виноват, Агнесс. Я так перед тобой виноват. Ты не должна была увидеть ту сцену.

Бедный Джеймс! Он ведь так и не узнал, какой страшный сон приснился ей в День Иоанна Крестителя. В его глазах она по-прежнему неискушенное дитя.

– Я повидала слишком много привидений, чтобы лишиться покоя из-за какой-то там размалеванной особы. Хотя не скрою, встреча с ней была мне неприятна. Но пройдет несколько дней, и я ее позабуду.

– А давай-ка сотрем ее из твоей памяти еще быстрее, – сказал Джеймс и торопливо уточнил: – Нет, вовсе нет! Я так даже не умею. – Разжав ее кулачок, он начал выкладывать ей на ладонь монету за монетой. – Пройдись по магазинам и купи, что душа пожелает. И пусть вид красивых вещей очистит твой взор от увиденной мерзости.

Эта идея показалась ей удачной, а то, что опекун отсыпал ей шиллингов, ничуть не смутило Агнесс. Пора привыкать. Скоро он будет давать ей деньги на хозяйство.

– Пожалуйста, не наказывайте кузена слишком строго, – попросила она, рассовывая монеты по карманам.

– Посмотрим, – только и сказал Джеймс, вмиг помрачнев.

4

Портье по-прежнему спал, и Агнесс незамеченной вышла в переулок, откуда затем свернула на какую-то широкую улицу – не иначе как Риджент-стрит. В полумгле белели классические фасады домов, таких высоких, какие она никогда прежде не видела. Казалось, она стоит на сцене древнеримского амфитеатра и смотрит вверх. Величие портил только запах навоза и гниющего мусора, но нет такого зловония, которое не заглушили бы нюхательные соли.

Агнесс покрутила головой, чувствуя, как мерзнут уши. Да, капор тоже придется купить. Но куда пойти в первую очередь?

По правую руку от нее расположился тот самый «Траурный склад Джея и Ко». Рассмотрев хорошенько его витрину, Агнесс поневоле содрогнулась. По сравнению с лавкой гробовщика в Линден-эбби, чьим украшением служил гробик с восковым младенцем, лондонский магазин казался пиршеством смерти. За стеклом громоздились надгробия и обелиски всех размеров и форм – погасшие факелы, обломки колонн и целый сонм ангелов на любой вкус и кошелек.