Заговор против мира. Кто развязал Первую мировую войну
Шрифт:
Если бросить взгляд на год нашей подготовительной работы, то нельзя не назвать ее успешной. Сформировалась новая организация из центрального кружка, который всем заведывал, боевых групп и значительного контингента лиц, которые оказывали свое содействие и услуги. Денежные средства стали притекать к нам в более значительных размерах» [178] .
Отметим определенные неточности и противоречия в этом связном рассказе.
Широкие круги студенчества если и были заинтересованы деятельностью начинающих террористов, то совсем не ею как таковой, а различными материальными (касса взаимопомощи, кухмистерская и прочее) и интеллектуальными приманками (типа кружка Новорусского); это был только пруд, где подкармливали потенциальных жертв ловцов человеков. Круг заинтересованных и действительно посвященных расширялся совсем не внутри демократического студенчества,
178
Там же, с. 38, 40.
Но не была забыта и идеологическая сторона: террористическое выступление должно было оправдываться некоторой политической программой:
«Ульянов взялся формулировать наши положения и составить текст программы нашей фракции. /.../
Ульянов раздобыл шрифт и типографские принадлежности и взялся вместе со своими помощниками напечатать эту программу. Так как мы торопились, то прежде чем найти квартиру для помещения постоянной типографии, мы решились временно воспользоваться каким-либо удобным помещением, и я просил [Бронислава] Пилсудского позволить Ульянову поработать в его квартире, какая для нашей цели была удобна, Пилсудский согласился, и Ульянов со своими помощниками занялся набором шрифта. /.../
Мы ориентировались в положении вещей. Для нас было ясным, что капиталистический строй есть шаг вперед по сравнению с тем, что есть, и что революционное движение вскоре примет более мирный социал-демократический характер. Когда эти мысли передавались стуком в Шлиссельбурге старым народовольцам, то они выслушивали их с любопытством, но не без скептицизма» [179] .
Последняя сентенция подтверждает, что молодые революционеры вполне понимали бессмысленность террора: если старые народовольцы надеялись (по крайней мере – в своих идеологических опусах) предотвратить своей борьбой пагубное наступление капитализма, то молодые вовсе и не возражали против его прихода!
179
Там же, с. 40, 42.
Зачем же им нужно было цареубийство? Вовсе незачем, но за него платили, и платили неплохо!
И если идейные участники заговора – Шевырев, Лукашевич, Ульянов, Новорусский – действовали по преимуществу из высоких соображений (только странные у них оказывались идеи!), то непосредственные исполнители, вышедшие с бомбами против царя, – Генералов, Андреюшкин и Осипанов – были по существу просто наемными убийцами!
«Виленская группа» с самого начала опекала террористов и делала это до конца – вплоть до помощи при публикации филькиной грамоты, сочиненной Александром Ульяновым для сокрытия истинных целей террористического нападения – понимал он это сам или нет!
Польский след, о котором не мог подозревать Н.П.Мещерский (по крайней мере в момент написания его письма) четко вскрылся на следствии. Бронислав Пилсудский судился вместе с остальными террористами и получил 12 лет каторги. Был арестован в Вильне и А.Д.Гнатовский, снабжавший террористов азотной кислотой для изготовления динамита, – по показаниям Канчера, а затем, как упоминалось, и Б.Пилсудского.
Девятнадцатилетний Юзеф Пилсудский был арестован 22 марта в Харькове, но не судился в Петербурге, поскольку симулировал сумасшествие: «Симулировать сумасшествие ему было не трудно» [180] , как ядовито заметил многократно цитированный нами очевидец, близко познакомившийся с Пилсудским уже в эмиграции в начале 1900-х годов.
180
В.А.Поссе. Указ. сочин., с. 255.
«Сумасшедший» Юзеф был все-таки выслан административным порядком на 5 лет в Восточную Сибирь. Вернувшись, он практически сразу сделался признанным лидером ППС – Польской социалистической партии, несмотря на свою молодость.
Этот гениальный политик прославился, кроме прочего, и тем, что впоследствии мастерски вымогал средства на свои мероприятия у разведок враждебных России держав: в 1904-1905 годах – у японцев (даже сам ездил для этого в Японию [181] !), в 1914-1918 – у немцев и австрийцев, а потом переключился на французов и англичан. Что поделаешь – цель оправдывает средства,
а целью Пилсудского всегда оставалась независимость Польши, которой он добивался и добился.181
Д.Б.Павлов, С.А.Петров. Японские деньги и русская революция. / Русская разведка и контрразведка в войне 1904-1905 гг. Документы. Составитель И.В. Деревянко. М., 1993, с. 20.
Но в 1887 году Ю.Пилсудский едва ли мог быть главным закулисным руководителем заговора – уж больно он был молод, да и находился далеко и от Петербурга, и от Польши и Литвы. Скорее опыт, полученный в то время, обучал его самого и помогал в его дальнейшей деятельности.
Главные кукловоды находились, разумеется, или в самом Петербурге (это не значит, что они должны были быть русскими!), или в Вильне и Варшаве, или, как предполагал Н.П.Мещерский, – в Берлине!
Мнение Мещерского интересно для нас тем, что оно не составляло секрета ни для Победоносцева, ни, скорее всего, для Александра III, да у них были и собственные головы на плечах, и знали они куда больше Мещерского! К тому же оба они были уже взрослые дяди, и знали не только то, что новорожденных детей находят не в капусте, но и то, за что, почему и кем фактически был убит предшествующий царь Александр II.
Да и в том случае, если они даже и не были замешаны в убийстве Скобелева, не думать о мотивах странной смерти «Белого генерала» они, разумеется, не могли. И, разумеется, поистине верно утверждение, что каждый понимает происходящее в меру собственной испорченности!
Вот теперь попытаемся взглянуть на происшедшее глазами царя Александра III.
Итак, польский след существовал и не вызывал сомнений. Но не было ли какого-либо еще?
Нигилисты, как справедливо отметил Мещерский, имелись всегда, и всегда были готовы на любую пакость, включая цареубийство, но вот только не всегда, как полагал Мещерский и подчеркиваем мы, им за это платили.
Поляки также имелись издавна, став важнейшим фактором российской политики задолго до появления нигилистов, и всегда жаждали освобождения Польши от России. Покушения вроде того, что пытался совершить в 1867 году в Париже поляк А.Березовский против Александра II, можно осуждать, но нельзя их не понимать и необходимо было быть к ним готовыми. Но и к полякам, коль скоро они имелись постоянно, вполне относится вопрос в первых приведенных строках письма Мещерского: «Но почему же после долгого бездействия они начали действовать именно теперь?»
Кстати, а почему поляки все-таки не столь часто прибегали к попыткам цареубийства (точнее – крайне редко)?
Да потому, что это, с одной стороны, грозило нешуточными репрессиями по отношению ко всей Польше, и, главное, потому, что смена одного царя на другого именно для поляков должна была бы быть только расточительным расходом сил и средств на бессмысленное убийство, если престолонаследник не был бы хоть в чем-то более лоялен к Польше, чем его предшественник.
Полонофилы в царском семействе если и имелись, то это относилось к ушедшему прошлому. Таковыми молва называла императора Александра I, давшего Польше конституцию 1815 года (отобранную впоследствии Николаем I), и брата Александра II великого князя Константина Николаевича. Последний, будучи наместником в Варшаве в 1862-1863 годах, пытался играть примирительную роль, что не было оценено ни с польской стороны (поляки устраивали на него покушения), ни с русской – великий князь утратил на этом львиную долю своего прежнего влияния в России, а с воцарением Александра III был и вовсе изгнан в отставку и не имел ни формальных, ни практических шансов на занятие российского престола.
Поэтому в отношении покушения 1 марта 1887 года у поляков имелось четкое логическое политическое алиби: им это просто было не нужно.
Этого не мог не понимать и Александр III. Следовательно, в данном случае польский след, с его точки зрения, просто был обязан иметь иное по качеству продолжение.
Попытка использовать георгиевского кавалера, расписанная Лукашевичем, происходила неизвестно когда (хотя при желании это можно вычислить – едва ли не единственный раз в году могло происходить собрание, на котором предполагалось покушение), но это не имеет и особого значения: ведь Шевырев и Лукашевич (один – нигилист, а другой – поляк) в любой момент могли решиться на подобное по своей собственной инициативе, а никакой внешней помощи им для этого и не требовалось: едва ли были необходимы крупные деньги для подкупа этого георгиевского кавалера. Но, с другой стороны, едва ли вообще эта история заслуживает серьезного внимания: в нормальных условиях (не в современной Палестине, и не в разгар террористической борьбы в России, пришедшийся отнюдь не на 1887 год!) трудно было надеяться отыскать реального кандидата в камикадзе и, главное, поддерживать в нем прочную мотивацию и решимость! Вряд ли об этом эпизоде стало известно и следствию: ведь и Шевырев, и Лукашевич попусту не трепались!