Заговор Тюдоров
Шрифт:
Я смолк, охваченный нерешительностью. И снова увидел себя беззащитным ребенком, который бежит со всех ног, пытаясь укрыться от безжалостных отпрысков Дадли, а те улюлюкают и кричат, что я – безродный найденыш. Я вспомнил, как милая мистрис Элис обмывала мои синяки и ушибы, приговаривая шепотом, что я особенный, не такой, как все. Эта особенность дала начало цепи разрушительных событий, и когда я подумал обо всем, что случилось со мной с тех пор, обо всем, что я обнаружил, мне стало ясно, что больше я не могу хранить все это в себе. Мне нужно было разделить с кем-то чудовищную ношу.
Понизив
– Приехав в замок, чтобы сопроводить меня ко двору, Шелтон предостерег, чтобы я делал все, как мне велят, был верным слугой и всегда оставался предан семейству, которое меня поит и кормит. И прибавил, что моя преданность непременно будет вознаграждена. Вот только потом я повстречался с Елизаветой. Затем Сесил нанял меня шпионить за лордом Робертом и помогать Елизавете – и все изменилось. Я раскрыл тайну своего рождения. Двадцать один год я прожил в убеждении, что я никто и ничто, и тут обнаружил, что в жилах моих течет королевская кровь.
Я смолк ненадолго и, когда Кейт изумленно ахнула, с запинкой добавил:
– Моей матерью была Мария Саффолк, тетя Елизаветы. Я – Тюдор.
Впервые я произнес эти слова вслух и увидел воочию, какое воздействие произвело мое признание на Кейт. Она подняла дрожащую руку к груди, осторожно коснулась золотого листка.
– Но как… как же Шелтон узнал об этом? – наконец пробормотала она. – Каким образом связан с твоей тайной этот листок?
Я вскочил с дивана, не в силах больше усидеть на месте.
– Шелтон привез его мистрис Элис. Задолго до того, как поступить на службу к Дадли, он служил в доме Саффолков. Лепесток – часть более крупного украшения, которое было разломано после смерти моей матери. Она завещала золотые листки тем, кто, как она полагала, был достоин ее доверия. Однако мистрис Элис уже бежала со мной в замок Дадли и во всеуслышание объявила, что я – найденыш. Шелтон, должно быть, искал ее много лет. И когда нашел, мистрис Элис сообщила ему, кто я такой.
– Но почему она рассказала правду именно Шелтону?
Я принудил себя пожать плечами, хотя вопрос Кейт уязвил меня в самое сердце.
– Моя мать скрывала беременность от всех, кроме Элис. Когда мать умерла, Элис забрала меня и укрыла от всех. Полагаю, она поступила так, чтобы защитить меня и мою мать, сохранить в тайне, что принцесса из рода Тюдор произвела на свет бастарда.
– Боже милостивый! И ты знал об этом, все это время знал – и не сказал ни слова!
– Кейт, у меня не было выбора. Неужели не понимаешь? Пускай этот листок доказывает мое высокое происхождение, но открывать правду было бы чересчур опасно для всех нас. Бастардов в расчет не берут, но если бы кто-то решил, что я законный отпрыск…
Я содрогнулся и отвернулся от нее.
– Думаешь, Шелтону было известно, кто твой отец? – негромко спросила Кейт.
– Если и так, то я об этом уже никогда не узнаю. – Я кашлянул, прочищая горло. – Видит Бог, я не хотел такой участи. Если б я только мог, я бы все
оставил как было. Лучше быть безродным найденышем, чем таким вот… выродком.– Ты не выродок.
Я услышал, как зашуршали юбки Кейт, когда она встала с дивана. Я почувствовал, как ее рука легла на мое плечо. Отчаяние накрыло меня с головой.
– Я не прошу тебя разделить со мной это бремя, – прошептал я. – Слишком уж оно велико. Если у нас будут дети, они никогда не смогут назвать род отца. Даже само мое имя – фальшь. Оно ровным счетом ничего не означает.
– Уж позволь мне самой решать, что я в силах и что не в силах выдержать. Брендан, погляди на меня.
Я повернулся и оказался лицом к лицу с Кейт.
– Чтобы я больше никогда от тебя такого не слышала! – сказала она. – Ты – мужчина, которого я избрала, чтобы прожить вместе до конца своих дней. Ты сильный, добрый и честный. Ты именно такой отец, какой нужен всякому ребенку.
Жгучие слезы навернулись мне на глаза. Я привлек Кейт к себе, крепко обнял ее, вдохнул ее лавандовый аромат, и меня охватило страстное желание. Я желал погрузить руки в ее волосы, высвободить их из сеточки, чтобы длинные пряди заструились, точно темный мед, по нагим плечам Кейт. Я желал снять с нее одежду, увидеть, как она выгнется под тяжестью моего тела, самозабвенно и истово принимая меня в свое лоно. Я хотел, чтобы никакие мрачные интриги и страхи моего прошлого, никакие опасности двора больше не касались этой женщины.
– Я люблю тебя, Кейт Стаффорд, – сказал я, – люблю всем сердцем. И мне нужно только одно – быть твоим, ныне и навеки. Если ты когда-нибудь найдешь повод усомниться во мне, просто вспомни эти слова.
Кейт поцеловала меня:
– И я люблю тебя, Брендан Прескотт… пускай даже ты слишком много скрываешь.
После ужина мы с Сесилом устроились у камина.
В мерцающем переплетении света и теней бледные глаза Сесила казались странно непроницаемы. Держа обеими руками кубок с нагретым сидром, он спросил:
– Ты выполнишь мою просьбу?
Вместо ответа я молча протянул ему стопку донесений, вновь перетянутую кожаным шнурком.
– Ни единого вопроса? – В голосе его промелькнуло едва уловимое удивление.
– Спрашивать-то особо и не о чем. Как вы и сказали, во всех донесениях подробно описываются события при дворе. С тем же успехом это могут быть записи в журнале какого-нибудь церемониймейстера или клерка; никаких вопросов они не вызывают, во всяком случае на первый взгляд. И все же там есть одна подробность – помимо секретных строчек, само собой, – которая привлекла мое внимание.
Я намеренно сделал паузу, исподволь наблюдая за Сесилом. Он был вполне способен не упомянуть о какой-нибудь действительно важной детали. Такое водилось за ним и прежде. Мне не хотелось думать, что Сесил может, как обычно, вести двойную игру, – только не сейчас, не в этом деле. И все же одного этого было недостаточно, чтобы усыпить мою подозрительность. Я должен был знать наверняка.
– Продолжай. – Сесил отпил из кубка. – Я вижу на твоем лице сомнение. Тебе нужно больше работать над собой. При дворе все, кого ни возьми, мастера читать по лицам.