Заговор
Шрифт:
— Верно, — согласно кивнул Боб. — Как раз поэтому в Аммане коды были изменены.
— Ему пришлось всю систему снова запустить, чтобы провести новые трансляции. — Тоби улыбался, наслаждаясь беседой. — Операциональная реинтерфейсировка: новые трансляции — новые коды.
— Оставьте основы программирования, — заговорил О'Коннелл. — Что значит «стирается»?
— Это значит, что все до последнего байта информации смываются и вытираются насухо.
— И с этим ничего не поделаешь, — кивнул Стайн.
— Это значит, — добавил Тоби, — что придумавший эту штуку не желал, чтобы кто угодно посылал отсрочки, не имея на то веской причины. И вот еще что это значит: тут все устроено так, чтобы в случае если кто-то (вроде нас) сумеет отыскать черный ход, то
— Мы теряем все? Ничего не останется? — спросила Сара.
— Я неясно выразился? — обиделся Тоби. — Nada, как говорят в Испании. Ничего. Даже курсора. И никакая взрывчатка не понадобится, потому как для подрыва тут ничего стоящего не останется. — Все молчали. — Ну так что делать будем, ребята? Отсрочка или нет?
Некоторое время никто не проронил ни слова.
— Получается, что масса людей будет сидеть и поджидать весточки от Эйзенрейха, — сказала Сара, — а мы не будем знать, кто они. — Она взглянула на О'Коннелла. — К тому же мы не узнаем, во скольких школах обучается новое поколение последователей.
— А каковы альтернативы? — вмешался Ксандр. — Если мы этого не пошлем, то уж предельно точноузнаем, кто они такие: они за восемь следующих дней в этой стране все с ног на голову поставят.
— Что ж, значит, мы позволим им исчезнуть, по лесам разбежаться? — спросил О'Коннелл.
— Они уже там, — объяснил Ксандр. — Ожидают. А мы велим им подождать немного. Не надо забывать, как установил Эйзенрейх и что предписывает манускрипт: каждый играет свою роль. Ландсдорф мертв — так где источник? Кто отправит новые коды? Вотапек? Седжвик? Уверен, как раз они и представляют собой те неувязки, которые ваши ведомства национальной безопасности способны соединить. — Ксандр взглянул на О'Коннелла, потом на Сару. — Лучшее, что мы можем сделать, это оставить мальчиков и девочек Эйзенрейха ожидать приказа, который никогда не придет.
— А когда они вырастут? — спросила она.
— Без манускрипта, без тех, кто станет с ложечки вскармливать их на «слове, завещанном Эйзенрейхом», они ничего не сделают. Им нужно сказать, что требуется сделать, но поблизости не окажется того, кто это скажет.
О'Коннелл вздохнул:
— Вы вкладываете слишком много веры в четырехсотлетнюю теорию, профессор.
— Нет. Я вкладываю свою веру в людей, которые буквально следовали этой теории. Они хотели создать последователей, а не вождей. Нам остается только надеяться, что они в этом преуспели. — Он обернулся к Тоби: — Шлите отсрочку. Велите им… хранить терпение.
Тоби поднял глаза на О'Коннелла, тот посмотрел на Сару. Она кивнула. Еще миг — и все экраны в лаборатории замерцали пустым белым светом.
Тоби оказался точен почти до минуты. За шесть часов страна пережила события, ставшие почти трагедиями. Во-первых, попытка убийства Линь Цзебяо, которая играла не последнюю роль в составе китайской торговой делегации. По счастью, покушавшиеся были обнаружены всего за несколько минут до того, как мадам Линь готовилась выступить с речью, которая транслировалась по телевидению; оба снайпера были убиты, имена не сообщались. Однако вопросы оставались. Где была служба безопасности? Не связано ли это с несчастьями, имевшими место в Вашингтоне? в Новом Орлеане? с английским послом? Два часа спустя неполадки в компьютерной системе Лос-Анджелесского международного аэропорта только подлили масла в огонь. Там тоже в последнюю минуту героическими усилиями удалось предотвратить несчастье, однако, несмотря на это, что-то похожее на панические нотки стало заполнять программы радио- и теленовостей. Неужели полиция и другие правоохранительные органы беспомощны? Неужели Соединенные Штаты в конце концов пали жертвой всемирного терроризма? И ряд не менее ужасных происшествий вызывал все больше кривотолков (худшее из них — почти
полный крах «Белл Юго-Западная») — каждое было своевременно обнаружено, и до катастроф дело не дошло, но тем не менее нервозности и обеспокоенности добавило.Сообщение о подлинной трагедии было передано в вечерних выпусках новостей. Тело вице-президента Пемброука обнаружено в его кабинете, диагноз: сердечная недостаточность. В обращении к народу президент Уэйнрайт сказал о глубокой скорби, в которую погрузила всю страну внезапная смерть его друга. Отличавшийся превосходным здоровьем сорокапятилетний вице-президент пал жертвой неизвестного вируса, которым заразился, очевидно, во время недавней поездки в Малайзию. Врачи из Центра вирусологии имени Гопкинса мало что могли к этому добавить.
Президент сразу же переключился на более тревожные и злободневные события. Говорил он с легкой фамильярностью, которая давно уже завоевала ему симпатии публики:
— За прошедшую неделю мы стали свидетелями чудовищной вереницы нападений, каждое из которых имело целью сокрушить наш дух. И всякий раз, несмотря ни на что, мы побеждали. Мы пресекали действия тех, кто тщился нарушить покой нашего разума, силился нарушить образ жизни, который все мы давно привыкли ценить и беречь. И пусть — в этом у меня нет сомнений — случались моменты, когда подступал страх, даже паника, но ни разу мы не поддались на эти угрозы. Нет. За всем этим мы видели главное, то, что составляет суть: стойкость и мужество американского народа. Эти нападения были безумными, привнесенными из чужих земель, но мы не должны уделять им внимания больше, чем они того заслуживают, мы должны осознавать, как бледнеют они в сравнении с подлинной утратой нынешнего дня — смертью Уолтера Пемброука.
Мы скорбим о трагедии, мы понимаем ее истинность, но мы еще и извлекаем из нее урок. Смерть вице-президента должна помочь нам в правильном свете увидеть неприглядные события прошедшей недели. Они несокрушили нас и неподорвали нашу веру. Страна наша сильна, невредима — невредима настолько, что мы можем оплакать единственную подлиннуюсегодняшнюю трагедию. Сейчас мы должны взглянуть на самих себя и избавиться от мрачных ожиданий. Этого, я знаю, хотел бы Уолтер Пемброук.
К концу недели мало кто ставил под сомнение мудрый совет президента.
Печально, но два дня спустя разразилась новая трагедия: «Тиг телеком» объявила о смерти своего вдохновителя, своей путеводной звезды, лучезарного Йонаса Тига. Его тоже унесла болезнь сердца, и, хотя обожающие телезрители скорбели о его утрате, а Эми Чандлер о его рейтингах, все они были слишком погружены в последствия недавних бедствий, чтобы уделить этой смерти большое внимание. Возникли разговоры по поводу до странности провидческой программы, которую передали за день до его смерти: запись, на которой Тиг, похоже, предугадывал некоторые драматические события, случившиеся днем позже. Посреди общей суматохи, впрочем, споры вокруг шоу быстро утихли. В газетах и журналах напечатали некрологи и статьи, в эфир передали рассказ о его жизни, но уже через несколько недель новая восходящая звезда появилась на другом канале — более дерзкая, более резкая. И феномен Тига благополучно ушел в прошлое.
В ту же неделю на последних страницах ряда крупнейших газет появилось сообщение о таинственном исчезновении Лоуренса Седжвика. При том что его банковские счета оказались нетронуты, а бумаги в новоорлеанском кабинете в целости и сохранности, складывалось впечатление, что судьба вновь схватила Седжвика за руку на горячем.
Совсем не такое внимание было уделено смерти довольно почтенного, хотя и малоизвестного политического теоретика, чья кончина удостоилась всего нескольких строк в «Нью-Йорк таймс». Как сообщалось, Герман Ландсдорф скончался во сне в возрасте восьмидесяти шести лет. Одинокий человек, он оставил после себя только свои труды.