Заговорщики (книга 2)

Александер вызвал на лице подобие улыбки.

— Более сорока лет я пытаюсь разгадать душу этого народа и… — он развёл руками.

— Если бы в войне четырнадцатого-восемнадцатого годов вместо разгадывания русской души немцы покончили с нею отравляющими газами, у нас с вами не было бы теперь столько хлопот.

— Позвольте узнать, сэр, — иронически спросил Александер, — почему же вы не исправили эту ошибку?

— Потому, что вы оказались мягкотелей и глупей, чем мы надеялись, давая вам в руки всё, что нужно для победы над большевиками, — с нескрываемой неприязнью ответил Доллас.

— Одною рукой давая нам оружие, вы другою рукой пытались схватить нас за горло. Вы думаете, мы не знали: «поддержать Гитлера, если ему придётся плохо, но если худо будет русским — помочь им»? Вы хотели, чтобы та и другая — сильная Россия и сильная Германия — исчезли с вашего пути. Нас это не устраивало.

В голосе Долласа прозвучала откровенная насмешка:

— А вас устраивает то, что вы имеете теперь?

— Да.

Этот неожиданный ответ поверг американца в такое удивление, что, глядя на него, Александер счёл нужным повторить:

— Да, да! Нас это вполне устраивает, потому что это незабываемый урок вам: из-за нечистой игры вы получили ошмётки победы.

— Скоро вы узнаете, что это за «ошмётки», — злобно проговорил Доллас.

— Никому не дано знать будущего. Зато все мы достаточно хорошо знаем прошлое. Мы знаем, что настоящими победителями вышли из войны русские. Половина Европы стала коммунистической, завтра будет коммунистическим весь Китай…

Доллас резко перебил:

— Никогда!

— Будет! Потому что там вы ведёте ту же двойную игру, что пытались вести здесь: хотите чистыми вылезти из грязи. Это не удавалось даже вдесятеро более умным людям. — На миг Александеру показалось, что он сказал лишнее, но он уже не мог сдержаться. Не мог и не хотел. Быть может, это был первый случай в его жизни, когда он говорил то, что думал; когда он хотел сказать этому самоуверенному приказчику самовлюблённых хозяев: «Грош вам цена! Такие немцы, как я, имеют с вами дело потому, что оказались в положении париев, с которыми никто другой не хочет говорить». Хотелось сказать, что…

Его быстро бегущие мысли были прерваны замечанием, которое Доллас сделал как бы про себя, ни к кому не обращаясь:

— Их устраивает победа России!..

Александер с непривычным раздражением быстро проговорил:

— Да, нас устраивает эта победа России. Теперь вы не посмеете вести двойной игры. Вы не захотите, чтобы из следующей войны Россия вышла с ещё большей победой. А это вовсе не исключено: коммунистической может стать вся Европа, коммунистической, почти наверно, станет вся Азия! Только попробуйте схитрить и подставить нас под удар в надежде, что и наша голова будет расколота и русский кулак разбит. Не выйдет, мистер Доллас! Не выйдет!.. Честная игра: выигрыш пополам!

Доллас рассмеялся. Он смеялся скрипучим, прерывающимся смехом, похожим на вой подыхающего шакала. Между припадками смеха он взвизгивал:

— Пополам!.. Это великолепно: пополам! А что у вас есть, чтобы ставить такие условия?.. Что вы можете выложить на стол, кроме нескольких миллионов тупиц, умеющих стрелять и по команде своих офицеров — таких же тупиц, как они сами, — поворачиваться налево и направо?.. Что, я вас спрашиваю?..

— Это не так мало, как вам хочется показать! — зло крикнул Александер.

— Если бы не мы, они проделывали бы свои упражнения в подштанниках и на пустой желудок…

Александер не дал себя прервать:

— Попробуйте поискать таких солдат у себя… — Ему очень хотелось сказать «в паршивой Америке», но он удержался: — в своей Америке.

— И найдём, найдём, сколько будет нужно! — провизжал Доллас. — Да не такого дерма, как ваши молокососы, а прекрасный, тренированный народ — чистокровных янки.

— Тренированы бегать за девочками. Видели! Знаем! Один раз мы на них как следует нажали: в Арденнах…

Упоминание об этом позоре американской армии вывело Долласа из себя:

— Замолчите, вы ничего не знаете!

Но Александер не сдавался:

— Если бы не русское наступление… Всякий раз только русские, именно русские. Это они помешали нам войти в Париж в прошлую войну. Они помешали нам сделать из вас шницель в эту войну… Всегда русские!.. Если на этот раз не будете играть честно, придётся иметь с ними дело вам. Вам самим. Тогда узнаете, что такое война с Россией!.. Не пикник, проделанный Эйзенхауэром. Навстречу ему наши дивизии бежали с единственным намерением не попасть к русским. — И, выронив монокль, со злобой закончил: — Крестовый поход!.. Хотел бы я посмотреть на ваших крестоносцев там, под Сталинградом, под Москвой…

Он сидел бледный, с плотно сжатыми тонкими губами, с неподвижным взглядом бесцветных глаз. Доллас давно знал его, но таким видел впервые. Лопнуло в нём что-то или просто переполнилась чаша терпения? Придётся выкинуть его в мусорный ящик, или старый волк станет ещё злее?

Доллас молча пододвинул Александеру бутылку минеральной воды. Некоторое время тот недоуменно смотрел на бутылку, потом перевёл взгляд на американца. Размеренным, точным движением вставил монокль и прежним покорным тоном негромко проговорил:

— Итак, о Паркере…

Доллас вздохнул с облегчением и быстро спросил:

— Вы лично знаете этого… Шверера?

— Которого?

— Главаря шайки на той стороне.

— Эрнста?.. Знаю.

— Ему можно поручить дело Кроне и Паркера?

— Полагаю… полагаю, что можно… Особенно, если речь идёт об их ликвидации.

— Пока нет. Подождите, это в резерве, — быстро заговорил Доллас. — Живые они нам нужнее.

— После такого провала?

— У нас дела не только в Германии. Завтра мы возбудим вопрос: американский журналист, совершавший невинную экскурсию по восточному Берлину, под арестом? Это же неслыханно!

— Этим вы русских не проймёте.

— Тогда поднимем на ноги прессу: американский журналист, среди бела дня похищенный советскими войсками. Это подействует.

— Лучше бы не терять времени.

— Избавиться от них вы всегда успеете.

— Далеко не всегда, сэр… Только до тех пор, пока они в Берлине и пока их возят из тюрьмы на допросы. Если завтра эти допросы прекратятся, арестованные станут недосягаемы и для Эрнста Шверера.

— Не прекратятся! — уверенно возразил Доллас. — Русские достаточно любопытны.

— При чем тут русские? — возразил Александер. — Арестованные переданы германским властям.

— Извините, забыл.

— Поскольку мы уже заговорили о Шверерах: как решён вопрос о старшем, об Эгоне, инженере? — спросил Александер.

— Он попрежнему нужен нам.

— А если я использую его по-своему? Для обмена на этих двух?

— Едва ли он нужен тем.

— Вы сами говорили: это люди с необъяснимой психологией. Ради того, чтобы спасти ненужного им немца, они могут вернуть двух нужных нам.