Заградотряд времени

— Хорошо, — решил лейтенант. — Ты и женщина — вместе с чемоданом и узлом — со мной пойдете. А ты, сержант, вместе с бойцами, возвращаешься в свою часть.

— Так нет же ее…

— Скажи спасибо — я добрый сегодня. Тебя шлепнуть надо на месте за то, что с поля боя сбежал.

Меня перекосило от злобы. Его бы, такого чистенького и правильного, — да на передовую. И пулемет бы с его бойцами там пригодился.

Лейтенант же, покачиваясь с пятки на носок, продолжал:

— Бери оружие и возвращайся. А попадешься мне еще раз — рука не дрогнет в расход тебя пустить.

Мы подобрали свое оружие.

— Товарищ лейтенант, хоть патронов дай.

Лейтенант махнул рукой. Подбежал боец с винтовкой.

— Отдай им свои обоймы и забери чемодан. Сержант, свободен.

Мы пошли назад, к селу. А ведь и расстрелять могли по законам военного времени. И ничего не докажешь.

В селе зашли в одну избу, другую, выпросили поесть. Сердобольные крестьяне дали нам полбулки хлеба, пару луковиц и вилок капусты. Видно, совсем худо было у людей с едой. Поблагодарив жителей, мы подкрепились за селом, посидели.

— Чего делать будем? — оглядел я своих бойцов.

Все угнетенно молчали. Идти вперед — остались ли там наши части или на немцев нарвемся? И назад невозможно вернуться — заградотряд НКВД стоит. Куда ни кинь — всюду клин. Воевать хорошо, когда сзади крепкий тыл, а сбоку — твои товарищи. Нет ничего хуже неизвестности.

— Значит, идем вперед, — решительно сказал я. — Если немцы там, примем бой, даже если он будет последним. Назад возвращаться нельзя, расстреляют и опозорят.

Все молча поднялись.

Через час-полтора хода мы услышали стрельбу. Стало быть, не все убиты, жив еще кто-то, сопротивляется.

На опушке небольшого леса — рощице даже — залегли бойцы. Мы присоединились к ним, предупредив, что сзади стоит заградотряд. Удивились бойцы: все слышали о нем впервые.

Немцы пока не предпринимали активных действий, постреливали вяло, лишь обозначая свое присутствие.

Начала сгущаться темнота.

Меня нашел лейтенант в пропыленной форме.

— Лейтенант Иванищев, — козырнул офицер. — Мне передали — пополнение к нам пробилось.

— Сержант Колесников. Ну, если четверых можно считать пополнением, то так оно и есть.

— Танкисты?

— Двое из экипажа.

— Видел я, как ваши танки горели. И еще… — Лейтенант замолчал. — Бойцы передали — за нами заградотряд стоит.

— Ага, нарвались мы.

— Что за зверь такой?

— Бойцы НКВД, расстреливают бегущих с поля боя.

— Что-то новенькое. А вас что же — отпустили?

— Мы чемодан с золотом из банка помогли доставить. Видно, пожалели за заслуги, послали на передовую кровью позор смывать. Но пообещали шлепнуть по законам военного времени, если еще раз увидят.

Лейтенант огорчился:

— Впереди немцы, сзади — заслон из своих. Лучше бы патронов подкинули. Если немцы завтра в атаку пойдут, одну атаку еще сможем отбить, но на том — все, патронов на один бой. Тут, со мной, всего три десятка бойцов, да и те — рядовые. Вот что, сержант, ты берешь под свою команду половину бойцов и обороняешь левую часть леска, а я за правую отвечаю. Ну и общее руководство.

— Так точно, слушаюсь.

— Брось, не на плацу. Боюсь, поляжем мы все здесь. Даже к своим отойти нельзя.

Мы заснули в отрытых окопах — мелковатых, вырытых впопыхах.

Утром немцы пошли в атаку. Обычно они сразу, издалека, начинают стрелять из автоматов. Огонь неприцельный, но на психику действует сильно.

На этот раз гитлеровцы бежали без стрельбы, и, может, поэтому мы не сразу их заметили. А когда подняли тревогу, они уже были рядом, в ста метрах.

Мы открыли огонь. Бойцы тщательно выцеливали фигуры немецких пехотинцев, я же вел огонь из ППШ короткими — по два-три выстрела — очередями, экономя патроны. И только тогда гитлеровцы начали стрелять. Немецкая цепь на глазах редела. Не выдержали немцы нашего отпора, побежали назад.

У меня затвор автомата клацнул вхолостую. Сгоряча я передернул его, нажал на спуск — то же самое.

Отсоединил магазин — он был пуст. И другие бойцы с разочарованием заглядывали в пустые подсумки. Похоже, если фашисты пойдут в атаку снова, отражать ее будет уже нечем.

Настроение у всех было хуже некуда. У меня в пистолете восемь патронов, столько же в запасной обойме. А у бойцов в магазинах к винтовкам — один-два-три патрона.

За нами, за рощей, послышалась стрельба, рев моторов. Первой мыслью было — немцы обошли! И в роще не укроешься: ее за четверть часа пройти из конца в конец можно и деревья редкие.

Слева, за опушкой, показались танки с десантом на броне. Я, как увидел, прямо от сердца отлегло: наши танки — легкие БТ и средние Т-34. Ура! Поживем тогда еще!

Танки с ходу прогромыхали к немецким позициям, десант спрыгнул перед самыми окопами. Началась интенсивная перестрелка, пули залетали и сюда.

Танки легко прорвали неукрепленную оборону немцев и покатили дальше. Конечно, чего им укрепляться — ставить доты, траншеи рыть? Они рвались к Москве и не собирались здесь застревать надолго. Только вот не учли, что им не Франция тут, а бескрайний Советский Союз. Земля немереная, да люди упорные, которые за нее постоять могут.

Прибежал лейтенант Иванищев:

— Жив, танкист?

— Жив.

— Молодец, Колесников!

Как будто это только от меня зависело.

— Поднимай бойцов, пусть у убитых немцев оружие берут и — вперед, наших догонять.

И то верно.

Поднялись мы из окопов, пошли на бывшую нейтральную полосу. Подивился я, как мало нас осталось. Подобрал брошенный немецкий автомат, снял с убитого подсумок и — вперед, где еще шел бой.

Танки, прорвав передовые позиции, ушли вглубь, но в окопах и оврагах еще оставались недобитые немцы — они стреляли по красноармейцам. Мы побежали туда.

Лейтенант держался рядом, все пистолетом размахивал. Потом отстал. Оглянулся я, а он убитый лежит.

Добивали мы немцев в мелкой траншее, в окопчиках, по кустам прошлись, чтобы ни одного не осталось.

Пехота, что танковым десантом была, дальше вперед ушла.

Кто-то из наших пехотинцев нашел в траншее ранец из телячьей кожи, а в нем — копченая колбаса да белый хлеб. Не иначе, сухой паек немцам принесли. Разделили мы еду по-братски да и съели ее мгновенно — настолько были голодными. Я даже вкуса не успел почувствовать: едва разжевав, глотал — так есть хотелось.