Захват Московии
Шрифт:
Саня пообещал:
— Я тебе матрас дам.
На остаток денег он принёс из ларька курицу-гриль — ничего другого не было, но птица была вкусная. И я подумал, что не всему надо верить, что говорят. Может, около Виталика куры гриль и были плохие, а тут хорошие…
Мы съели половину, остальное я спрятал к пирожку и половинке чакрапури (раньше бы выкинул остатки, а сейчас — уже нет, знаю им цену). Больше писать я уже не мог — рука устала.
Я прилёг на доски (подальше от того места, где недавно лежал джанки). В голове крутилось всякое, но выходило одно: бог создал человека по образу и подобию своему, но очень скоро выяснилось, что это создание надо поправлять и наставлять, для чего на землю был послан сын божий.
Может, и прав Хорстович, когда говорил, что народы понимают только кнут и силу?.. Или это полковник говорил?.. Не помню. Народы тихи и миролюбивы, пока их не тронут и не начнут убивать, тогда и бабочка будет защищаться… Народ — это те, которых много, которые траву жуют, а волки и львы — это те, которые высматривают и нападают. 1 к 10 или 100… Сто человек одного хищнягу кормят… Это как с германскими кайзерами — я как-то спросил папу Клеменса, где был двор германских императоров: «Ну, французские короли сидели в Версале, англичане — в Бакингемском дворце, русские — в Кремле. Наш баварский Людвиг — в своем дворце в Мюнхене, сейчас там экскурсии водят… А где немецкие кайзеры сидели?»
Папа ответил: «Везде!» — «Как это? — не понял я. И папа объяснил: кайзеры были неглупые ребята и поступали хитро — чем самим двор и дворец содержать, лучше постоянно по княжествам ездить, «гостить» всем двором. Так и делали: вот является император «в гости» в какое-нибудь княжество, где бедный князь кормит, поит и развлекает его и его двор столько, сколько хватает еды и питья; и уезжает этот кайзер, только когда всё возможное в княжестве съедено, выпито и перещупано — тогда он соизволяет отправляться «гостить» к другому вассалу, чтобы и там не оставить после себя ни корки, ни бутылки, ни девственницы… Когда зима — ехали на юг, греться, когда лето — на север, в тени отдыхать, воздухом морским дышать…
Вдруг случилось странное — Саня открыл дверь и нерешительно спросил:
— Фредя, того… Можно у тебя тут одна женщина посидит? Пустых камер нету, одни мужики. К ним опасно. А ты же её не обидишь? Она тихая, больная…
Я привстал на досках — женщина типа Земфиры?
— Проституцион?
— Нет, нормальная женщина… Пожилая… — и, не дожидаясь ответа, пропустил кого-то вперед: — Проходите, садитесь, мамаша.
В камеру боком вошла немолодая полная женщина с раздувшимся пластиковым полосатым пакетом (который у нас в Германии называют «T"urkische T"ute» [105] ). И остановилась, сказав мне мимоходом, не поднимая глаз:
105
Турецкая сумка/пакет (нем.).
— Здравствуйте!
И так и стояла с пакетом, пока Саня не взял его из рук и не поставил у стены:
— Садитесь! Через полчаса воронок в тюрьму будет — отправим. А пока вот… Студент, иностранец… Русский учит, на курсах…
— А, иностранец!.. — то ли обрадовалась, то ли удивилась она. — Лады, посижу.
— Если в туалет — стучите, — напоследок напомнил Саня.
Женщина не ответила, только вздохнула. Я спустил ноги на пол, надел тапочки:
— Доброго вечера! Я — Фредя, немец. Курсист.
— Меня Раисой зовут…
— Раиса… какая?..
— Как это — какая? Обычная.
— Нет, имя папы? У каждого русского есть имя и отчество…
— Ивановна. Но без этого тоже можно! А вы кто по отчеству?
— Я — Клеменсович.
—
Ясно.Лицо у неё было бледное, усталое, одежда — старомодная. Полные ноги, на икрах — черные вены, видные даже через плотные чулки. Крупные руки. Покорность и усталость в глазах, седина в волосах.
Не зная, что сказать, я решил предложить ей поесть:
— Раиса Ивановна, вы пирожок?.. И другое, с сыром… И полкурицыной… гриль, хорошая…
Она покачала головой:
— Спасибо, на пересылке кормили… Да и аппетита нет. На душе муторно.
Это я понял — утром меня тоже мутило. Но «пересылка»? Что это? «Посылка» — знаю, с почты посылают. «Ссылка» — слышал, в сарае кто-то сидел… А «пересылка»? Я не постеснялся спросить. Женщина со вздохом ответила:
— Да уж, на курсах такие слова не учат. Вам и знать не надо. Это когда арестованных куда-то везут, пункт, где их пересаживают, где им ждать воронка или «столыпина»…
Мне стало интересно, за что она здесь, и я, зная, что этого делать нельзя, всё-таки жадно спросил:
— А вас… куда ведут?.. Извините вопроса, просто… Вы такая… интеллигенция… За что?
Она только вяло махнула рукой, не ответила (я заметил на пальцах светлые полоски от колец), попросила пить:
— Есть не хочу, а вот воды попила бы…
— О, конечно…
Я налил воду из пластиковой бутылочки в новый стаканчик. Отставив мизинец, она выпила и отдала мне стаканчик:
— Спасибо!
Я выбросил его в пакет, куда собирались жестянки, бумажки и всякие пластмасски, а она, удобнее сев на доски, смущенно вытянула ноги, сказав:
— Можно я так сяду, извините, устала, целый день скрючившись, — а я, видя, как она тянется к туфлям, чтобы снять их, и не достает, решил помочь ей, отчего она покраснела, сказав:
— Ой, спасибо, не надо, что вы… Опухли ноги…
Как я её понимал! И у меня опухли. Только у меня — от водки, а у неё — от пересылки:
— Я маме всегда туфли снял, когда усталь была…
— Дай вам бог здоровья!
— И вам такого же!
Мы разговорились. Она всю жизнь проработала в доме для престарелых в Подмосковье — сначала санитаркой, потом медсестрой, окончила что-то вечернее, стала в конце концов директорша; раньше, при коммунистах, хоть и были трудности, но как-то всё шло — со скрипом, с нажимом, но шло, а как перестройка грохнула и хаос возник, старики оказались крайними и лишними — кому они, нищие и бездомные, нужны? Она пишет в министерство, что мест нет, всё забито, а склеровозка всё везет и везет новых… Через что она прошла в поисках средств — вспомнить страшно. А в итоге? Три месяца назад, в июне, в самую жару, в доме случился пожар, и трое лежачих задохнулись, а еще десять ходячих получили ожоги… и некоторые тоже умерли, позже. А что можно сделать, если они — упрямые и непослушные, постоянно в палатах плитки и кипятильники жгут и выключать забывают?.. Уже было два возгорания, но сумели потушить. А тут — нет. Виной всему была пара непоседливых стариков, которые тайком, ночью, на чердаке, собрались водку пить и тушенку на газетах грели, а огонь с чердака метнулся вниз:
— Много ли надо, при сквозняке-то?.. — (А я вдруг вспомнил сквозной ветер, что дул в пустом номере, когда я вылез из ванной: бумага шелестела и шевелилась на столе, осколки стекла дрожали в раме.) — Загорелись занавески, панели… Я в это время в городе на совещании была… как раз на эту тему говорили, что засуха, что осторожнее надо быть. И — на тебе! Как накликали!
— Что это — накликали? Компьютером? Klicken? [106]
— Да какое там! Срок на мою голову!
106
Щёлкать, в том числе и мышью компьютера (нем.).