Закалённый сталью

Иван, сходив за сухпайком, со смехом рассказал, что на очередной звонок от фрицев ответил уже сам Кузнецов, предложивший им сначала сдаться, а потом, на их возмущение, долго костерил отборной немецкой бранью, где «швайне» было самым мягким из выражений. После фразы о том, что примет у них капитуляцию только после того, как они приползут сдаваться в исподнем, – они отключились. Но он перезвонил… И еще какое-то время объяснял, что они некультурная нация, раз бросают трубку, не дослушав собеседника, что он с удовольствием преподаст им несколько уроков хорошего тона. Потом просил прислать несколько человек, чтоб забрать обгаженные подштанники тех, кто оборонял эту высоту. Немцы отключились после фразы, что подштанники эти они могут использовать вместо своего боевого знамени, и больше на связь не выходили.

Вероятно, рассказ быстро разлетелся по окопам – то тут, то там, периодически, раздавался хохот красноармейцев. Гаврилов сам от души посмеялся над подробным пересказом Ивана. Насколько рассказ был правдивым, да и были ли на самом деле подобные переговоры с немцами, уже никого не интересовало. От человека к человеку, он, как снежный ком, обрастал все новыми подробностями и новыми выражениями, которые, якобы, заворачивал Кузнецов в адрес немецкого штаба. Да и имеет ли значение правдивость этой байки, если красноармейцы в окопах, будто сбросив тяжеленный груз с души, с улыбками ожидали атаки фрицев.

Гаврилов с пулеметчиком наскоро перекусили. Минут через двадцать к ним снова подошел Кузнецов. Спрыгнув в окоп, спросил:

– Не спите?

– Никак нет, товарищ командир! – бодро ответил Иван.

– Вань, смотри, пленные утверждают, что с артиллерией у немчуры на этом участке туго. Но начнут, скорее всего, минами накрывать, минометов у них в достатке. Гаврилова научи укрываться. В соседнем селе, вроде, стоит у них танковая рота. При полном штате, это девятнадцать танков. Все на нас, естественно, не кинут, но, может, что и перепадет. Оптимально им на высоту забираться – как раз через твою позицию. Гранат у нас мало, бутылок, так и нет, вовсе. Да и те, что есть, в основном, «колотушки» – толку от них против танков никакого. Если попрут – людей я перекину, но твоя задача – сбивать пехоту. Танки без поддержки – груда металла. Остается только гусеницы гранатами сбивать. На танки не отвлекайся, отсекай пехоту. Постоянно. Чтоб за броней ни один фриц не прошел. Дальше не ваша забота.

– Понял, командир, сделаем.

– По пехоте открывай огонь издалека. Наша задача – выманить их как можно больше на себя. Чем яростнее они по рации будут визжать о том, что нуждаются в подмоге, тем нам же и лучше. Позицию меняй постоянно. Не засиживайся. Запоминай еще – вон в том лесочке, – указал Кузнецов рукой направление, – припрятаны у меня полтора десятка бойцов. Как немчура с опушки выйдет, под их огонь попадет. Наступать оттуда немцам не удобно, а для засады по наступающим – самое оно. Не постреляй их ненароком.

– Понято, товарищ старший лейтенант! – бодро ответил пулеметчик улыбаясь.

– Ну все, бывайте! – скороговоркой пробурчал Кузнецов и пошел по окопу дальше инструктировать.

Прошло еще какое-то время. Гаврилов начал дремать на дне окопа с пулеметной лентой в руках, как услышал голос пулеметчика, явно обращенный к нему:

– Долго немцы молчат. Время уже к десяти близится, а от них тишина. Забыли, что ли про нас?

– Как же, забудут они, – сурово пробурчал Семен, злясь на себя, что поддался власти сладкой дремоты.

– И то верно, – зевнув, медленно произнес Иван.

Ночь забрала массу физических сил и человеческий организм, так или иначе, не может долго находиться в напряжении. Поэтому Гаврилов снова начал дремать, несмотря на озноб, хотя и пытался себя всячески взбодрить. Глаза смыкались, в какой-то момент ловил себя на мысли, что спать никак нельзя, вздрагивал, немного поворачивался, либо занимал иное положение, пытался отвлечь себя мыслями о предстоящем бое, но все повторялось заново.

За спиной внезапно ухнуло и раскат разрыва пронесся по высоте. От неожиданности Гаврилов даже подскочил в окопе. Разрывы буквально покатились по позициям то тут, то там. Семен вжался в стенку окопа, накрыв голову руками, как учил пулеметчик. Где-то из-за спины, среди свиста мин и гула разрывов донеслись стоны и крики. Немцы утюжили высоту старательно. За десять-пятнадцать минут, казалось, не осталось и метра земли, не тронутого минами.

Гаврилову уже приходилось бывать и под огнем артиллерии, и под авианалетом. Страх, естественно был, но не такой, как в первый раз. Хотя и таких плотных разрывов не было – высота сама по себе не такая уж и широкая, поэтому кучность была высокой. Внезапно справа застрочил немецкий пулемет. Семен повернул голову – Иван уже свесился из окопа и прицельно, короткими очередями начал по кому-то стрелять. Гаврилов попытался высунуться посмотреть, но тут же получил удар ногой в бок от пулеметчика: «Сиди, малой, твое дело – ленты заряжать, здесь без тебя разберемся». Семен достал из ящика вторую ленту и приготовился подать. Ленты достаточно короткие – всего на пятьдесят патронов. Иван рассказывал, что у немцев есть специальные станки для их заряжания, но сподручней вручную. Быть может, просто не привыкли. Что интересно, фрицевские ленты можно соединять между собой, но Иван категорически отказался это делать, сказав, что ему так удобней.

К ногам Гаврилова упала пустая лента с характерным металлическим лязгом. И он, отрешась от хода боя, приступил к привычной работе. Пулеметчик сменил позицию и уже был в пятнадцати метрах от Семена. Разрывы мин прекратились. И справа, и слева трещали немецкие автоматы и несколько пулеметов – пара немецких и еще два «Дегтяря», которые принесло пополнение. Иван рассказывал, что автоматы у немцев еще бОльшая редкость, чем у нас. И достать их было проблемой. Знатно поживились они, когда в разведке нарвались на небольшую колонну. Командир решил вступить в бой, чтоб не возвращаться с пустыми руками, вот там и разжились, да еще и в плен смогли взять какого-то интенданта.

– Ленту! – раздался бас пулеметчика.

Иван схватил из ящика целую и, практически на четвереньках, отнес ему. Ту, что Иван сбросил в прошлый раз, набить еще не успел. По пути назад, схватил пустую. Несмотря на тренировки, заряжание ленты дело непростое, требующее определенной сноровки и привычки. Да и патрон не всегда хочет защелкиваться, надо приложить определенные усилия.

Иван подбежал назад, на старую позицию. Лента снова была пуста, а Гаврилов только заканчивал снаряжать первую. Семен поднял на него глаза, на которые чуть ли не слезы наворачивались от обиды – он пытается все делать максимально быстро, но не получается. Сноровки не хватает. Пулеметчик уже три расстрелял, а он и одну зарядить не может.

– Ладно тебе, не торопись, – улыбаясь произнес Иван.

Семен посмотрел по сторонам – выстрелы стихали и раздавались все реже.

– Отошли?

– Ну, конечно, они под такой шквал попали, что там любой бы отошел. Без брони им делать нечего. Или минами будут закидывать, пока не перепашут здесь все, или танки будут подтягивать.

Семен устало откинулся на спинку окопа.

– Ты забивай, забивай, отдохнуть успеешь, – улыбаясь произнес пулеметчик.

Присел рядом, достал из кармана портсигар, из него папиросу и, дрожащими пальцами, прикурил.

– Будешь?

– Нет, спасибо, не курю

– Да я тоже не курю. Тряску с рук сбить – буркнул Иван и закашлялся.

Спустя несколько минут пулеметчик ушел к командиру. Гаврилов же продолжал снаряжать ленты. Его распирало любопытство – хотелось выглянуть из окопа, посмотреть, много ли немцев осталось лежать на подступах, но для себя решил – сначала дело, только потом потешит любопытство.

Убитых и раненых немцев лежало внизу достаточно много. Все вдалеке, видно, атака захлебнулась на корню – вышли из леса после минометного обстрела и попали под шквальный огонь. Прав был Иван, без поддержки бронетехники подойти им сложно будет. Вся низина была как на ладони. Нам же и лучше.