Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Президент Эйзенхауэр раньше всех заметил принципиальную разницу между структурой, включающей армию, промышленность и часть системы политической власти, которая обслуживает выполнение целей, определённых государством, и совершенно новым явлением — симбиотическим комплексом тех же структур, который сам определяет свои цели и обеспечивает в собственных интересах исполнение этих целей государством.

Джеффри Сакс отмечает, что со времён Эйзенхауэра положение изменилось в худшую для государства сторону. А именно — вместо одной структуры, имеющей собственную систему ценностей и целей, теперь таковых в США как минимум четыре. Это во-первых, всё тот же военно-промышленный комплекс, во-вторых, финансово-политический комплекс, подчинивший собственным интересам эмиссионную, налоговую и бюджетную системы государства, в-третьих, военно-транспортно-энергетический комплекс — армия на страже интересов энергетических корпораций, связанный и с интересами автомобилестроительных корпораций США, и, наконец, медицинское

лобби — от частных клиник до фармацевтических корпораций.

Наоми Кляйн определяет происходящее как приватизацию власти и прибылей и одновременно обобществление расходов и убытков. Парадоксально, но логично, что точно такими же словами, с тем же гневом и даже в том же году этот процесс охарактеризовал ведущий идеолог американских консерваторов-традиционалистов и действующий правый политик Патрик Бьюкенен в своей книге «На краю гибели». Можно привести ряд ярких примеров последствий сдвига суверенитета от государства к корпорации.

Всё возрастающая доля бюджетных расходов США на военные цели помогает обогащению частных военных компаний, получающих государственные контракты на обеспечение войн, которые ведут США. Это, в первую очередь, военная компания «Хе», ранее «Blackwater». Компания участвовала в Иракской войне до сентября 2009 года. «Blackwater» действует в диапазоне от личной охраны до операций собственной боевой авиации — транспортных самолётов и боевых вертолётов. Другая американская компания «Brown & Root» выполняла работы по обеспечению американских войск в Сомали, Руанде, Боснии и Герцеговине, Венгрии, Македонии, Гаити и Восточном Тиморе. По данным конгресса США, стоимость контрактов компании «Brown & Root» только в Боснии и Герцеговине в 1996–1997 годах достигала 2,2 миллиардов долларов.

При этом компания «Brown & Root» в 1992 году, согласно данным центра «The Center for Public Integrity», выступала субподрядчиком генерального подрядчика правительства — компании-держателя основного пакета своих акций «Halliburton Corporation», главой которой с 1995 по 1999 год был Дик Чейни, позднее — вице-президент США. В январе 1995 года компания «Executive Outcomes» подписала контракт с правительством Сьерра-Леоне по подготовке армии Сьерра-Леоне и фактически по проведению боевых операции против повстанцев Объединённого революционного фронта (Revolutionary United Front), которые к тому времени вошли в столицу Сьерра-Леоне Фритаун и захватили контроль над рудниками оксида титана Sierra Rutile и бокситов Sierramoco.

Частная военная компания «Military Professional Resources Inc.» (MPRI) во время сербо-хорватской войны действовала в интересах США и через генерала Джона Севала, военного советника госсекретаря США, получала прямые указания от президента Билла Клинтона. MPRI направила своих инструкторов в части хорватской армии, в первую очередь в подразделения специального назначения. Именно эта компания создала в Генеральном штабе хорватской армии «Центр командования, управления и координации действий» и «Центр обработки разведывательных данных». Сотрудники MPRI участвовали в оперативной и разведывательной работе хорватского Генерального штаба, они обеспечивали взаимодействие хорватских и американских спецслужб. Компания MPRI обеспечила и получение хорватским штабом данных с американских военных спутников и беспилотных летательных аппаратов американской армии. Работа этой компании сыграла важную роль в разгроме сербских войск в Западной Славонии (май 1995 года), в Книнской Крайне (август 1995 года) и в Боснийской Крайне (июль-октябрь 1995 года).

Частные военные компании, с их собственной транспортной и боевой авиацией, разведслужбами и войсковыми подразделениями — специфический сектор бизнеса, потенциал которого очевиден. Не столь очевиден потенциал влияния на экономику и политику мирных корпораций, например корпорации «Starbucks». Это всего лишь крупнейшая сеть кофеен (19 000 точек продаж в 60 странах) с головным офисом в Сиэтле (США). Но оборот компании за 2010 год составил 10,7 миллиардов долларов, что больше госбюджета Латвии, чистая прибыль — 945 миллионов долларов, притом что только внешний государственный долг Латвии составляет 5,8 миллиарда латов. К счастью для Латвии и других стран Евросоюза масштаба Латвии, «Starbucks» не нуждается в политических формах менеджмента, но роль скандинавских банков второго по европейским меркам разряда в политике Латвии широко известна.

Ещё один пример уже не корпоративного, а личного потенциала — это Фонд Билла и Мелинды Гейтс, обладающий средствами в 33,5 миллиарда долларов (данные на сентябрь 2011 года). Если суммировать средства Фонда с личными средствами Билла Гейтса — 61 миллиард долларов по рейтингу «Форбс» 2012 года, то сумма в 94,5 миллиарда долларов — не только в 10 раз превзойдёт госбюджет Латвии, но и составит около половины, например, госбюджета Дании. Анекдотично, но суммарное состояние Гейтса в 18 раз больше бюджета ООН на 2012–2013 годы, мучительно согласованного на уровне 5,15 миллиарда долларов. Очевидно, что уровень реального суверенитета как потенциала действий лидеров рейтинга «Форбс» более чем сопоставим с уровнем суверенности и возможностями многих государств, а скорее всего, превышает эти возможности. И, как видно из сопоставления ресурсов Билла Гейтса

и бюджета ООН, не только корпорации, но даже отдельные предприниматели располагают неизмеримо большими возможностями, чем ключевые международные организации. Всё это показывает, что мир в известной степени возвращается ко временам частных армий и частных войн конкистадоров и кондотьеров или корпоративной геополитики Ост-Индской компании, но уже без признания безусловного верховенства государства.

Интервенция как часть внешней политики США

Уолден Белло

«Великому экономическому кризису», который мы наблюдаем, скоро будет шесть лет, а выхода из него пока не видно. В Соединённых Штатах Америки, где продолжает царить стагнация, около 23 миллионов американцев являются безработными, выполняют работу, не соответствующую квалификации, или просто «вышли из игры», испытывая фрустрацию.

Экономическое положение в Европе определяют программы жесточайшей экономии. К примеру, за последний период ситуация в промышленности Германии только ухудшилась. Если обратиться к статистике прошедших лет, то становится ясно, что это произошло ввиду наращивания экспорта в соседствующие с Германией страны, которым удалось избавиться от режима строгой экономии. Многие аналитики в своё время предупреждали правительство Германии о том, что настоятельные требования введения жёсткой бюджетной политики в сопредельных странах (для обеспечения гарантий возврата в немецкие банки денег, связанных с экономическим бумом, которому банкиры содействовали финансово) в конечном счёте могут привести к эффекту «бумеранга» для крупнейшей экономики Евросоюза.

В 2012 году в «глобальную воронку» кризиса втянуло целый ряд азиатских стран. В 2008 и 2009 годах из-за спада в Европе и США темпы роста в Восточной Азии снизились, но это продолжалось только около года. К 2010 году Восточная Азия и крупные развивающиеся экономики, известные как страны БРИКС (Бразилия, Россия, Индия, Китай, ЮАР), очевидно, стали приходить в себя. Серьёзным поводом послужила программа стимулирования Китая, составлявшая 585 миллиардов долларов США. Эта крупнейшая в мире, с учётом размеров экономики, программа помогла выйти из кризиса не только самому Китаю, но также и его соседям в Восточной Азии.

БРИКС принято было считать своеобразным ярким пятном в глобальной экономике, что проявлялось в способности данных стран к восстановлению и росту даже тогда, когда на Севере отмечалась стагнация. И действительно, по словам одного из нобелевских лауреатов, Майкла Спенса, «прорыв, совершённый в таких странах, как Китай, Индия и Бразилия, представляется важной движущей силой для экспансии в нынешнюю глобальную экономику». Согласно прогнозам Спенса, доля развивающихся стран в мировом ВВП через десять лет сможет перевалить за отметку 50 %. Этот рост во многом может быть обусловлен «эндогенными факторами, связанными с внутренним развитием вновь зарождающихся экономик, чему способствуют более прочные позиции среднего класса».

Однако тенденции последнего времени показывают, что наше представление об иной судьбе стран БРИКС оказалось иллюзорным. В их экономике отмечается значительное снижение темпов развития. Главной причиной этого, очевидно, является зависимость экономик этих стран от рынков стран Севера, а также их неспособность сделать спрос на внутреннем рынке ключевым фактором роста экономики.

Говоря о непосредственных последствиях кризиса, нобелевский лауреат Роберт Лукас, представляющий Чикагский Университет, в котором зародились когда-то неолиберальные теории, заметил: «Любой экономист — это кейнсианец в лисьей норе». К 2010 году неолибералы покинули «лисью нору», однако их предложение — болезненные сокращения в бюджете и безжалостные меры строгой экономии — вовсе не является решением проблемы, поскольку никоим образом не затрагивает таких вопросов, как сокращение безработицы и дальнейший рост экономики. По мнению неолибералов, усиление кризиса можно считать отчасти нормальным, а «эксцессы» и разрушения, вызванные правительственными решениями, носят несистемный характер.

Неолибералам удалось изменить привычный ход вещей, играя на традиционном недоверии среднего класса в Америке к правительству, дефиците финансировании и налогах. Это произошло благодаря пропаганде аппарата Уолл-Стрит, который всевозможными способами пытается увести общественное внимание от финансовых реформ. «Подлинной проблемой» неолибералы считают не безработицу и стагнацию как в краткосрочном, так и в долгосрочных вариантах, а долги и дефицит. Они постоянно твердят о том, что огромный дефицит за счёт взятых долгов может привести в будущем к налоговому рабству для последующих поколений, что этот путь ведёт людей в никуда, лишь к большей безработице и стагнации. В ходе последнего экономического кризиса, вызвавшего отчаяние и неразбериху, правое крыло, с его решительным обличением правительственных интервенций, убеждало в том, что источниками проблемы являются правительства, а не нерегулируемый капитал. Безусловно, это имело место в большинстве регионов Европы за последние три года. Победившие на выборах французские социалисты, несмотря на имевшиеся ожидания, не смогли инициировать «пропотребительскую» волну, напротив, они заявили собственную программу строгой экономии.

Поделиться с друзьями: