Закат на Босфоре
Шрифт:
Минут тридцать в кабинете стояла полная тишина – Горецкий изучал бумаги, а Джафар занимался своими делами. Наконец полковник откинулся на спинку жесткого стула, в который раз больно ударившись спиной, и произнес:
– Скажите, уважаемый Джафар-эфенди, вас ничего не настораживает в этом заключении?
– Меня давно уже настораживают все эти события, – спокойно ответил Джафар.
– Не будет ли нескромным с моей стороны просить вас еще раз взглянуть на оригинал заключения? Вы не представляете, как здесь, в Константинополе, мне не хватает знания вашего языка!
– Что вас интересует? – прервал излияния Горецкого Джафар.
– Вот тут, у меня возникла некоторая неуверенность… возможно, следует поговорить с врачом… дело в том, что удар сильный,
Пока Горецкий бормотал эти слова, задумчиво разглядывая бумаги, Джафар открыл дверь и крикнул что-то по-турецки полицейскому. Через несколько минут явился врач – низенький плотный турок с озабоченным выражением на лице. Переводчик не понадобился – Горецкий объяснялся с врачом, мешая греческие и латинские слова. После оживленной беседы выяснилось, что неправильность удара вполне могла объясняться тем, что преступник работал левой рукой.
– Но удар сильный и резкий, стало быть, предположительно преступник – левша, – констатировал полковник.
– Вряд ли это так уж меняет дело, – заметил Джафар, мановением руки отпуская врача.
– Но все же нужно взять это на заметку. Далее полковник Горецкий выправил в полиции бумагу, чтобы заручиться поддержкой любых властей в процессе расследования, выписал на листок адреса убитых и решил сам заняться неблагодарным и утомительным делом – ходить по всем этим адресам и расспрашивать свидетелей. Он не хотел никому этого поручать, потому что не очень-то доверял турецкой полиции – известно, что к русским она относится очень плохо. В переводчики он взял с собой мальчишку-курьера, который знал русский. Дед мальчишки был в свое время контрабандистом и однажды привез из похода русскую жену. Бабушка научила Керима русскому. В последнее время, когда в городе появилось много русских, Керим начал вспоминать бабку с благодарностью, потому что господин помощник начальника полиции обещал ему повышение, если он сумеет услужить русскому полковнику.
Первым полковник Горецкий решил посетить то место, где убили проститутку. Он руководствовался той здравой мыслью, что с момента двойного убийства прошло меньше всего времени и могли еще остаться какие-нибудь следы. Керим поморщился, взглянув на бумажку с адресом:
– Плохое место. Турки там не живут.
– А кто же живет? – удивился Горецкий.
– Так, – Керим пренебрежительно махнул рукой, – разные…
От здания полиции нужно было добираться долго. Трамваи ходили только по Пери, так что Горецкий взял извозчика. Взглянув на адрес, извозчик заартачился было, но Керим прикрикнул на него и заговорил быстро-быстро, показывая пальцем на Горецкого, делая страшные глаза и цокая языком. Извозчик хлестнул лошадь и всю дорогу молчал, только испуганно оглядывался на своего пассажира.
– Что ты ему сказал? – заинтересовался Горецкий.
– Сказал, что господин полковник – уважаемый человек, большой начальник и на допросах лично забил до смерти семь человек, – последовал невозмутимый ответ.
От неожиданности Горецкий чуть не свалился с неудобного сиденья.
«Запад есть запад, восток есть восток, и им никогда не сойтись», – процитировал он Киплинга и вздохнул про себя.
Несмотря на страх перед грозным полковником, извозчик остановил лошадь все же на мало-мальски приличной улице Галаты, неподалеку от полицейского, и отказался ехать дальше, мотивируя тем, что улочки очень узкие и экипаж не проедет.
Переулок действительно был такой узкий, что, казалось, там с трудом разойдутся два человека, но, возможно, так казалось от грязи. Полицейский проводил их до самого домика и стукнул кулаком в дверь, потом подождал немного и стукнул снова. Дверь была старая и неказистая, и Горецкий ждал, что она рухнет под мощными ударами полицейского, но вот послышались шаркающие шаги, и на пороге показался очень толстый хозяин дома. Жирные щеки свисали ниже подбородка. Глаза, и так еле заметные в складках жира, были полузакрыты. Одет был хозяин в нечто до того засаленное и грязное, что совершенно непонятно было, какой это предмет
одежды. Национальность его Горецкий определить тоже не смог. Человек молча остановился на пороге и уставился на своих визитеров. Полицейский грубо рявкнул что-то по-турецки и ушел на свой пост. Хозяин кивком головы пригласил оставшихся войти.Первое помещение представляло собой крошечную лавчонку, где на прилавке было навалена всякая дрянь. Керим осмотрелся и быстро заговорил по-турецки, изредка прерываясь, чтобы выслушать вопросы Горецкого и вялые ответы хозяина. Из разговора выяснилось, что официально хозяин живет на доходы от торговли. Но даже постороннему было ясно, что торговля таким хламом, который лежал в лавочке, никакого дохода не приносит. Поскольку полиция уже все знала, хозяин, нисколько не скрываясь, признал, что сдавал заднюю комнатку лавки сутенеру, который приводил мужчин для своей девки. С посетителями никаких особенных скандалов не случалось, только сутенер изредка сам ее бил – учил уму-разуму. Он, хозяин, не интересовался, кто там у них был виноват, в такие дела лучше не вмешиваться.
– Она только принимала здесь клиентов или жила? – перевел Керим.
Хозяин удивился и ответил, что сутенер уходил иногда развлечься и ночевал в другом месте, а женщина оставалась тут. Сутенер приносил ей кокаин и выпивку, а больше ей ничего не было нужно.
– Давно она такой стала?
– Кто знает? – хозяин пожал плечами. – Когда у меня появилась, уже такой была.
Из дальнейших расспросов выяснилось, что женщина поселилась здесь примерно месяц назад. Хозяин никогда с ней не разговаривал, потому что она не знала языка, только несколько турецких слов.
В комнате было грязно, но кровь на полу замыли, и кровать стояла голая, без тюфяка, очевидно, хозяин выбросил окровавленные тряпки.
Горецкий оглядел убогую обстановку и задумался. Убийца встретился с сутенером где-то неподалеку отсюда и пришел с ним, как клиент. Зачем? Чтобы, как оказалось, убить женщину. Сутенера он убил потом, когда тот, заподозрив неладное, бросился защищать свою девку. Если бы он хотел убить сутенера, он бы сделал это прямо на улице. Незачем было тащиться в этот вертеп. Значит, все дело в женщине. Но таких беспутных женщин болтается по улочкам Галаты несчетное множество. А неизвестный убил именно эту, причем, для достижения цели не остановился перед двойным убийством. Разумеется, человеческой жизнью он не дорожит – одним убийством больше, одним меньше – ему не важно, но ведь был же определенный риск… Значит, ему нужно было убить именно эту женщину.
– Остались после нее какие-нибудь вещи? – спросил Горецкий хозяина.
– Вещи? – хозяин совершенно искренне удивился. – У нее не было никаких вещей. Одежда… все было на ней, так и увезли труп… нет, у нее не было никаких вещей.
Керим грозно набросился на хозяина, но тот стоял на своем.
– Постой-ка, – нахмурился Горецкий, – переведи ему: я понимаю, что ничего ценного у нее быть не могло и ни в чем его не подозреваю, но разные мелочи, которых не может не быть у женщины, даже такой опустившейся, как эта. Расческа, помада…
Хозяин подумал немного, потом нехотя встал и вышел. Он долго рылся под придавком в лавочке и повернулся, держа в руках маленький узелок.
Преодолевая брезгливость, Горецкий развернул несвежее полотно. Сломанная расческа, шпильки, тюбик дешевой помады, две баночки с румянами… еще маленький осколок зеркальца… да, вещей у нее, можно сказать, и не было. Нищая, опустившаяся русская беженка. Кому и за что понадобилось ее убивать?
Он еще раз оглядел вещи, которые были завернуты в серый от времени и грязи кусок полотна, вздохнул и собрался уже уходить, как вдруг взгляд его упал на правый угол тряпки. Он схватил полотно, стряхнул с него баночки и шпильки, после чего аккуратно разложил его на столе. Полотно представляло собой прямоугольный кусок, в углу которого было вышито когда-то красными, а теперь бурыми нитками по-русски: «Пале-Ройяль». Вышивка была самая простая – никаких там вензелей и виньеточек, самыми обычными стежками, на скорую руку.