Закат

Кузьмич долго смотрел им вслед, а затем смахнул стариковскую слезу и заковылял убираться в «номерах люкс», то есть, менять ветошь в коллекторной трубе и застилать туда новые термоустойчивые коврики из полиуретана.

Глава третья

Они шли по железной дороге в тени непомерно разросшихся зарослей орешника, растущего по обе стороны. Широкий шаг Макса идеально подходил под расстояние от каждой второй шпалы, а вот Кириллу роста не доставало, все время приходилось сбиваться на щебень. В конце концов он решил идти по одной из рельс. Так, конечно, было вообще не комильфо, зато веселее. Лайма все время бежала где-то рядом, то и дело поднимая из травы или кустов стайки испуганных птиц. Но далеко собака все же от людей не отдалялась.

Сначала шли молча, час или два, но потом мало по малу затеялся неспешный разговор.

– У нас небольшая община, – рассказывал Кирилл, – Несколько семей из тех, кто выжил. За главного Хирург. Он из мед. части шахтеров. Когда все случилось, Хирург первый догадался семью в забое спрятать. А за ним и товарищи подтянулись, и батя мой тоже… Я с сестрой. Остальные, кто на поверхности остался – не выжили.

– Понятно. Ну а как ведьму поймали?

– Никак. Она сама пришла.

– А как узнали, что это ведьма?

– Она сама и сказала. Мы ее сразу в клетку! Сжечь хотели. Может надо было?

Кирилл спрыгнул с рельсы и опять пошел по шпалам. Макс нахмурился:

– Может и надо.

Где-то вдалеке раздался протяжный вой. Ему тут же вторил еще один. Волки в здешних краях водились в избытке, но охотились преимущественно ночью, а сейчас был день – рано им выть.

– Дикие собаки?

Предположил Кирилл.

– Возможно, – насторожился Макс, – долго еще идти?

– Не очень. Через балку, потом подстанция и шурфы. Выйдем на КПП, а там совсем близко.

К разговаривающим подбежала Лайма. В немом взгляде верного пса читалось предостережение. Макс успокаивающе погладил Лайму по загривку, спросил у Кирилла:

– Совсем близко? Насколько? Где именно расположена ваша община?

– Там раньше хим. завод был по производству аммиака. Для нечисти опасно, брезгуют. А для нас в самый раз. Жить можно. От КПП еще час ходьбы.

Вой неизвестного существа повторился. Кирилл нервно вытянул из-за пазухи обрез двуствольного ружья.

– Давай-ка мы поторопимся, – сказал Макс, и они перешли на бег.

Но не сделали и нескольких шагов, когда остановились. Тому причиной оказалась молодая девушка. Она стояла прямо у них на пути. Откуда она взялась на рельсах и когда – осталось загадкой. Просто появилась и все. До нее было каких-то тридцать метров, и Макс сразу узнал девушку: потертые джинсы, кожаная куртка, ворох русых косичек на голове. Перед ними стояла Изольда. Ее одежда, лицо и руки были заляпаны кровью. Темно-голубые глаза девушки пристально смотрели на Макса. Он медленно снял с плеча «Винторез». Изольда предостерегающе-отрицательно покачала головой, а потом буквально растворилась в воздухе, растаяла, оставляя после себя легкое облачко дыма, которое тут же развеялось по ветру. Лайма заскулила и села на задние лапы. Макс в задумчивость опустил винтовку.

Кирилл возбужденно прошептал:

– Что это было?! Кто эта девушка?

– Это призрак.

– Как? Разве у них есть призраки?

– Выходит, что есть.

Глава четвертая

Только Кузьмич со всем управился и сел передохнуть на край коллекторной трубы, как налетела стайка воробьев с полей. Птицы сразу зашумели, расчирикались, начали хозяйничать по двору каждый на свой лад. Несколько лет тому назад точно также к «Пикнику на обочине» пришли цыгане с табором. Мира нет, а им хоть бы что, вот ведь вообще не унывающая нация! Веселятся, галдят, гуляют. Но как начнут петь о чем-нибудь грустном у костра, то слез уже не остановить, прямо всю душу наизнанку вывернут. Понравилась тогда Кузьмичу одна девушка. Это только на вид Кузьмич старый, на самом же деле ему и шестидесяти тогда не было. Так вот, запала ему в сердце симпатичная цыганочка: молоденькая, красивая, всё танцевала под луной да цветы нюхала, когда думала, что никто за ней не наблюдает. От того, видно, она так чудачила, что парня у нее отродясь не было, а вот жизнь была, да еще какая. Била ключом за край, жаждала красок, безудержных чувств и страстной любви. Табор в «Пикнике» месяц стоял, пока дальше в путь не пустился. И не случалось ни единой ночи, чтобы Кузьмич не думал об этой девушке. Грезилось ему несерьезное, озорное. И так до самого утра. Мучался, маялся, но к девушке за все время так и не подошел, даже взгляда не выказал: не за чем, пустое. А она взяла и поцеловала его на прощание, когда уходить стали. Последний поцелуй в его жизни – Кузьмич точно знал и вспоминал этот момент всякий раз, когда на душе не хватало солнца, или наоборот, когда хотелось усилить радость от чего-нибудь доброго, столь редкого на закате эпохи, типа стайки беспечных воробьев.

Сейчас Кузьмич тоже думал об этой девушке. Глаза вспоминал: большие, карие, как говорили раньше «с бесенятами». Потом в памяти пришел ее запах, такой еле уловимый, но незабываемо приятный запах молодого женского тела, пышущего гормонами. Кузьмич зажмурился от удовольствия, и так просидел какое-то время. Вдруг воробьи, все, как один, исчезли. Раздалось лишь суетливое хлопанье их крыльев и удаляющийся гомон. Да, уж, такая планида владельцев мотелей: мгновенья шумной, но чужой бурлящей жизни, а потом вечность в тишине и ожидании. Кузьмич открыл глаза и охнул. Прямо перед ним стоял незнакомый молодой человек.

– Вы так незаметно подошли, что аж напугали меня, – хохотнул хозяин «Пикника».

Незнакомец улыбнулся в ответ:

– Могу себе представить! Вот меня нет, а вот я есть!

Кузьмич присмотрелся к новому гостю: мускулистый парень лет тридцати-пяти, не старше; сосредоточенный взгляд, как у профессионального психолога. Хоть пришлый и дурачился по-шутовски, а все равно в нем угадывалась сила.

– Вы, наверное, приятель Максима? – догадался Кузьмич, – Так он ушел, совсем недавно!

Незнакомец пригладил ладонью и без того идеально уложенные черные волосы, а затем странным образом втянул ноздрями воздух и ответил:

– Да, да, я знаю.

Кузьмичу стало как-то не по себе, он заволновался:

– А вы, собственно, кто такой, молодой человек?

– Молодой? – удивился тот, а затем еще больше интонировал замешательство, – Человек?? – и, рассмеявшись, продолжил, – Нет, старик, ты ошибаешься! Никакой я не молодой, и уж точно не человек.

Кузьмич обреченно покосился в сторону одного из автобусов, там был спрятан старенький дробовик, но увидел какие-то невнятные мельтешащие тени по сторонам, и отказался от идеи о дробовике. А затем «шут гороховый» заполнил все его поле зрения.

– Разрешите представиться, – начал тот, сделав паузу, после которой по всему следовало услышать по меньшей мере пять каких-нибудь титулов и еще столько же дополнительных имен-отчеств, но незнакомец сам себя оборвал, прыснув от смеха, – Глеб, – словно камнем в воду бросил.

Явное издевательство над пожилым бедолагой не сулило последнему ничего хорошего: тот, кто не чтит седины, не несет с собой добра. Кузьмич попятился в трубу и тихо зашептал:

– Ненавижу вас, будьте вы прокляты… ненавижу… ненавижу…

Глеб перестал ёрничать и сказал отрешенно, будто внезапно накатившая тоска залила его черное сердце:

– Когда-нибудь он остановится и захочет вернуться. Ты только представь, он думает, ему есть к кому возвращаться! Но я открою тебе секрет. Все, кого он знал, и кто был ему дорог, уже мертвы, – и, как бы очнувшись, продолжил более бодрым голосом, – Что ты там бормочешь себе под нос?! Умри, как мужчина!

– Вы… вы вампир?

Глеб поморщился, будто вопросом задели ушибленный мизинец на ноге, и раздражено ответил: