Заказные преступления: убийства, кражи, грабежи

Эдварде, но и в Мэри. И хотя Мэри по-прежнему работала секретаршей в ЦРУ, в Москве для нее готовилась иная роль. Говарды должны были стать семьей шпионов». И стали… семьей шпионов-двойников.

Передо мной короткое сообщение, опубликованное газетой «Известия» №220 за 7 августа 1986 года: «В Президиум Верховного Совета СССР обратился гражданин США бывший сотрудник ЦРУ Говард Эдвард Ли с просьбой о предоставлении ему политического убежища в СССР. Свою просьбу он мотивировал тем, что вынужден скрываться от спецслужб США, которые необоснованно его преследуют. Руководствуясь гуманными соображениями, Президиум Верховного Совета СССР удовлетворил просьбу Говарда Эдварда Ли, и ему предоставлено право проживания в СССР по политическим мотивам».

Следовательно, спецслужбы США «необоснованно» преследуют Эдварда Ли Говарда. Посмотрим, однако, что говорят по этому поводу они сами.

В докладе комитета по разведке палаты представителей содержится вывод о том, что сведения, переданные Говардом СССР, «серьезно подорвали возможности США по сбору разведывательной информации. Были раскрыты силы и средства разведки, скомпрометированы не только проводимые операции, но и способы их проведения. Разведывательная сеть в Москве создавалась на протяжении многих лет, и ее очень трудно продублировать. Речь идет не только об агентуре. Все намного хуже. Были свернуты все технические средства. Ущерб огромен. Он положил конец нашей работе там».

А вот еще одно мнение, высказанное по ту сторону океана: «Говарда не должны были вообще принимать на работу в ЦРУ. А его приняли, несмотря на употребление им наркотиков и алкоголя. Но самое невероятное – его направили в отдел СССР и Восточной Европы для работы в Москве. Его увольнение провели отвратительно, о его отставке и странном поведении не сообщили ФБР даже после обнаружения обмана Говарда. ЦРУ покрывало его более двух лет и продолжало это делать даже после того, как к делу подключилось ФБР. Говарду удалось сбежать к большой досаде сотрудников ФБР…

В конечном счете Эдвард Ли Говард оказался между двумя противоборствующими сверхдержавами. Он перешел на другую сторону, но бежал ли он? Для Говарда не было выхода. Он покинул родину, не имеет пристанища, живет в чужой стране, в чуждой ему культуре, будущее его семейной жизни не ясно. Он предал свою страну, и эта мысль будет преследовать его до конца дней. Но ЦРУ, подотчетное только самому себе, злоупотребило своими полномочиями и доверием американского народа. Оно проявило большую заинтересованность в сохранении чести своего мундира, нежели в поимке шпиона… Шансов на возвращение Говарда в Соединенные Штаты в будущем, если его семья будет с ним, еще меньше. Однако ФБР все же продолжает надеяться, как бы маловероятным это ни казалось, что в один прекрасный день Говард предстанет перед судом по обвинению в шпионаже…»

Через неделю, предварительно позвонив, Сережа заехал ко мне. Разговор был коротким.

– Я все прочитал, Сережа, и согласен.

– Прекрасно. Тогда собирайтесь. Поедем на дачу к Говарду. Мы помчались на черной «Волге» по загородному шоссе. Остановились у железных ворот двухэтажной кирпичной дачи. Вышли двое охранников. Поздоровались, прошли на участок, засаженный деревьями и кустами, поднялись на второй этаж на открытую террасу. И тут к нам вышел темноволосый, коренастый, подтянутый мужчина, что называется в расцветет лет, в серых брюках и белой рубашке с расстегнутым воротом. Поздоровался, как со старым знакомым, с Сережей, протянул руку мне:

– Я Эдвард Ли Говард, вы – журналист Леонид Колосов, а в саду, – он указал пальцем вниз, – моя жена Мэри и сын Ли.

Честно скажу: он пришелся мне по душе. Черт знает почему. То ли рукопожатие было уверенным и крепким, то ли взгляд открытым и спокойным.

Беседа наша длилась часа четыре. Говорили по-русски, а когда Говард спотыкался, несмотря на приличное знание языка, помогал Сережа, великолепно владевший английским. Вот что рассказал Говард по поводу своего ухода из ЦРУ, когда я задал ему этот вопрос.

– В марте 1983 года у нас с Мэри появился новый член семьи – родился сын Ли. За месяц до выезда в Москву мне было предложено пройти второй тест на детекторе лжи, это обычное дело в ходе подготовки к командировке. Я прошел тест нормально, но через несколько дней меня снова вызвали для тестирования под предлогом, что технический анализ причудливых линий, которые изобразил детектор лжи, «возможно свидетельствует об обмане». Дело кончилось тем, что меня попросили уйти из ЦРУ. Мы продали дом, уложили вещи в машину и отправились искать счастья в Нью-Мексико. Я был даже рад, что смогу подыскать себе честную работу и больше никому не врать, чем я зарабатываю на жизнь. Мэри тоже была довольна. Однако… за мной установили постоянное наружное наблюдение, все мои встречи стали контролировать ребята из ФБР, все телефонные разговоры прослушивались.

В начале 1986 года меня вызвали в Сан-Франциско для конфиденциальной беседы. На встрече присутствовали мой прежний начальник из советского отдела в ЦРУ Том Миллз, Джерри Браун из контрразведывательного отдела в Вашингтоне и его коллега Майк. Последний сообщил, что из СССР сбежал бывший резидент КГБ в Лондоне Олег Гордйевский, который заявил, что я осведомитель КГБ.

– Это действительно так?

– Абсолютная ерунда. Но это еще не все Смотавшийся в августе 1985 года сотрудник КГБ Виталий Юрченко уведомил ЦРУ, что я уже давно работаю на КГБ под кличкой «Роберт» и что я не просто, предатель, а «крот», то есть советский агент, специально внедренный в Центральное разведывательное управление и действовавший там весьма эффективно. Короче говоря, на меня свалили все провалы американской разведки на территории СССР в середине восьмидесятых. Но это же абсурд. Я был начинающим, оперативным работником и даже не приступил к работе в Москве.

Однако это уже говорит о невысокой степени осведомленности. Во время моей работы в ЦРУ в период с 1981 по 1983 год мне были известны псевдонимы только двух наших агентов в Советском Союзе. Их настоящих имен я не знал. Более того, по меньшей мере один раз в год изменялась вся организация связи с этими агентами…

– Но почему же возникли обвинения в ваш адрес?

– Дело в том, что в 1985–1986 годах ЦРУ потерпело серьезные провалы в Москве. Нужно было за них отвечать, и решили сделать из меня козла отпущения… Поэтому я начал думать о побеге. Сначала я освоил трюк, который в ЦРУ называли «черт из табакерки»: неожиданное выпрыгивание из автомобиля на закрытом для слежки участке пути. Затем я соорудил чучело, похожее на меня, с пенопластовой головой для париков, на которую надел бейсбольную кепку. Вечером мы выехали из дому на машине. За рулем сидела Мэри, рядом я в бейсбольной кепке и под ногами – чучело. За нами, естественно, ехал автомобиль наружного наблюдения. Мы заранее изучили дорогу и знали, где она делает замысловатый крюк. Мэри снизила скорость. Я пригнулся к двери, посадил чучело вертикально и вывалился в кусты. А через несколько минут мимо проскочила автомашина преследователей. Документы у меня были заранее подготовлены. Короче говоря, через пару дней я был уже в Копенгагене…

Мы обсудили схему будущей книги, решили, что я напишу ее от третьего лица. «Дня через три я вам пришлю свои пожелания в письменном виде через Сережу», – сказал Говард, на прощание крепко пожимая мне руку.

В Москву мы возвращались уже вечером.

– Скажите, Сережа, Виталий Юрченко действительно заложил Говарда?

– Об этом вы прочитаете в материалах, которые я вам передам вместе с пожеланиями героя вашего будущего детектива.

Я получил через несколько дней и то и другое. Три странички машинописного текста от Говарда: «Мысли по поводу книги Колосова». Приведу некоторые из этих мыслей.

«Первое и самое главное – я не хочу, чтобы содержание этой книги послужило поводом для судебного разбирательства против меня. Поэтому не следует делать никаких прямых ссылок на меня, особенно в той части, где я говорю о мотивах моего сотрудничества с КГБ или рассуждаю о том, какую помощь я мог оказать КГБ… Я не хочу называть книгу „Исповедь шпиона“ или „Искушение“. Возможно, „Война ЦРУ в одиночку“ подойдет… Любые снимки моей семьи (жены и сына) должны быть не настолько похожими, чтобы их можно было идентифицировать. Мотивы. Я понял, что американская разведка вовсе не собиралась признавать свои ошибки – и относительно меня, и относительно Юрченко, которого они действительно похитили… Кстати, после того как Юрченко покинул США, он утверждает, что никогда не говорил с ФБР, что я советский шпион… Я ужасно хотел повидаться с семьей и понял, что после моего побега сделать это можно лишь с помощью другой сверхдержавы – Советского Союза. Так я оказался в Москве в июле 1986 года и попросил о помощи – это был первый раз, когда я вступил в контакт с правительством СССР. Приехав в Москву, я, естественно, столкнулся с КГБ. Там меня попросили помочь в борьбе с ЦРУ, и я согласился… Почему я это сделал? Во-первых, потому что я не причинял этим никакого ущерба безопасности моей страны. Во-вторых, потому что боролся с ЦРУ, преступной организацией, а не с американским народом. В-третьих, потому что ЦРУ вело и продолжает вплоть до настоящего времени вести со мной борьбу, унижая мое достоинство и не давая покоя моей семье. И, наконец, в-четвертых, потому что я узнал и полюбил русский народ и понял, что войну против него ведет не американский народ, а группка эмигрантов-отказников, работающих в ЦРУ и желающих нанести сокрушительный удар по советском правительству…»