Заклинание для хамелеона

Может, какие-то неведомые силы организма дух его поддерживают, чтобы даже и мысли о самоубийстве не возникало? Или даже полегчало, когда судьба его решилась наконец. Среди людей, наделенных магией, он был как урод. А теперь будет жить среди себе подобных.

Нет, не то. Никакой он не урод. Магия у него есть. Сильная магия, на уровне волшебника. Так ему Хамфри сказал, и он поверил. Просто он не может ею пользоваться. Вроде как человек, который умеет наводить тень на плетень, когда поблизости плетня и в помине нет. Непонятно, почему у него такая глухая магия, но все равно прав-то он, а король не прав. Что ж, тем, кто не на его стороне, только лучше будет без него.

Нет, и это не то. Родители его не пожелали преступить закон Ксанфа. Они хорошие, честные люди, и Бинк полностью разделяет их моральные ценности. Он и сам отказался преступить закон, когда его чародейка искушала. Роланд и Бьянка не могли ни отправиться с ним в изгнание, которого не заслужили, ни пойти на обман, помогая ему остаться на родине. Они поступили так, как считали правильным, пожертвовав при этом многим, — и Бинк гордился ими. Он знал, что они его любили и продолжают любить, но при этом никогда не мешали идти своим путем, не вмешивались… Может быть, поэтому у него такое необъяснимо приподнятое настроение?

А Сабрина? Что же в таком случае она? Тоже не пошла на обман. Но все же в ней он не чувствовал такой приверженности принципам, как в родителях. Она вполне может и обмануть, если на то будет веская причина. Беда Бинка не особенно ее тронула, и неглубокой оказалась ее любовь. Она его и полюбила-то потому, что решила, будто у таких одаренных родителей не может быть бездарного сына. А как выяснилось, что таланта нет, так и любовь прошла. Как человек он оказался ей не нужен.

Да и его любовь к ней, как выясняется, не так уж и велика. Она красива, спору нет, но как личность явно уступает той же Нусе. Нуса ушла тогда, потому что ее обидели, и решения своего менять не стала. Сабрина поступила бы так же, но совсем по другой причине. Нуса не притворялась, она действительно разозлилась, и сильно. А Сабрина устроила бы из этого целый спектакль, эффектный, но лишенный настоящего чувства, потому что нет в ней настоящих чувств. Для нее важнее видимость, а не сущность.

Эта мысль тут же напомнила Бинку о чародейке Ирис — вот уж кто живет одной видимостью. Ну и бурный же у нее темперамент! Достойный уважения, поскольку только он и позволяет разглядеть истину, когда веет остальному веры уже нет. Но все-таки Ирис чересчур уж неистова. Чего стоит одна сцена с разрушением дворца, бурей и драконом!

Даже эта глупышка, как ее… Синн, даже она способна на сильное чувство. Бинк очень надеялся, что с его помощью ей удалось выбраться из Провала. Такая бесхитростная, естественная. А Сабрина — она постоянно притворяется, постоянно играет роль, поэтому и в любви ее нельзя быть уверенным до конца. Скорее она была для Бинка такой мысленной картинкой, на которую приятно посмотреть в трудную минуту. А жениться на ней он, если честно, и не хотел никогда.

Но понимать все это он начал, только отправившись в изгнание. Понимать, что в Сабрине нет того, чего ему нужно в девушке больше всего. Она красива, незаурядна, и магия у нее симпатичная. Все это очень хорошо, просто здорово — потому-то Бинк и вбил себе в голову, будто влюблен в нее. Но пришла беда — и Сабрина от него отвернулась. Глазом не повела в его сторону. И все стало ясно. Нет, правильно сказал солдат Кромби: дурак бы он был, если бы женился на Сабрине.

Бинк улыбнулся. Интересно, а как бы ужились Сабрина и Кромби? Чрезвычайно подозрительный и своенравный мужчина и чрезвычайно хитрая и переменчивая женщина. А вдруг именно врожденная свирепость солдата привлекла бы ее как увлекательная в силу своей сложности проверка ее способности приспособиться к чему угодно? А вдруг у них возникло бы стойкое влечение друг к другу? Это казалось Бинку не столь уж невозможным. Либо моментальная лютая ссора, либо совсем наоборот. Жать, что им не суждено встретиться, а ему не суждено стать свидетелем такой встречи.

Жизнь Бинка в Ксанфе подходила к концу и потому особенно ярко проносилась в его сознании. Он теперь свободен, впер* вые в жизни свободен. Ему больше не нужна магия. И любовь больше не нужна. И Ксанф больше не нужен.

Его бесцельно блуждающий взгляд наткнулся на крошечное темное пятно на одном из деревьев. Бинк невольно вздрогнул. Следы вжика? Нет, самое обычное пятно. Он испытал небывалое облегчение — и тут же понял, что занимался самообманом: если бы Ксанф был ему действительно больше не нужен, то его ничуть не волновали бы вжики и прочее в таком роде. Ксанф ему нужен!Здесь прошла вся его юность. Но… здесь ему не жить.

Он приблизился к посту стража щита в полном смятении чувств. Как только он пройдет через шит, Ксанф и все его чудеса останутся в прошлом навсегда.

— Тебе чего надо? — спросил страж щита, крупный, толстый бледный юнец. При всей несолидности облика страж был важным элементом в той магической сети, которая защищает Ксанф от внешней угрозы. Ничто живое не может пройти через щит ни с той, ни с другой стороны. Но поскольку ни один из жителей Ксанфа не испытывал желания покинуть страну, щит преимущественно препятствовал проникновению в Ксанф из Обыкновении. Соприкосновение со щитом означало смерть — мгновенную, безболезненную и верную. Бинк представления не имел, отчего действует шит. Впрочем, отчего действует любая другая магия, он тоже не знал. Действует — и все.

— Изгнали меня, — сказал Бинк. — Тебе нужно через щит меня пропустить.

На жульничество пускаться он не собирался, уйдет как положено. Даже если бы он постарался избежать изгнания, ничего бы из этого не вышло. У одного из деревенских был талант точно определять местонахождение любого человека, и сейчас этот талант наведен на Бинка. Если Бинк сегодня не перейдет за щит, об этом станет известно.

Юнец вздохнул:

— Ну почему всякие сложности происходят именно в мою смену? Знаешь, как трудно открыть такую дырку, чтоб человек мог пройти и при этом весь щит не поломать, к чертовой матери?

— Я про щит вообще ничего не знаю, — признался Бинк. — Но меня сам король изгнал, так что…

— Ну ладно. Только, понимаешь, не могу я к щиту тебя проводить, пост оставить нельзя. Дам я тебе чудесину, которая одну секцию на пять секунд отключает. Будь на месте и шагай сразу же, потому что замешкаешься под щитом — и труп.

Бинк сглотнута. Хоть и много думал о смерти, об изгнании, а вот дошло до дела, и жить хочется.

— Знаю…

— И ладненько. Камню-то волшебному все равно, кто живой, а кто помер. — Юный страж со значением похлопал по валуну, к которому прислонялся.

— В смысле, этот вот грязный булыган и есть волшебный? — спросил Бинк.

— А как же? Щитовой камень. Его тут почти век назад волшебник Эбнез установил и так настроил, чтобы щит получился. А без него нас бы и посейчас обыкновены доставали.

Про волшебника Эбнеза, одного из великих исторических деятелей, Бинк слыхал. Более того, этот Эбнез в их генеалогическом древе фигурировал. Он умел магическим образом изготовлять всякие нужные предметы, например, из железки кувалду сделать, из деревяшки — оконную раму. Из чего-то, что просто есть, что-то, что в хозяйстве пользу имеет. Но в определенных пределах. Так, сделать пищу из воздуха он не мог или костюм из воды. Но и то, что мог, — было уже поразительно. Взял и передела! мощный Смертный камень в Щитовой, чтобы убивал не в непосредственной близости, а на определенном заданном расстоянии. Тем и спас Ксанф. Есть чем гордиться!

— В общем, так, — сказал юнец, — держи секундомер. — Он стукнул о большой валун красным камешком, и камешек раскололся надвое. Обе половинки мгновенно побелели. Одну половинку страж протянул Бинку: — Когда покраснеет, дуй через щит. Обе половинки синхронизированы. Вон тот грецкий бук видишь? Дырка прямо перед ним откроется, но только на пять секунд. Так что изготовься и беги — на красный.

— На красный, — повторил Бинк.

— Вот именно. Давай бегом туда. Бывает, эти секундомеры вмиг зарастают. Я буду за своим следить, чтобы вовремя заклинание кинуть, а ты со своего глаз не спускай.