Заклинатель ордена Линшань. Переписать сюжет. Книга 1

– Предположим, – Чжаньцюн поморщился. – Хотя я бы на твоём месте о нём не переживал. Свою каторгу он честно заработал сопротивлением при аресте.

– Что, прямо полез в драку?

– Не то, чтобы полез… Но пытался вырваться, кричал, что говорит правду, что ты предатель, что я ещё пожалею о том, что верю тебе, а не ему…

– То есть, это слышали не только судья и ученики, но и как минимум стражи.

– Ты прав. Проклятие! Об этом я не подумал.

– Боюсь, что пресекать слухи уже поздно, – подытожил Линьсюань. – Когда я сюда шёл, на меня поглядывали. Видать, громко кричал.

Они мрачно замолчали. Слышно было, как на акации свистит и пощёлкивает дрозд.

– Ну, судье Кану можно, я думаю, сказать правду, – проговорил наконец Линьсюань. – Если он человек разумный, то поймёт и промолчит. Конечно, придётся с ним объяснится, но ничего страшного ещё не случилось. Может, даже наградить его за бдительность?

Чжаньцюн медленно кивнул.

– Пожалуй, ты прав, шиди. Мне не стоило паниковать и сразу звать стражу. Всё можно было решить тихо и мирно.

– Какой смысл теперь сожалеть, шисюн? Работаем с тем, что есть. Что до ученика… И Гусуня…

– Его заткнуть не проблема. С каторги часто не возвращаются.

– Шисюн! – чувствуя себя по-настоящему шокированным произнёс Линьсюань.

– А что ты предлагаешь?

– В принципе, можно рассказать и ему.

– Ученику?! Шиди, ты готов положиться на сдержанность этого мальчишки?

– А что такого? Ты забыл себя в этом возрасте? Много ли ты сам болтал – обо мне, например? Я, кстати, даже мог бы попросить его о помощи. Держу пари, он надуется от гордости, что взрослые мастера посвятили его в тайну ордена и будет молчать, хоть начни его резать.

– Может, ты и мог бы – если бы не его вопли, которым есть свидетели. Это уже не просто слухи. Раз обвинение высказано, я должен как-то отреагировать. Провести расследование, и наказать либо тебя, либо его – за клевету. А иначе… Мэи первые заподозрят, что здесь что-то неладно.

Линьсюань постучал костяшкой пальца по губе. Ох уж этот И Гусунь.

– Но раз обвинение уже высказано, то и радикально затыкать его нужды нет. Ну повторит он его – что с того?

– В любом случае, в ордене он этого повторять не должен.

– Шисюн, а если бы кто-то действительно вздумал клеветать на мастера – отбросим пока сопротивление задержанию – как бы ты его наказал?

– Зависит от обстоятельств, – Чжаньцюн пожал плечами. – Если просто бездумно повторяет чужие разговоры – велел бы всыпать палок да дал бы задание проверяющим поручать ему работы побольше, чтобы некогда было языком трепать. Если сам же и распускает – то вышвырнул бы из ордена. А если к тому же имеет какой-то умысел… Ссылка на границу, не меньше.

Линьсюань снова задумался. Увы, публичное и довольно агрессивное обвинение никак не подходило под категорию «бездумно повторяет». Терять Гусуня из виду совсем тоже не хотелось, кто знает, куда он пойдёт, если в Линшане ему укажут на дверь.

– Думаю, что ссылка будет оптимальным вариантом.

– Пожалуй, – задумчиво кивнул Чжаньцюн. – Надо только подумать, как всё обставить, чтобы не осталось сомнений, будто мальчишка лжёт.

– Твоё доверие ко мне хорошо известно, – Линьсюань пожал плечами. – Никто не удивится, что ты предпочёл поверить мне.

– Но я не хочу, чтобы ты жил в подозрениях.

– Я и так в них живу. Не смотри на меня так, шисюн, это только моя вина.

– Шиди…

– Ай, ладно, я привык. Лучше и правда давай подумаем, что именно этому предприимчивому молодому человеку известно и насколько убедительно или не убедительно его слова будут выглядеть.

Глава 19

На первый взгляд место заключения в ордене Линшань не выглядело крепким и надёжным: обычный дом под черепичной крышей, обычные двустворчатые двери, даже окна есть и, если их распахнуть, видна лужайка и ворота в окружающей дом стене. Стена, правда, высокая и крепкая, но это единственное, что роднило темницу Гусуня с обычными тюрьмами. Ни тебе сырых подвалов, ни решёток, ни цепей. Только небольшая комнатка, скудно обставленная, даже без очага, полумрак и одиночество.

Вот только любой, хоть немного разбирающийся в заклинательстве, увидел бы, что вырваться отсюда практически невозможно. Талисманы и знаки на стенах, полу и даже крыше, невидимые, но ощутимые цепочки заклятий, обматывающие дом, как кокон, и дублирующиеся вдоль всей наружной стены… Заклинателем Гусунь так и не стал, но кое-что всё-таки умел и мог оценить если не мастерство плетений, то вложенную в них силу. Пожалуй, и самый обычный человек ощутил бы это давящее скопление энергии. И потому, несмотря на светлые стены и чистоту и даже залетающий в окно тёплый ароматный ветерок, темница ощущалась довольно мрачным местом.

Как раз под стать настроению Гусуня.

Он скрестил ноги на топчане, пытаясь медитировать, но медитации и раньше не слишком ему давались, а сейчас и вовсе казались чем-то совершенно невозможным. Необходимые спокойствие и сосредоточенность трусливо бежали прочь перед решительно наступавшими обидой и возмущением. Ведь он, И Гусунь, сказал правду и ничего кроме правды! Но глава и слышать ничего не захотел. Вернее, выслушать-то он выслушал, но только затем, чтобы обвинить – и совсем не того, кого надо.

Неужели глава Ши и правда заменил глаза ушами, в которые капает своим ядом эта змея? А вокруг ещё превозносят его ум, добродетель и прочие качества! И что Ши Чжаньцюн теперь сделает – спросит у своего любимчика и в который раз поверит ему на слово? Но ведь есть же доказательства!

Недоумение порождало надежду, что всё ещё может измениться. Вдруг Ши Чжаньцюн, преодолев первый порыв негодования, всё же решит проверить его слова? И не только его – судья Кан ведь тоже счёл, что дело серьёзное. Ну не может же глава ордена быть настолько недалёким, чтобы самому же рушить свою стену! Или может?

Насколько всё-таки было бы легче, если б он в самом деле мог медитировать, или заснуть, или хотя бы и правда достичь спокойствия и отрешения от мирской суеты, о важности которых твердили все наставники без исключения. Тогда он мог сейчас бы хладнокровно ждать. Но Гусунь всегда предпочитал действовать, и невозможность что-то сделать, на что-то повлиять в его положении было мучительнее всего. В этой комнатушке только и оставалось, что метаться от стены к стене, гоняя по кругу одни и те же мысли. Принесённая еда не лезла в горло, ночной сон оказался так же недостижим, как и медитация. Шёл всего второй день, а юноша уже чувствовал себя вымотанным настолько, словно заключение длилось по меньшей мере год.