Заколдованная шкатулка

Четвертая городская больница располагалась неподалеку от дома Надежды Николаевны, что можно было расценивать как перст судьбы. И как шанс хоть ненадолго отложить ненавистные домашние дела.

— Я только отнесу ей сумку и сразу же примусь за хозяйство! — сказала Надежда в пространство, адресуясь, по-видимому, к пылесосу.

Пылесос на эти слова никак не отреагировал, но из гостиной выглянул кот, который посмотрел на хозяйку с недоверием и осуждением.

— А тебя вообще никто не спрашивает, синелапое чудовище! — строго проговорила Надежда.

Кот обиделся и скрылся в гостиной.

И только было Надежда собралась уйти, как позвонила мать.

— Надя, ты знаешь, что случилось? — заговорила она, как всегда на повышенных тонах, что свидетельствовало о том, что она сильно нервничает.

Надежда свою мать знала отлично, поэтому не слишком обеспокоилась — причиной ее волнений могло быть, к примеру, землетрясение в Южной Америке или же очередная драка депутатов на собрании Государственной думы.

— Мама, ты здорова? — быстро спросила она, чтобы свернуть разговор. — Ты не захлопнула дверь, тебя не обокрали в магазине?

— Да что ты такое говоришь?! — взвилась мать. — По-твоему, я ненормальная? Успокойся, я еще не выжила из ума, так что в психушку оформлять меня рановато.

— Мама, ну что ты говоришь…

— Я знаю, что говорю! — с пафосом заявила мать.

— Ах, вот как…

Тут до матери дошло, что она малость перегнула палку и что Надежда может обидеться и повесить трубку. А ей хотелось поговорить.

— Ты слышала, что вчера убили Рюмина?

— Ну да… — неуверенно ответила Надежда, — что-то такое мелькнуло по телевизору.

— Ничего себе мелькнуло! Да все каналы об этом твердят! И московские, и наши! Представь себе, среди бела дня киллер вошел в ресторан и ухлопал двоих человек прямо за столиком!

Надежда вспомнила, что вчера вечером слушала в новостях, что в городе произошло двойное убийство. И правда, на глазах у всех ухлопали депутата Законодательного собрания Рюмина и крупного бизнесмена Шарапова. Если фамилия Рюмина часто мелькала в новостях и отложилась у Надежды в памяти, то фамилия Шарапов ничего ей не говорила. То есть говорила, теннисистка такая есть, но к убитому, надо полагать, она не имеет никакого отношения, фамилия довольно распространенная.

Мать возмущалась в трубку, но Надежда твердо сказала, что ей должны звонить, так что нельзя занимать телефон. Мать с ворчанием бросила трубку.

Надежда допила остывший кофе, привела себя в порядок и отправилась в больницу.

В окошке справочной ей сообщили, что пациентка Малинина, поступившая вчера по «Скорой», находится в неврологическом отделении, в палате номер двенадцать.

— В неврологии? — переспросила Надежда. — Почему в неврологии, а не в хирургии?

— Потому что у нее сотрясение мозга, — пояснила медсестра и добавила, взглянув на Надежду поверх очков: — Состояние средней тяжести, температура нормальная.

Надежда поднялась на четвертый этаж и вошла на неврологическое отделение. Никто ее не остановил, хотя время было неприемное. Очевидно в этой больнице были демократические порядки.

Коридор отделения был пуст. На столе дежурной сестры лежала раскрытая книга, но сама сестра отсутствовала. К счастью, на дверях палат были проставлены номера. Надежда Николаевна прошла мимо седьмой палаты, мимо восьмой, девятой, десятой…

В это время дверь двенадцатой палаты открылась, оттуда вышел мужчина в белом халате.

— Доктор! — окликнула его Надежда.

Она хотела спросить у врача, здесь ли лежит Катя Малинина, но тот отвернулся и быстро пошел прочь по коридору.

Надежда проводила его взглядом. Что-то в фигуре врача показалось ей смутно знакомым, но она не могла вспомнить что. Надежда пожала плечами и вошла в двенадцатую палату.

Здесь были только две кровати. На одной, около окна, спала, разметавшись, полная женщина средних лет, на второй лежала вчерашняя девушка. Она была очень бледной, глаза полузакрыты, в локтевом сгибе закреплена пластырем игла капельницы.

Вдруг глаза девушки открылись, она уставилась на Надежду, ее губы зашевелились.

Надежда подошла к самой кровати и наклонилась над девушкой, чтобы расслышать ее слова.

— Это он, — едва слышно проговорила Катя. — Это он…

— Кто? — удивленно переспросила Надежда.

— Этот доктор… это его я вчера рисовала…

— Что? — Надежда решила, что ослышалась, и склонилась еще ниже.

Но Катя вдруг напряглась, лицо ее покраснело, и она задышала часто и сипло.

— Что с тобой? — всполошилась Надежда Николаевна.

Девушка пыталась что-то сказать, но из ее горла вырывался только свистящий хрип. Лицо ее побагровело, губы посинели, глаза едва не вылезали из орбит. Она в ужасе смотрела на Надежду, потом перевела взгляд на что-то за ее спиной.

Надежда проследила за ее взглядом — и увидела подвешенный на стойке прозрачный пакет с раствором для капельницы. В наполняющей пакет бесцветной жидкости разбегались розоватые змейки — в раствор явно влили какое-то постороннее вещество.

Раздумывать было некогда. Надежда сорвала с Катиной руки пластырь, выдернула иглу, затем бросилась к двери, выглянула в коридор.

Дежурная сестра сидела за своим столом, водя глазами по страницам книги.

— Скорее! — крикнула Надежда. — Позовите врача! Здесь больной очень плохо!

— А вы вообще кто? — Сестра строго посмотрела на Надежду. — Кто вас сюда пустил?

— Да говорят вам — скорее врача! Она умирает!

Сестра, кажется, осознала серьезность момента. Она вскочила, сорвала трубку с телефона, что-то в нее быстро проговорила и, выслушав ответ, бросилась к палате.

Надежда вернулась к Кате. Девушка с трудом дышала, глаза ее начали закатываться. Надежда схватила ее за руку, крепко сжала.

— Держись, милая! Сейчас тебе помогут…

Дверь палаты распахнулась, в нее ворвался высокий худощавый мужчина в белом халате, в два огромных шага подошел к кровати, отодвинул Надежду, наклонился. Рядом с ним тут же возникли две женщины — дежурная сестра и еще одна, постарше и поплотнее.

— Анафилактический шок! — прогремел врач и не глядя протянул руку, бросив: — Адреналин, преднизолон, эуфиллин!

Опытная медсестра уже отламывала горлышки ампул, готовила шприц.

Врач схватил тонкую Катину руку, нашел вену, уверенно ввел в нее иглу. Только закончив инъекцию, он заметил Надежду и раздраженно проговорил: