Заколдованный замок

— Я тоже, — добавила Кэтлин.

— Уж ты-то умеешь, — возразил Феб. — Все статуи становятся замечательными спортсменами, когда оживают. И ты, дитя с темными глазами и волосами, подобными ночи, пожелай превратиться в статую и присоединяйся к нашим забавам.

— Лучше не надо, вы уж меня извините, — замялась Мейбл. — Понимаете ли… Это кольцо… Стоит чего-нибудь пожелать, а потом не знаешь, как долго это продлится. Я бы ничего не имела против того, чтобы некоторое время побыть статуей — это даже здорово! — но утром-то мне уже расхочется быть статуей.

— Да, с землерожденными так часто бывает, — задумчиво произнес Феб. — Но ты, дитя, по-моему не знаешь всех способностей своего кольца. Загадывай свое желание точно, и кольцо в точности исполнит его. Если ты не указываешь срок, начинают действовать колдовские козни изгнанного нами бога Аритмоса, правителя чисел, и они все портят. Ты должна сказать: «Я хочу до рассвета быть статуей из живого мрамора, как и моя подружка, а с рассветом я хочу снова стать Мейбл с темными глазами и волосами цвета ночи».

— Давай, давай, это будет так здорово! — вскричала Кэт. — Давай же, Мейбл! А если мы обе станем статуями, нам не надо будет бояться динно-завра?

— В мире живых статуй нет места страху, — торжественно прозвучал голос Феба. — Мы же братья — мы и ящер, — братья, созданные из наделенного жизнью камня!

— А я смогу плавать, если стану статуей?

— Плавать, нырять, и праздновать ночное празднество вместе с богинями Олимпа, вкушать пищу богов, пить из их чаши, внимать бессмертному пению и ловить улыбку бессмертных уст!

— Празднество! — воскликнула Кэтлин. — Ой, Мейбл, давай же! Ты просто не представляешь, как я проголодалась!

— Это же будет не настоящая еда, — упрямилась Мейбл.

— Для тебя она будет такой же настоящей, как и для нас, — успокоил ее Феб. — Даже в твоем пестром мире реальность всегда реальна.

Мейбл все еще колебалась. Наконец, бросив быстрый взгляд на ножки Кэт, она решила:

— Ладно, я стану статуей. Только сперва я разуюсь и сниму носки. Мраморные башмаки выглядят просто ужасно — особенно шнурки. И мраморные носки тоже никуда не годятся, если они сползают — а мои всегда сползают!

Она стянула с себя башмачки, носки и заодно сняла передник.

— У Мейбл есть вкус к прекрасному, — одобрил ее Феб. — Произноси заклинание, дитя мое, и я представлю тебя олимпийским богиням!

Мейбл робко произнесла заклинание, и в следующее мгновение в лунном свете уже стояли две ожившие белые статуи. Феб подхватил их под руки.

— Побежали! — воскликнул он, и они пустились во всю прыть.

— Ой как здорово! — еле дыша, бормотала Мейбл. — Ты только посмотри на мою ногу — какая она белая! Я думала, что быть статуей очень неловко, а на самом деле это совсем легко!

— Бессмертные не знают, что такое «неловко» — засмеялся солнечный бог. — А сегодня ты одна из нас!

И они помчались под горку — вниз, к озеру.

— Прыгайте! — приказал он. Они прыгнули, и серебристые волны, всколыхнувшись, приняли три белые, светящиеся в ночи фигурки.

— Ой! Я плыву! — изумилась Кэт.

— И у меня получается! — ликовала Мейбл.

— Конечно, получается! — отозвался Феб. — А теперь давайте сделаем три круга вдоль берега, и махнем на главный остров.

Все трое плыли бок о бок. Феб не торопился, стараясь держаться возле детей. Мраморная одежда ничуть не мешала плыть — а вот попробуйте как-нибудь прыгнуть в обычном платьице в фонтан на Трафальгар-Сквер и там поплавать! Они плыли так красиво, так легко, так беззаботно и неутомимо, как, может быть, довелось плавать кому-нибудь из вас лишь во сне. И где еще можно было бы купаться так чудесно, как в этом озере, где даже кувшинки, поднимающиеся на длинных стеблях, ничуть не мешают пловцу, даже если этот пловец — мраморный? Высоко на чистом небосклоне поднялась луна. Плакучие ивы и кипарисы, храмы, террасы, купы деревьев, заросли кустарника и большой, темный старинный дом — все это соединилось в единую прекрасную картину.

— Это самое лучшее, что сделало до сих пор кольцо, — объявила Мейбл, лениво рассекая воду рукой.

— Я так и думал, что тебе понравится, — ласково заметил Феб. — Еще один кружок — и на остров!

На острове они сразу же очутились посреди тростника и тысячелистника, иван-чая, вербейника и белых сладко пахнущих цветов. Остров оказался гораздо больше, чем выглядел с берега. По краям его плотно росли деревья и кустарник. Возглавлявший процессию Феб, провел их сквозь ряды деревьев, и вскоре совсем близко от них замерцал свет. Еще несколько шагов — и они вышли на опушку леса к источнику света. Деревья, под которыми они только что прошли, образовали темное кольцо вокруг большой расчищенной площадки — они, по выражению Кэт, столпились вокруг светлой поляны, словно зрители на футбольном матче.

Сперва начиналось широкое ровное кольцо травы, затем мраморные ступени, уводившие в округлый бассейн, где не было кувшинок, и лишь золотые и серебряные рыбки мелькали в глубине, как искорки ртути и темного пламени. Вода, мрамор и темно-зеленая трава сияли ясным, белым, лучистым светом, в семь раз более сильным и светлым, чем самая яркая луна. В тихой воде озера и впрямь отражалось семь лун. Легко было понять, что эти луны были всего-навсего отражением: их очертания дробились и расплывались, когда золотые и серебряные рыбки проносились сквозь них, хвостом и перьями разбрызгивая воду.

Девочки подняли глаза к небу, словно ожидая и там увидеть семь лун, — но нет, там по-прежнему светила одна лишь привычная их миру луна.

— Там семь лун! — тревожно сказала Мейбл, вытягивая палец (и как всегда забывая о хороших манерах).

— Конечно, — ласково ответил Феб. — В нашем мире все в семь раз превосходит то, что есть в вашем мире.

— Но вы же один, вас же не семеро! — возразила Мейбл.

— Зато я в семь раз существенней! — ответил солнечный бог. — Понимаете, бывает количество, а бывает качество. Все ясно, не правда ли?

— Не совсем, — призналась Кэт.

— Значит, я плохо объясняю, — махнул рукой Феб. — Дамы уже ждут нас.

На дальней стороне озера собралась толпа — такая белая, что в совокупности казалась просто белым просветом среди деревьев. Там собралось двадцать или тридцать оживших мраморных статуй. Некоторые из них небрежно окунали мраморные ноги в воду, распугивая золотых и серебряных рыбок и нагоняя рябь на семь отражений луны. Другие плели друг другу веник из роз, которые пахли так сильно, что девочки уже издали уловили их аромат. Несколько фигур, взявшись за руки, кружились в хороводе, а двое сидели рядом на мраморных ступеньках и играли в «кошачью колыбельку» (это ведь одна из древнейших игр), причем даже веревочка у них была из мрамора.