Закон Дальнего космоса
Шрифт:
А вот и Генка! Он младше меня аж на пятнадцать лет. У нас разные отцы, но это не мешает мне любить его больше всех на свете. Сразу после мамы.
– Серега-а!!!
– Он, обгоняя мать, мчится ко мне босиком.
– Что привез?!
В десять лет люди, как правило, не страдают излишней сентиментальностью.
А я - да, привез ему кое-что. Конечно, привез. И он знает, что я о нем не забуду… Вот он уже висит на мне, и вот он уже лезет по мне, как по отвесной скале, а вот он уже сидит на моей шее, и гордости его нет границ.
– Сереженька, - говорит мама, уткнувшись лбом мне в плечо, - как вы все-таки подолгу летаете…
– Меня не было всего полгода, - возражаю я и глажу ее ровные тонкие волосы.
– Как вы тут?
– Ты, наверное,
– Нет, мама, вот спать…
– Ты не отдохнул после полета? Сразу сюда?
– Серега! Ну что ты мне привез?!
– заколотил ногами мне по животу Генка.
– Отстань от брата!
– застрожилась мать.
– Если будешь так себя вести, я ему скажу, чтобы он ничего тебе не давал.
– Что приве-оз?!
– ни капли не испугался Генка.
– Что у тебя та-ам?!
– И он застучал пяткой по моей правой руке, в которой я сжимал офицерский чемодан.
– Давай так, - предложил я, шагая к дому и держась левой рукой за мамину ладонь.
– Я сейчас отдохну, посплю, потом сядем ужинать, и вот тогда я буду всем раздавать подарки.
– Да, да!
– подхватила мама.
– Как раз и папа приедет. Валерий Иванович будет часов в десять.
– Это она уже мне, как будто оправдываясь.
– У него сегодня премьерный показ “Леди Уиндермир”. А я как раз ужин соберу. Праздничный. Геннадий, слезь наконец с брата, видишь, он устал!
Когда же она привыкнет, что я ни капельки не осуждаю ее за разрыв с отцом и за то, что она вышла замуж за дядю Валеру. И никогда не осуждал, это не мое дело. Но она всегда оправдывается.
– Ах, так?
– заявил Генка капризно.
– Тогда опусти меня на землю, жестокий брат. И я до вечера пойду играть в футбол, томимый грустью и печалью беспросветной.
Нет, все-таки мать-актриса и отец-режиссер - это клиника.
Я стал медленно наклоняться, Генка, вцепившись мне в шевелюру, испуганно заверещал, потом пополз по мне вниз, но я, отпустив чемодан, перехватил его правой рукой поперек туловища, а ему, видно, стало щекотно, и он захохотал и задергал ногами в воздухе. И тогда я замер, и он тоже замер, и я наконец осторожно поставил его на землю.
Он отпрыгнул и сказал:
– Прилетают тут всякие из космоса, а потом ложки в столовой пропадают!
“Ну, не урод ли?” - Я сделал резкий выпад в его сторону, якобы пытаясь поймать, но он хихикнул и так вчистил от меня, что только пятки засверкали. Но тут же развернулся и побежал к дому, по ходу с притворной суетливостью крича:
– Бутсы! Бутсы! Я не могу играть без бутсов!..
– Вот сумасшедший, - улыбнулась мама.
А Генка уже мчался обратно к нам, за шнурки вертя ботинки над головой.
– Гигантский пропеллер! Опасно для жизни!
– противно искажая голос, вещал он.
– Эвакуация поселенцев с Рамады требует особой дисциплины и внимания!
Еще минута, и он уже улепетывал от нас в сторону пруда, на берегу которого была лужайка, где местные ребята испокон веку играют во всевозможные игры.
“Вот чертенок! То, что я служу на Рамаде, между прочим, государственная тайна. Неужели я сболтнул в прошлый раз лишнего или это простое совпадение? В принципе, про то, что на Рамаде есть поселения, и про то, что там трудно, знают все”.
Засыпать на настоящей земной кровати, дыша свежим-пресвежим дачным воздухом и слыша, что за плотно зашторенным окном почти как дождь шумят деревья и стрекочут цикады, это такое счастье!
Мама, как я ее ни отговаривал, отправилась на станцию, закупить продуктов для праздничного ужина. “Позвони дяде Валере, и он купит все, что надо, по дороге”, - попытался я вразумить ее. “Если это произойдет неожиданно, ему будет приятно, - возразила она.
– Премьера ведь тоже праздник, так что у нас сегодня двойное торжество. И потом, я давно уже собиралась съездить туда на разведку. А главное, если я останусь и буду возиться с угощением, ты не сомкнешь глаз, а так - уснешь, пока я хожу, и я смогу готовить уже без всякой опаски. И вообще, я тут уже засиделась”.
– Мам, - позвал я, устраиваясь на свежайшем белоснежном белье.
– Если сегодня премьера, то почему ты дома? Ты ведь эту леди должна была играть.
– А меня подменили, - отозвалась она.
– Почему?
– по инерции продолжал задавать вопросы я.
– Потому что я беременна, - сказала она, стоя уже на пороге и открыв дверь.
– Кем?
– тупо спросил я. Но она, в отличие от меня, отреагировала вполне адекватно:
– Твоей сестренкой.
Нет, нашим “поселенкам” до нее ох как далеко. Я услышал, как во дворе тихонько зажужжала “элка” - штука не самая скоростная, зато изящная и проходимая. Наши боевые подруги, они, конечно, бывают красивыми, и все бесстрашны и надежны, как андроиды… Но и в остальном, к сожалению, напоминают их же. Там, на Рамаде, никакой принципиальной разницы между мужчиной и женщиной не ощущается. Он или она - боевой товарищ, и этим все сказано. И на службе, и в постели. Большинству ребят это даже нравится, но я воспитан своей мамой, а она - воплощенная женственность, и пока я не найду такую же, не успокоюсь.
“С другой стороны, какое это все-таки с моей стороны свинство - так относиться к нашим девушкам, - думал я, засыпая.
– Такие, как они, - лучшие жены на свете. Такие не обманут и не подведут. Как можно обвинять человека в том, что он смел и честен? Вот интересно, смогла бы мама пристрелить перепончатокрылого ядозуба, если бы он напал на меня? А Дана смогла. И если бы не она, не лежать бы мне тут на беленькой простыночке, а лежать бы мне совсем в другом месте…”
Я уснул, и мне приснилось, как перепончатокрылый ядозуб пикирует на меня с грозового темно-зеленого рамадского неба, а я лежу посередине пустыни на нашей старой дачной кровати, вижу это через дырку в балдахине и знаю точно, что свой обожаемый станковый плазмер я сдал в штабную ружейку еще перед вылетом на Землю, а вернувшись, почему-то не получил его обратно… И тут же вспомнил почему. Потому что я контрабандой провез на Рамаду эту роскошную ностальгическую кровать, и пока я ее как следует не заныкал, в штабе появиться не мог…
Ядозуб с жестяным грохотом рухнул на меня, я подпрыгнул и сразу понял, что грохот этот был не во сне, а наяву, и именно от него я проснулся. А донесся он со стороны веранды. И оттуда же, чуть погодя, раздался жуткий, хриплый, с замогильными интонациями голос:
– Э-э… Убрать старые ведра?
И дверь на веранду медленно-медленно приоткрылась, толкаемая кем-то снаружи. Я покрылся испариной и смотрел на дверную щель во все глаза, но никто там не появлялся. Мне не был виден из-за края стола лишь небольшой участок этой щели, возле самого пола, но вряд ли кто-то смог бы там проползти. Однако всеми фибрами души явственно ощущая угрозу, я, как мог бесшумно, приподнялся и почти сел на кровати. И заметил, как в том самом, невидимом до того, участке щели, все-таки что-то промелькнуло, что-то проструилось в комнату. И я, наверное, даже сумел бы в конце концов понять, на что это похоже, если бы еще через мгновение в этом не отпала необходимость.
Потому что, выскользнув из-под стола, передо мной во всей своей красе встал в боевую стойку настоящий рамадский тандемный червь. Да такой здоровенный, каких я еще не видывал. Я сразу расслабился и упал обратно головой на подушку. Потому что, значит, я все-таки не проснулся. Сон продолжается. Так бывает: кажется, что ты проснулся, а на самом деле это просто очередной виток сновидения. Кстати, “тандемным” его называют потому, что у него два параллельных тела с тремя перемычками и чем-то он напоминает старинную электропроводку. А “червем” называют, уж не знаю почему. Правильнее было бы назвать его удавом или даже анакондой. Но дело не в названии. Главное то, что более злобной, более беспощадной и коварной твари Вселенная, наверное, еще не порождала.