Закон эволюции - роман завершен

Маркус прекрасно понимал. Сокращение массы топлива в четыре раза - уменьшение веса ракеты вдвое, если не втрое, и это только на топливе экономия. Уменьшаем топливные баки - снижаем вес. Снижаем вес - можем продолжать избавляться от топлива. Получается...

– Выходит, теперь масса полезного груза у одноразовой ракеты составляет... процентов тридцать?

– Почти угадали. Тридцать семь - тридцать девять. Именно потому одноразовые ракеты перестали использоваться. Неэффективны.
– Он достал наладонный компьютер, попиликал, нажимая на экран, и сказал: - примите фотографии.

Маркус вынул ПЦП, нажал на пиктограмму письма и первые несколько секунд не мог понять, что же он видит на фото. А затем пришло озарение: странная конструкция на космодроме - не что иное, как центральная ступень, состоящая из бака и двигателя, к которой присоединены три таких же аэрокосмических истребителя, как те, которые прилетели встречать "Пионер". Летательные аппараты соединены концами своих коротких крыльев, словно взяли центральную ступень в треугольник.

– Вот так мы выводим на орбиту истребители, - пояснил Каспар, - центральная ракета-носитель в заправленном состоянии весит всего сто сорок тонн. Пустая - меньше сорока. Каждый истребитель - по сорок с небольшим. Основную тягу обеспечивают маршевые двигатели самих истребителей, на орбите звено отцепляется от носителя, имея полные баки. Как видите, полезный груз составляет шестьдесят процентов общей массы. Сама ракета остается там же, в космосе. После орбитальный грузовоз ловит ее, снимает двигательный модуль и возвращает на Землю. Корпус остается на орбитальном складе: копим материалы. Они нам еще пригодятся, либо на орбите, либо для постройки лунной базы лет через двадцать. Прометий открыл новую эру.

– Потрясающе, - выдохнул Маркус.

– Согласен, - кивнул Каспар, выруливая на дорогу.

***

По дороге в город у Каспара зазвонил ПЦП. Тот выслушал абонента на той стороне, дал отбой и сказал:

– Поздравляю. Теперь вы еще богаче, чем планировалось. Центр космических исследований решил развернуть на базе "Пионера" программу по исследованию темпоральной девиации и уже выбил у Первого на это дело ассигнования. Постройка аналога обошлась бы куда дороже, а тут - готовый корабль. Только переоснастить его для беспилотного режима - дело плевое. Ну а ЦКИ заплатит больше любого музея.

Поужинать Маркус предложил в какой-нибудь забегаловке на окраине, чтобы понаблюдать за жизнью пригорода и тамошнего люда. В маленькой столовке рядом с автостоянкой им подали горячую мясную похлебку, острую тушеную морковь с морепродуктами и на десерт сливовые кнедлики с чаем. Маркус ел неторопливо, вслушиваясь в звуки вечернего пригорода и присматриваясь к людям. Хозяин - толстяк в поварском колпаке, официантки - пара девушек, неуловимо похожих друг на друга и на повара. Типичный семейный бизнес со времен двадцать первого века изменился, по всей видимости, совсем незначительно. Обстановка чем-то напоминает кафе в Вене, где Маркус однажды обедал, и если судить по характеру меню, а точнее - по кнедликам, корни владельца где-то в тех же краях. Посетители - люди как люди, даже одежда выглядит привычно. Как и говорил Первый, двадцать пятое столетие выглядит как двадцать пятое только в музеях, на космодромах да в Японии. В пригороде, похожем на привычные Маркусу пригороды, по-прежнему двадцать первый век с кафешками и людьми, как в двадцать первом веке. Перенесись он сюда с закрытыми глазами из две тысячи сорок восьмого - ни за что не понял бы, что прошел сквозь четыре столетия. Да, на этом парне нечто вроде комбинезона водопроводчика, но явно парадного пошива и с неизвестным словом на спине, у того толстяка с водительскими перчатками, у окна, на руке повязан глупо выглядящий серый бант. Вот заходит молодой парень, одетый абсолютно обыденно, но с шарфом на шее. Странно немного, да. Но для четырех сотен лет изменения слишком малы, чтобы всерьез говорить о них.

Он отправил в рот кнедлик и запил чаем. Мир вспыхнул в огне мировой войны и возродился из пепла, словно феникс... Правда, не полностью возродился. Не везде.

– Это, Янек... А что сейчас в Северной Америке? Я имею в виду, там, где были Штаты. Совсем нет жизни?

– Ну жизнь штука такая...
– медленно сказал Каспар, - ...упорная. Ее даже бомбы не искоренили, но... Поймите меня правильно. Там все настолько изуродовано мутациями, что, по словам одного из участников экспедиции, в одном лесу нет двух одинаковых деревьев. С животными та же картина. Экспедиция та, к слову, лет сорок назад была. Сейчас там вряд ли лучше.

– А люди?

– Людей не осталось.

– Все те, которые там остались и не смогли выбраться вовремя, погибли? Многие подземные базы, шахты, другие защищенные места, метрополитен, наконец - тоже бомбоубежище. НОРАД под толщей гор, наконец. Они не могли не попытаться...

Каспар вздохнул:

– Они пытались выжить. Некоторым это, к несчастью, удалось...

– Не понял?!

– Людей там не осталось. Те, которых видели участники экспедиции - перестали ими быть, во всех отношениях. Ни членораздельной речи, ни интеллекта. Первобытные стаи, не чурающиеся скушать себе подобного. К слову, это я иносказательно, потому что с людьми там то же, что с деревьями, двух похожих не найти. Уродливые мутанты, полидактилия или полидентия у каждого второго, у некоторых и то, и то. Ну и куча всяких... уродств и отклонений, третий глаз, четыре уха... Впрочем, им недолго осталось страдать такой жизнью... За последние двадцать лет со спутников не удалось засечь ни одного стойбища или других признаков. Те, которые, возможно, еще не вымерли - скоро вымрут все равно. Судя по отчетам последней экспедиции - та земля для людей будет потеряна на ближайшую тысячу лет как минимум.

– Да уж, - тяжело вздохнул астронавт.

Каспар допил свой чай и направился в сторону туалета, оставив его в компании тяжелых мыслей.

Маркус поймал себя на мысли, что неплохо бы вновь надраться до деревянного состояния, и некоторое время взвешивал все "за" и "против", когда его внимание привлек разговор за одним столиком. Точнее, даже не сам разговор, просто фраза прозвучала как-то насмешливо и слишком агрессивно, выделяясь этим из общей спокойной обстановки. Астронавт скосил глаза в сторону источника шума.

За столом сидел тот самый худощавый парень с шарфом на шее, возле него стоял крепкий с виду мужчина, высокий и широкоплечий, с длинными волосами, схваченными в хвост на затылке, и в кожаной куртке на манер байкерской косухи. Видимо, он вошел только что, потому что раньше Маркус его не видел.

– Не тупи, - сказал длинноволосый, - давай сюда ключи. Прекрасно ведь понимаешь, что будет в ином случае.

– Да уж, недолго я на ней покатался, - мрачно отозвался парень в шарфе, звякнув по столу металлом.

Длинноволосый протянул руку, взял ключи и снисходительно заметил:

– А чем ты думал, стоя в магазине? Эта тачка слишком хороша для тебя, и ты это сам знаешь. Не надо было выпендриваться. Но, в любом случае, за машину спасибо.

Маркус чуть приподнял бровь. Грабеж среди бела дня? И все молчат? Мафия, что ли? Он дождался, пока длинноволосый пройдет мимо него к двери, и выставил из-под стола ногу. Тот, само собой, споткнулся и растянулся на полу с коротким возгласом "дерьмо!".

Он не стал прятать ногу под стол, давая длинноволосому, а заодно и всем присутствующим сообразить, что упал он отнюдь не случайно.

– Ты что творишь?!
– возмутился тот, поднимаясь с пола.

– Верни ключи, - ласково предложил ему Маркус.

– С какой вдруг стати?! Тачка моя!

Астронавт поднялся из-за стола, оказавшись на полголовы ниже длинноволосого.

– Ты в своем уме, приятель?

Вместо ответа Коптев резко выбросил кулак, вначале левый в желудок, затем правый в нос. Жесткая быстрая двойка из нехитрого арсенала армейской рукопашки. Длинноволосый отлетел на два шага и упал на толстяка с бантом на руке, из-за чего толстяк пролил на себя содержимое своей кружки.

– Эй, да что вы творите-то?!
– возмущенно воскликнул он.

Маркус резко повернулся в ту сторону.

– Ба, голосок прорезался? Что ж ты раньше молчал, а? Сидишь, жрешь, как будто тебя это не касается? Я бы на твоем месте помалкивал и дальше, чтобы под горячую руку не попасть!

Толстяк последовал совету в точности, сделав вид, что ничего особенного не произошло, и принялся вытирать салфеткой одежду.

– Какого хрена?!!
– загундосил, лежа на полу и зажимая сломанный нос, длинноволосый, - ты соображаешь, на что напрашиваешься, псих больной?!