Закон королевского бутерброда
Шрифт:
– Как ты сказал?! Повтори, пожалуйста! Ма-шьень-ка?!
Английский знакомец почему-то сильно заволновался.
– Да, Машенька. Маша. Зови свою чудесную дочку по-человечески, а то кличешь её, как собачку приблудную, Машка…
– Ма-шенька! – Янни уже обеими руками восторженно хлопнул Глеба по плечам.
– Ты даже не можешь себе представить, как долго я вспоминал этот вариант её имени по-русски! В сказке так в одной вашей девочку называли, и жена моя один раз так назвала Машку…. Мне понравилось, но я не запомнил. А ты подсказал! Классно!
– Слушай,
Странный взгляд капитана Глеба не позволил Янни отказаться.
– Конечно! А автограф дашь?!
– На лбу твоём сейчас так прямо и нарисую…!
С открытой террасы маленького портового бара был хорошо виден ряд оранжево изукрашенных экскурсионных катамаранов, у причала пыхтел дизелем крохотный двухэтажный паром, пришедший с Лонг-Айленда; над таможенными зданиями развевались длинные карнавальные ленты на высоких шестах.
– Кажется, что только вчера прилетел на остров, а уже пора собираться…
– Ты сегодня улетаешь?
– Да, вечером.
Они молча подняли стаканы.
Стать интересным друг для друга у случайных попутчиков получается не всегда и не сразу. Янни не понимал логики действий этого удивительного русского, но восхищался им; капитан Глеб Никитин с нежностью наблюдал за юным английским папашей и его очаровательной дочкой.
Выпили по настоянию Глеба за детей. Потом за любовь.
…Просто Мария нетерпеливо вертелась на высоком стуле и уже не в первый раз дёргала невнимательного родителя за рубашку.
– Извини, Глеб, нам уже пора. У нас тут друг в местной школе появился, ровесник, тоже родился в Лондоне, вот, пригласил её сегодня к себе на день рождения.
– Ладно, давай прощаться. Земля круглая – ещё встретимся.
Обернувшись, капитан Глеб с улыбкой наблюдал, как вприпрыжку бежала к выходу на улицу маленькая девочка, как привычно и солидно поправлял свои тёмные очки английский папа Янни, и как нечаянно выпали из его рук на деревянный пол террасы газеты.
«Бывает….».
Он показал бармену, чтобы тот повторил. Посмотрел на некоторые незнакомые этикетки на стойке бара…
– А знаешь это кто?!
Запыхавшись, Янни снова плюхнулся на соседнее сиденье.
– Вон, смотри, у входа справа, за столиком!
Худощавый мужчина в очках деловито рассматривал меню, часто иронически поглядывая на своих собеседников. О чём они говорили, Глеб не слышал, но громко смеялись и мужчина, так поразивший Янни, и его спутник, и две женщины, сидевшие в компании с ними.
– Ну?! Не узнаёшь?!
Янни благоговейно вытаращил глаза.
– Это же Билл Гейтс…!
– Да иди ты! Да не может такого быть! Ты только не упади с перепугу-то.
Глеб с усмешкой покосился на Янни.
– Гейтс и Гейтс.… Нормальный мужичок, трезвый. Самое главное, что не нарушает общественный порядок. Вот если возьмёшь у него автограф, то я тебе и свой рядом оставлю. А? Слабо?
С очевидной жалостью Янни выслушал кощунственные речи некомпьютерного человека, но потом, очевидно, у него что-то всё-таки щёлкнуло,
и он осторожно направился к столику Билла Гейтса….Джой смотрела на Глеба, спрашивала себя и никак не могла ответить на свои вопросы. Кто из её знакомых мужчин, порой отчаянных, иногда умных и сильных, мог сравниться с ним?
– А хочешь, я сама приеду к тебе?
– Меня нелегко найти на этой Земле. Но я с радостью буду встречать тебя…
Закутавшись в большой пушистый халат, Джой уютно устроилась с ногами в трескучем ротанговом кресле.
Глеб сидел рядом с ней.
– Почему ты не хочешь, чтобы я ехала в аэропорт?
– У меня на родине говорят примерно так: дальние проводы – долгие слезы. Русские мужчины не позволяют своим женщинам провожать их.
– И я хотела бы не провожать тебя, никогда…
– Не расстраивайся, я часто улетаю, но всегда обещаю вернуться.
Открытая часть бунгало успела опуститься в начало густых тропических сумерек. Они наблюдали за остывающим закатом уже около часа, светильники и лампы включать в гостиной им пока не хотелось. Над невысокими перилами веранды мелькали в дальней гавани яхтенные огни, высоко на мачтах покачивались топовые искорки, ниже и устойчивей светились якорные фонари. Вдоль бортов сливались в сплошные пунктиры цепочки живых иллюминаторов…
– Ты очень много ездишь…. Ты не любишь жить дома?
– Дома? Я уже успел отвыкнуть от этого общего слова. Понимаешь, случалось в моей жизни и так, что в одном городе меня встречали радушно, в другом сажали в тюрьму, я же ко всему всегда относился спокойно. Одни меня хвалили, другие порицали, я радовался хорошей погоде, не сетовал на дурную, издевался над глупцами, не клонил головы перед злыми, смеялся над своей бедностью…
– И всегда тебе было так легко?
– Иногда приходилось грызть чужие глотки, чтобы самому быть свободным.
– Кто тебя научил такой весёлой философии?
– Привычка к несчастью. Я тороплюсь смеяться, потому что боюсь, как бы мне не пришлось заплакать.
– Понимаешь, маленькая, я как акула – если надолго остановлюсь на одном месте, то мне не будет хватать кислорода в крови, станет грустно, и я умру….
Джой растерялась, но ровно на то мгновенье, которое ей потребовалось, чтобы заглянуть в смеющиеся глаза Глеба.
– Я буду без тебя скучать.
– Чаще смотри почту, Джой! И обязательно – на горизонт!
Капитан Глеб поднял её на руки.
– …Следующей весной я покажу тебе, какую вкусную еду готовят моряки из больших тунцов альбакоро; мы обязательно отправимся с тобой ловить лангустов на рифах.… Ну, не плачь, прошу тебя – только не плачь!
Слабо склонив голову и обняв его, Джой вытирала слёзы о плечо Глеба.
– Я свободен! Понимаешь, свободен.… В этом вся моя жизнь!
– Но ты же так одинок!
– Моё одиночество класса «люкс». Я сам себе его выбрал. Просторное сердце делает многих людей несчастными. Не очень большое преимущество – иметь большое сердце.