Закон маузера
Шрифт:
Самое же главное «отличие» скрывалось под заострённым капотом «тридцатки» — 12-цилиндровый двигатель в пятьсот с лишним «лошадей».
«Сопвич» в час не мог и двухсот вёрст одолеть, а С-30 легко выдавал триста.
«Тридцатки» набросились на «Снайпов», как ястребы на раскормленных уток.
Треск пулемётов доносился до земли несерьёзным звучком, но глаза видели иное — пули рвали «Сопвичей», раздирая хлипкие деревяшки и ткань. Щепки и обрывки так и летели «по закоулочкам».
Кувыркаясь, свалился вниз первый краснозвёздный истребитель. Другой описал вираж, да так и грохнулся,
Третий решил драпануть, и пулемёты разнесли ему хвост.
Готов, приложился…
Стрелки с «Де Хевилендов» палили по «Сикорским», но тех, вёртких и быстрых, трудновато было взять в прицел.
Вот один из «тридцатых», завывая мотором, спикировал и сразу, выворачивая вверх, застрочил с обоих пулемётов, вколачивая «гостинцы» в подбрюшье «Де Хевиленда».
Такой «подарочек» бомбовоз не переварил, грохнулся.
Остальные дружно повернули к Харькову.
«Тридцатки» потянули следом, и воздушный бой сместился к северо-востоку.
Котов только головой покачал.
Отличные машинки! Просто замечательные! Одно плохо — «тридцатых» на всю Белую армию всего один авиадивизион «насочиняли», а это где-то тридцать шесть машин. Или сорок.
Всё равно мало.
— Отходим!
Мимо прошагали бойцы из третьей роты, такой же солдатской, как и четвёртая. Ею командовал штабс-капитан Извольский.
Один из солдат, бывший красноармеец, опираясь на винтовку, как на костыль, доскакал до отступавшей цепи.
— Братцы! — закричал он. — Стой, назад! Капитан Извольский ранен! Остановись, братцы!
Тут уж по всей роте поднялся крик:
— Стой, капитан Извольский оставлен, назад, назад!
И вся рота, без команд, под сильным огнём, круто повернула назад и пошла в контратаку выручать своего черноволосого капитана.
— Четвёгтая гота!
Солдаты, разгорячённые атакой, построились и вломили красным, погнали тех до вокзала Основа, что под самым Харьковом.
У вокзала части РККА перешли в контратаку — тоже ведь русскими были!
Только вот бросились они не в штыковую — пропустив вперёд танки, двинулись следом, прячась за громадными бронированными «ромбусами» и оттуда постреливая.
Красноармейцы шагали с пением, переиначив белогвардейскую «Смело мы в бой пойдём за Русь святую»:
Смело мы в бой пойдём За власть трудовую И всех дроздов побьём, Сволочь такую…— Агтиллерия! Где эта чёгтова агтиллерия?!
На левом фланге показался взвод «Гарфорд-Путиловцев» из 1-й Особой автоброневой роты.
Броневики разворачивались и ехали задом, ненадолго задерживаясь, чтобы выпалить из пушек.
Метким выстрелом одному из Mk-V перебило гусеницу.
Танк повело в сторону, он загребал землю траками, но две его пушки «гочкис», по два дюйма с четвертью, продолжали долбать по позициям белых.
Два танка с намалёванными звёздами малость развернулись, из их люков махнули красными флажками, сговариваясь, и взяли под перекрёстный огонь один из «Гарфордов».
Первый снаряд рванул, разнося заднюю кабину бронеавтомобиля, а ещё
три перебили задний мост.Из кабины «Гарфорда» вывалились двое в кожаной форме и побежали к своим, отстреливаясь из револьверов.
Один упал, тогда второй подхватил его и поволок под огнём противника.
— Взвод! — рявкнул Сорока. — Этта… Прикрываем наших!
Застрочили автоматы, замолотил пулемёт. «Гарфорд-Путиловцы», огрызаясь из трёхдюймовок, откатывались, не в силах удержать бронированных «самцов». [82]
— По танкам! — разнёсся голос Гулевича. — Прямой наводкой! Бронебойным! Прицел тридцать пять! Огонь!
Прогрохотали пушки, язвя с виду непробиваемые «ромбусы».
82
Танки Mk-V делились на «самцов» и «самок». Последние были чуть меньше габаритами, и вооружением они обладали более слабым. «Ромбусом» их называли за вид сбоку.
И тут Степан был впечатлён по-настоящему.
За его спиной залязгали гусеницы, и вперёд, на поле, уже изрытое снарядами и бомбами, выкатилась самоходка, собранная на базе трактора «Буллок-Ломбард».
Неуклюжая, обшитая по бокам листами котельной стали, с бронещитом впереди, самоходка грозила неприятелю пятидюймовым орудием Канэ. А с таким калибром не поспоришь.
Командир одного из танков решил, что с него довольно, и стал разворачиваться.
Будь он посмелее или поумнее и продолжи атаку, исход её был бы неясен.
Но, когда танк разворачивается боком, грех не всадить ему снарядец-другой.
Хватило и одного — болванка прошила корпус и разорвалась внутри, вышибая люки. Из них рвануло пламя, не оставляя надежд на выживание.
Но не САУ впечатлила Котова — за «Ломбардом» катили, взрёвывая двигателями, четыре танка Т-12. Бронеотряд.
По сравнению с Mk-V они не ехали, а мчались, выжимая по тридцать-сорок вёрст в час.
Качаясь на рытвинах, взрыкивая, они удалились саженей на двадцать и застопорились, качнув передками.
Открылись люки, и танкисты замахали флажками, распределяя туши «ромбусов».
В этот момент снаряд одного из «красных» танков угодил в башню ближайшего к Степану «тэ-двенадцатого» — и со звоном срикошетировал, оставив выбоину.
Грохнула пушка Т-12, тоже не бог весть какого калибра, но броню Mk-V толщиной всего в полдюйма она просаживала.
Башня развернулась, метясь в просвет между «ромбусами», и шваркнула обычной гранатой.
Остальные «дюжинки» ударили по пехоте шрапнелью.
После короткой остановки Т-12 тронулись, покатились неторопливо, словно приглашая за собой.
— Четвёгтая гота, за танками, в атаку!
— Ур-ра-а-а! — грянула четвёртая рота…
На плечах бегущих красноармейцев дроздовцы ворвались в Харьков.
Рядом с первым батальоном наступал третий, полковника Владимира Манштейна, потерявшего руку в бою.
Красные прозвали его Безруким Чёртом.
Впопыхах, на бегу, Котов не сразу заметил, что бежит уже не по дороге, а по пыльной мостовой окраины.