Закон меча
Шрифт:
– Увы, не судьба, – произнес я, ощущая тепло в правой руке. Даже не тепло – жар, будто у меня резко от кисти до локтя поднялась температура градусов до пятидесяти. Понятно теперь, кто забрал энергию живиц…
Однако продолжить разговор нам не дали. Дверь распахнулась, и в лазарет вошел дружинник. И, войдя, зычно рявкнул:
– Эй, разбойник, на выход!
Понятно, это мне. Вчера, значит, был селянин, когда на стене махался, а сегодня уже разбойник. Ну ладно, на выход так на выход.
Снаружи солнце уже успело подняться довольно высоко. Мертвецов было не видать, луж крови тоже – по ходу, за ночь и за утро успели прибраться. На стене стучали топоры, то мужики
Решать собрались с десяток воинов, на том же утоптанном месте, где мы с Васькой Долгополым вчера соревновались в искусстве набития лица ближнему. Видимо, это у местных из-за недостатка свободного места было что-то типа городской площади, где обсуждаются важные вопросы.
Дружинник втолкнул меня в круг и тут же шагнул назад. Это правильно, иначе б за толчок схлопотал в глаз, не посмотрел бы я, что он выше меня на голову. Но в строю рядом с ним стояли такие же громилы, положив ладони на рукояти мечей, и я сдержался. В мои планы сейчас совсем не входило быть зарубленным из-за страстного желания заехать хамоватому амбалу в рыло. Подождем, всему свое время.
Речь начал Илья Муромец.
– Ну что, братия, – произнес он, огладив бороду ладонью размером с лопату. – Вот перед нами разбойник, отловленный возле Толстого леса, где любят прятаться беглые холопы и лихие люди. Одежа на нем краденая, селянин Тит Сеятель признал, что снята она с Тришки Кривого, пропавшего на охоте месяц назад. То есть, вполне вероятно, снята с убитого. Однако вчера он лихо бился на стене с вражьей силой, наравне с нами. И, стало быть, надо решить, что с ним делать. Что скажете, братья?
– По Правде пусть виру заплатит за голову Тита, и все дела, – предложил Добрыня. – Воин он справный, одежу мог купить аль с найденного мертвеца снять. Но поскольку доказать это не получится, то пять гривен за смерда – справедливая вира. Хотя норды даже рабу, что рядом с ними бился, вольную дают и за общий стол с собой сажают.
– Не обессудь, есаул, но норд сегодня тебе друг – а завтра смотришь, уже твое село жжет, мужиков рубит, а баб и детей в полон забирает, – запальчиво выкрикнул Васька Долгополый. – У нас тут не Киев, где князь со своей гридью по Правде живут. Нам от печенегов спасу нет, а тут еще разбойный люд селян наших режет, в лес по грибы-ягоды не сходишь. По мне, так повесить татя на стене – самое правильное решение, чтоб другим неповадно было.
Разгорелся спор. Некоторые поддержали Добрыню, но большинство было за то, чтоб все-таки татя повесить – видать, и правда достали жителей крепости лесные разбойники. И, судя по ухмылке Долгополого, вопрос был практически решен, оставалось лишь поставить точку, которую вряд ли смог бы оспорить даже Илья Муромец. Я уж совсем было подумал, что придется врукопашную пробиваться к воротам, а дальше как кривая вывезет – хотя понятно, что попытка бегства практически со стопроцентной вероятностью закончится стрелой меж лопаток.
Но тут к Илье подошла Алена, поклонилась, и что-то прошептала на ухо. Богатырь кивнул и поднял руку.
– Послушайте, братья. Тут мне сказали, что помимо всего этот тать нашей общине знатный убыток причинил, Добрынин запас живиц извел. Так что ежели ранят кого из нас, лечить его нечем.
На мгновение над площадкой повисла тишина – дружинники переваривали инфу, после чего стали говорить наперебой. Видимо, ругать есаула, отдавшего неприкосновенный
запас медикаментов не пойми кому, было не принято, потому даже те, кто был за виру, теперь переметнулись на сторону ратовавших за повешение.Но тут Илья вновь поднял руку – и тут же все заткнулись как по команде. Знатный авторитет у батьки, ничего не скажешь.
– Вижу, о чем вы думаете, братья. Я мыслю о том же – разбойник должен висеть на тыне. Но, с другой стороны, оттого что он там повиснет, живиц у нас не прибавится. Потому предлагаю: нехай супостат в Черную Боль сходит. Принесет горсть живиц – будет ему прощение. Пожрет его нечисть лесная – значит, туда ему и дорога.
Дружинники задумались, зачесали в затылках. Забавно, конечно, что мне в этом судилище никто слова не дал, но я особо и не рвался – еще не хватало оправдываться за то, чего не совершал. Между тем голос подал Долгополый, что стоял рядом со мной, держась за меч, готовый в случае чего смахнуть мне голову с плеч. Сказал негромко:
– Не завидую я тебе, человече. Советую, как выбирать предложат судьбу свою, попросить веревку. Говорят, в Черной Боли смертушка недобрая, мучительная. А тут раз – и все.
– Благодарю, добрый молодец, за участие, но я уж как-нибудь без чужих советов обойдусь, – усмехнулся я.
А Илья и правда выбор предложил – повешение или поход в страшный лес, которого, по ходу, даже дружинники побаивались. И тоже предупредил насчет мучительной смерти.
– Предпочитаю помучиться, – лаконично ответил я.
Муромец кивнул.
– Вот и славно. Для воина лучше почетная смерть в бою, чем позорная от веревки. Но по нашей богатырской правде идти на испытание придется в том, в чем сейчас стоишь, и оружия тебе никто не даст.
– Да похрен, – сказал я. – Хватит трепаться, люди добрые. Пойду я, пожалуй.
Дружинники расступились, освобождая путь к воротам. При этом я краем глаза заметил, как Илья кивнул двоим, которые пошли за мной. Ясное дело, кто ж разбойника на волю без конвоя отпустит. Да и показать дорогу к тому лесу заповедному не вредно. В Зоне своего мира я ориентировался как у себя дома, но тут, понятное дело, все было по-другому – хотя чуйка моя подсказывала, что застава богатырская находится примерно в районе современного села Ораное. То есть совсем неподалеку от аномальной Зоны моего мира.
Интересно… Сдается мне, что заставу с крутыми богатырями здесь поставили не случайно, а примерно с теми же целями, что кордон в нашей вселенной. Чтоб те, кому не положено, за артефактами в Черную Боль не лазили. И чтоб отлавливать на обратной дороге тех, кто все-таки пролез на аномальную территорию и теперь идет с добычей обратно.
Чем дальше мы отходили от заставы, тем я все больше укреплялся в своих предположениях. Лес, к которому мы направлялись, был реально черным, непроходимым с виду. И все подходы к нему прекрасно видны из заставы. Решит местный сталкер пробраться в заповедную чащу, тут его и настигнет стрела, пущенная метким лучником, или же конный разъезд здоровенных бронированных амбалов, с которыми махаться себе дороже.
Кстати, в меткости местных лучников я убедился еще раз. Один из моих конвоиров внезапно вскинул лук, выстрелил – и прямо к его ногам упала оглушенная утка, в перьях которой застряла тупая стрела с рогулькой на конце вместо наконечника. Лучник добычу подобрал, стрелу отправил обратно в колчан, деловито свернул вяло трепыхавшейся утке шею, быстро и профессионально ощипал добычу на ходу, после чего сунул тушку в кожаную суму, висящую на боку. Будет привал, выпотрошит, поджарит, схомячит. И ни к каким торговцам за жратвой ходить не надо.