Закон парных случаев

Почему-то я решил, что все бабушки и дедушки непременно должны быть такими же, как Ванькины. Хотя к тому времени мне уже доводилось встречать не слишком приветливых пожилых людей. Но я говорил себе, что просто они никому не бабушки и не дедушки. Поэтому и сердитые.

В тот день Тамара подвезла меня на машине до дома и поехала с Ванькой домой. Я ворвался в квартиру и бросился к маме с воплем:

– Ма, давай скорее поедем в Ленинград к бабушке!

До сих пор помню ее застывшее лицо. Страшно застывшее – как гипсовая маска. И такое же серовато-бледное. Потом оно дрогнуло, сморщилось… Мама заплакала и ушла в спальню.

– Понимаешь, Мартин… - папа присел передо мною на корточки и положил руки мне на плечи. – Мне очень жаль расстраивать тебя, но мы не сможем поехать к бабушке Веронике.

– Почему? – мне тоже очень хотелось заплакать, но я из последних сил сдерживал слезы.

– Она… Она очень сердится… на нас с мамой.

– За что? Вы сделали что-то плохое?

Папа тяжело вздохнул и опустил голову.

– За то, что мы поженились без ее разрешения. За то, что уехали в Прагу. Может быть, еще за что-то.

– Она не хотела, чтобы вы поженились? – не мог поверить я.
– Ты ей не понравился?

– Наверно. В общем… Она не хочет нас видеть.

– И меня не хочет?

Тут я больше не смог сдерживаться и разревелся до икоты. Разревелся от обиды. Моя родная бабушка не хочет меня видеть! А бабушка Михала, совсем чужая, обнимала меня точно так же, как Ваньку, называла ласково – Мартинек, конфет и печенья давала поровну.

Потом я еще долго не мог успокоиться. Вспоминал – и снова начинал плакать потихоньку. Может быть, именно поэтому тот разговор с папой так крепко засел у меня в голове. Детская память избирательна, что-то пробегает мимо и не оставляет никакого следа, а что-то врезается навсегда. Я и сейчас могу закрыть глаза и восстановить в памяти все в мельчайших деталях: тиканье кухонных часов, желтое мамино платье, папин смущенный взгляд и подрагивающий голос. Запах яблочного пирога с корицей, царапины на кухонной клеенке. Медно-соленый привкус во рту – от слез и прикушенный губы.

Все это стало у меня с тех пор ассоциироваться с бабушкой Вероникой. Почему-то я никак не мог представить ее в человеческом облике, хотя и видел на фотографиях – впрочем, мама не любила показывать их мне и держала где-то вне моей досягаемости. Если вдруг, очень редко, упоминалась бабушка, я представлял эти царапины от ножа на клетчатой клеенке, слышал звонкое, с причмокиванием, цоканье часов, чувствовал запах яблок и корицы. Кстати, пирог этот, который когда-то так любил, я есть совсем перестал.

2.

Уснуть я смог только под утро, но в начале седьмого нас разбудил телефонный звонок.

Есть что-то жуткое в этих внеурочных звонках, заставляющих сердце лихорадочно подскакивать к горлу. Особенно после полубессонной ночи с тягостными воспоминаниями.

Я выглянул в холл и увидел у телефона маму. Она стояла в одной ночной рубашке, и лицо ее было точно таким, как много лет назад, когда я потребовал поехать в Ленинград к бабушке, - бледным и неподвижным. Мама не говорила ни слова, только слушала, закусив костяшку пальца. Потом молча положила трубку и села в кресло.

– Все? – спросил отец, стоявший в дверях спальни.

Мама кивнула, потом подняла глаза на меня.

– Бабушка умерла, Мартин, - сказала она.

Я подумал, что сейчас она заплачет, - как тогда - но мама сидела и внимательно разглядывала цветы на своей ночной рубашке. Отец набросил ей на плечи шаль – несмотря на лето, в квартире было прохладно.

Я не знал, что сказать. Мне просто было тягостно – так всегда бывает, когда рядом мучается близкий человек, а ты не только не можешь помочь, но даже разделить его переживания не в состоянии. Потому что не испытываешь ничего похожего. Бабушка умерла… Если бы мне сказали, что умерла живущая в соседнем доме женщина, которую я встречал иногда по утрам во дворе, наверно, я почувствовал бы то же самое – неприятный холодок от напоминания о смерти. За три года учебы на медицинском факультете я не стал относиться к этой даме с косой равнодушнее или хотя бы с пониманием. Впрочем, известие о смерти соседки, пожалуй, задело бы меня больше, потому что я задумался бы о судьбе ее собаки, бородатого эрделя, которого она выгуливала по утрам. Но в том, что касалось моего отношения к смерти бабушки, было еще кое-что, кроме скорби – точнее, ее отсутствия. Пожалуй, я обозначил бы это «кое-что» как досаду, но демонстрировать ее родителям не стоило.

– Что с ней случилось? – я попытался включить хотя бы профессиональный интерес, хотя вряд ли бабушка умерла от болезни «моего» профиля (я собирался выбрать в качестве специализации эндокринологию).

– Инсульт, - чуть слышно ответила мама. – Вчера еще. Парализовало правую сторону. А ночью… ночью умерла.

– Ма, может, ты ляжешь? Капель накапать?

Мама пожала плечами, встала и ушла в спальню. Отец странно и пристально смотрел на меня.

– Что, я должен плакать? – не выдержав, злым шепотом спросил я.

Не говоря ни слова, он подтолкнул меня в комнату и плотно закрыл за нами дверь.

– Понимаешь, Мартин…

Он стоял передо мной и смотрел себе под ноги. И мне вдруг показалось, что прошлое четырнадцатилетней давности вернулось. Что сейчас отец присядет передо мной на корточки, положит руки мне на плечи… Показалось, что запахло яблочным пирогом.

– Мы с мамой очень виноваты перед бабушкой, и она…

– Да почему? – взорвался я, но посмотрел испуганно на дверь и заговорил тише. – Чем вы виноваты-то? Тем, что поженились без спроса? Что мама не сделала аборт? Что вы уехали из России? Это такая страшная вина? Крестная вон тоже вышла замуж и уехала сюда, и ее родители тоже были против, она сама говорила. И что? Ванька каждый год ездит в Москву, и его бабушка с дедом часто в Прагу приезжают. А эта… А моя бабушка за восемнадцать лет ни разу не позвонила, не написала.

– Не все так просто…

– Ах, не вшехно йе так просто? – я с трудом сдерживал себя и даже не замечал, что мешаю русские и чешские слова, как ночью это делали родители. – А как тогда? Знаешь, па, у меня всю жизнь было какое-то… одпорни поцит [1] , что от меня что-то скрывают. Какой-то постыдный родинни [3] 2 секрет. Скелет в шкафу.

Вот я и сказал это. Да, у меня всегда было чувство недосказанности, как будто некоторых тем в разговорах старательно избегают. Может быть, обмолвки, неосторожно сказанные слова, предназначенные только для тех, кто «в курсе». У меня всегда была, как говорила мама, богатая фантазия. Из этих обмолвок и недомолвок я умудрялся вырастить в своем воображении такое… Но я еще никогда не высказывался на эту тему. И сейчас с ужасом понял, что попал в яблочко.

1

Odporn'y pocit – противное ощущение (чеш.)

3

2 Rodinn'y – семейный (чеш.)

Отец смотрел на меня со страхом. Его зрачки расширились, хотя в комнате было достаточно темно от задернутых штор.

– Что ты имеешь в виду? – спросил он спокойно – слишком спокойно!

– Я угадал, - сказал я, то ли спрашивая, то ли утверждая. – Угадал ведь?

– Глупости! – отрезал отец. – Не вздумай ляпнуть что-нибудь подобное матери. Ей и так плохо. Да, у нас с бабушкой был серьезный конфликт. После чего мы прекратили всякие отношения. Но никаких постыдных семейных секретов, как ты говоришь, у нас нет. Никогда бы не подумал, что ты любитель душещипательных сериалов.

Он вел себя как типичный обманщик – прикрывал рот рукой, дотрагивался до носа и переводил взгляд – то вправо вверх, то влево вниз. И мне вдруг стало стыдно за него. Стыдно и как-то неловко. Потому что раньше он никогда меня не обманывал - во всяком случае, не обманывал так явно. Напротив – как добропорядочный христианин! – всегда твердил мне, что лучше раскаяться, признаться и, может, даже понести заслуженное наказание, чем трусливо врать.

– Мама поедет на похороны? – спросил я, чтобы перевести разговор на другую тему.