Закон Противоположности

Пытался спать, если можно назвать сном эти бесконечные кошмарные слайды. То и дело видел Яну в слезах, полицейских, бесцеремонно выворачивающих на пол белье со всех полок и соседей-понятых, злорадно потирающих руки. Вздрагивал, подскакивал, ловил настороженные взгляды попутчиков, отворачивался.

С рассветом стало легче. Здесь ничего не грозит. Никто меня не найдет, я не оставил следов. Да и не такое уж страшное преступление на меня вешают, чтоб с собаками по всей стране искать. Через месяц никто и не вспомнит. Осталось этот месяц как-то продержаться.

Смотреть не на что. Унылые пейзажи за окном сменялись только лицом Светланы, которое, как бы я не старался, не уходило из сознания. Засыпая, думал о Яне, сыне, дочках. На каждой станции порывался сойти, вернуться, но так и не сошел. Струсил? Нет, предпочел кратковременную разлуку позору и тюремному сроку в довесок. Яна не осудит, она поймет, а пока, затеряюсь в бескрайних просторах.

К восьми часам собралась очередь в туалет. Полвагона, как по команде, выстроились цепочкой в узком проходе. Заспанные лица, одно за другим, проходили мимо, смиренно и печально, как на похоронах. От этого сравнения меня передернуло. Не дождетесь, всех переживу. Процессия тянулась минут двадцать, затем серая масса перекочевала к титану за кипятком. Спрыгнул с полки, потянулся, пора умыться и ещё раз всё взвесить.

В туалете коряво написано фломастером: «Кирилл пидор». Надпись появилась недавно. Решил заступиться за Кирилла, вынул торчащий из фанерной обшивки шуруп и исправил «пидор» на «лидер». Пришлось повозиться, но времени у меня достаточно.

После полудня надпись была восстановлена поверх моих царапин. Мысленно перебрал входивших, подозреваемых нет. Отыскал в карманах свой шуруп и нацарапал ниже вопросительный знак. Кто-то сильно рванул ручку двери. Я вздрогнул и бросил шуруп в приоткрытую форточку.

— Хорош наяривать, ты тут не один.

— Занято, — отозвался нетерпеливому, выждал паузу минуты в три, вернулся к своей полке.

На станции «Ртищево-1» зашел немой мужик со стопкой газет. Началась торговля. Купил кроссворды, анекдоты и черный фломастер. Я вооружен и готов обсудить в подробностях поступок Кирилла с неизвестным вандалом, но мой вопрос остался без ответа. Обиженный Кириллом пассажир, видимо, сошел с поезда и унес тайну с собой в Пензу, а может быть в Сызрань. Надпись больше не исправлял, кто знает, может поделом Кириллу, до него дела нет, а своих проблем хватает.

Поезд шел, мое путешествие должно было окончиться завтра днём.

— Твою ж мать, состарюсь в этих поездах, — посетовал бас с нижней полки.

— А я говорил, полетели, — послышалось в ответ, — так нет же, боится он, вот и не мычал бы. Давно на месторождении были бы.

— Куда спешить? Всё равно, смена через неделю начнется. Задницу что ли морозить даром за красивые глаза.

— Это у тебя-то, глаза красивые?

— Мамины глаза, а за мать, на одну ногу наступлю, за другую разорву.

— Кого ты разорвешь?

— Мужики, — неожиданно для себя самого заговорил я с вахтовиками и свесился с полки, чтоб видеть лица собеседников, — дико извиняюсь, а куда путь держите? Не из любопытства спрашиваю, а так, за компанию с вами рвануть.

— Про Южно-Русское месторождение слыхал? — отозвался парень по возрасту не на много старше меня. Бородатый мужчина от этих слов поморщился и бросил басом:

— Кто ж про эту жопу мира не слыхал.

— Нет, никогда не слышал, — живо отозвался я, — а что там?

— Счастливый человек, раз не слышал, — добавил бородач, — Валера, если что, — протянул он руку, — я ответил и представился.

— Коля. — Пожал мне руку второй и добавил, — романтика там, тундра и снега до горизонта.

— В гробу я романтику эту видал, со снегами и тундрой вместе, — не успокаивался Валера, — лично я за деньгами еду.

— А можно с вами?

— Туристическое агентство тебе, что ли? — проворчал старший.

— Что ж ты злой-то такой? Жалко, что ли? Пусть себе едет, — возразил ему Коля, — рук там всегда не хватает. Только мы не на само Южно-Русское, а на другое месторождение едем, к частнику, неподалеку. Но тоже не маленькое.

— Да хоть к черту на кулички, — увлеченно соглашаюсь. Валера зарылся пальцами в бороду и закатил глаза, изображая мученика.

Впервые за много часов заснул с улыбкой и надеждой. Больше не бегу, не спасаю свою шкуру, я еду на север зарабатывать деньги. Я не трус, я вахтовик!

Без десяти три, точно по расписанию, поезд прибыл в Уфу. Через шесть часов мы пересядем на поезд до Нового Уренгоя, там нас встретит машина, которая отвезет в рабочий поселок на газовом месторождении. Для меня север был сродни чему-то инопланетному, а на жадные расспросы новые друзья отвечали скупо, как и полагается мужикам. Потом я понял, что не расскажешь в красках про белый лист, которым, на сколько хватает глаз, оказалась тундра, а тогда, наверняка я знал лишь то, что на обратную дорогу денег уже нет.

Про Светлану с её фальшивыми купюрами почти не думал. Я словно заново родился. Проблемы и заботы остались позади. Словно не я, а кто-то другой второпях сел на поезд дальнего следования, кто-то бездетный и холостой, без долгов и обязательств. И неприятности у того парня, что остался в Ростове, а на север едет другой человек, новый Владимир, сильный и молодой, которого ещё не знает мир. Полицейские патрули на вокзале уже не внушают страх. Идёт второй час ожидания на вокзале в Уфе.

— Вован, слышь, — дергает за рукав Коля, — тебе бы приодеться, там, куда едем, магазинов нет, в миг задубеешь.

— Что модно в этом сезоне осень-зима? — говорю шутливо, высоким голосом.

— Модно иметь здоровые гениталии, — серьезным тоном вмешивается Валера в наш разговор, — армейский бушлат, ватные штанишки на вырост, шерстяные носки и вязаная шапка, а термобелье своё, на тряпочки порежь, им щели в окне конопатить удобно.

На вокзал мы вернулись за час до отправления поезда. Ребята пьют пиво за мой счет. Мне не лезет в горло. Нет, не весь я прежний остался в Ростове. Всё же я тут один, а там, на тысячу с лишним километров южнее, не находит себе места Яна. Плачет или уже нет? Как сообщить ей, что я жив, что всё хорошо? Не помню наизусть номер её телефона, ни одного номера не помню, ни отца, ни бабушки… Погруженный в свои мысли, рассматривал магнитики и открытки на прилавке. Адрес! Внезапно возникла мысль: адрес-то я помню. Могу послать открытку почтой. Идти будет несколько дней, да и черт с ними, когда-нибудь дойдет. Рядом с вокзалом почтовое отделение, до поезда полчаса. Бегу.

Открытку выбрал быстро. На фоне синего неба всадник Салават Юлаев. Кто такой — не важно, главное, что с марками. К стойке привязана ручка. Что написать? Нужно что-то написать. Что? Поезд отправляется через семнадцать минут. Пишу аккуратно: «Я вернусь. Никому не верь». Чушь какая-то, но поезд отправляется через восемь минут, стоит у перрона, если верить часам на стене. Бросаю открытку в большой синий ящик. Бегу. Билет у Коли. Он переминается с ноги на ногу у вагона, видит меня, всплескивает руками, многозначительно тычет на меня пальцем проводнику, поднимается на ступеньку. Протяжный гудок локомотива, щелчок двери за спиной. Я успел.