Закон семи

— Но неужели никто не пытался выяснить, что это за кинжал, откуда он вообще взялся в наших краях?

— Видите ли, я уже сказала, что кинжал находился в районном краеведческом музее всего несколько недель, никаких серьезных исследований не проводилось, а потом кинжал похитили.

— Прямо из музея?

— Естественно. Разбили витрину и забрали кинжал. Сигнализация по каким-то причинам не сработала. Утром обнаружили пропажу.

— А что еще похитили? — нахмурилась Аня.

— Ничего, насколько я помню.

— Когда это произошло?

— Года два назад.

— Кинжал мог заинтересовать кого-то из торговцев антиквариатом нашего города?

— Конечно. Но я сомневаюсь, что кто-то из них пошел на преступление. Почти всех я знаю лично, это вполне порядочные люди.

— Но если бы кинжал попал им в руки случайно, они бы вернули его в музей?

— Не знаю. Довольно странный вопрос.

— А кого особенно интересовала та эпоха?

— Эпоха Ивана Грозного? Не думаю, что интересы наших антикваров простираются столь далеко. Не так много вещей того времени находятся в частных коллекциях, это ведь — национальное достояние, им место в музеях. Маловероятно, что кто-то решился бы купить здесь нечто подобное. Но, разумеется, если он не намерен афишировать свое приобретение, то…

— Или собирался вывезти его за границу, — подсказала Аня, — то соблазн был бы велик. Ведь так?

— Наверное.

— С кем из наших антикваров вы посоветовали бы поговорить?

— С Прохоровым, — без каких бы то ни было сомнений сразу ответила Галина Леонидовна. — Образованный человек, прекрасно знает историю России.

Мы с Аней перетянулись.

— А кто еще?

— Еще? Глебов Константин Игнатьевич. Он уже пожилой человек, магазинами занимается его сын, а он на покое. Уверена, все, что касается торговли антиквариатом, он знает прекрасно.

— Меня больше интересует кинжал, — вздохнула я. — В летописи Троицкого монастыря сказано, что игумен призвал к себе мастера-оружейника по имени Кузьма и велел изготовить семь кинжалов, что тот и сделав. На обратной дороге на него напали разбойники и убили.

— Летопись Троицкого монастыря? — Галина Леонидовна была просто потрясена. — Но никакой летописи не сохранилось. Монастырь сожгла после революции, там остался лишь фундамент. Откуда вы узнали о летописи?

— Из дневников прапрадеда, — вздохнула я. — Он интересовался историей, в том числе этими кинжалами, которых предположительно было семь и которые запечатывали вход в Козьи пещеры.

— Возможно, и существовала такая летопись, — кивнула Галина Леонидовна. — И действительно, в шестнадцатом веке жил в нашем городе мастер-оружейник по имени Кузьма, сохранилось несколько образцов, сделанных им, они выставлены в музее в зале оружия. Но, как я уже сказала, библиотека Троицкого монастыря погибла, так же как библиотека Свято-Никольского монастыря, где были собраны редчайшие книги. Кстати, несколько лет назад в дар нашему музею был передан исторический документ: письмо архимандрита Филарета настоятелю Спасо-Преображенского храма.

— «Наказ»? — в два голоса завопили мы с Аней.

На Галину Леонидовну наша реакция произвела впечатление, она взглянула с недоумением, вздохнула, а потом пожала плечами:

— Я не очень понимаю…

— В дневнике прапрадеда упоминается письмо Филарета, которое монахи называли «Наказ».

— Ах, вот как… Это письмо чудом сохранилось.

— А на него можно, взглянуть? — воодушевилась Анька.

— К сожалению, письмо пропало.

— Что? — Аня нахмурилась, на ее лице отчетливо читалось недовольство. — Странные дела у вас творятся, — не удержалась она. — Кинжал крадут, бумаги пропадают…

— В самом деле странно, — хмуро согласилась Галина Леонидовна. — Кстати, два этих происшествия произошли одно за другим. Сначала исчезло письмо, а затем похитили кинжал.

— Письмо тоже похитили из зала музея?

— Нет. С письмом в то время работал Сергей Петрович Разин, наш научный сотрудник. Он оставлял его на ночь в сейфе в своем кабинете. Письмо собирались выставить только в начале лета, мы готовили экспозицию как раз по эпохе Ивана Грозного. Вот из сейфа его и украли. Похитители проникли в офис, унесли компьютер и вскрыли сейф.

— Зачем им письмо-то понадобилось? — удивилась Аня.

— Наверное, подумали, что вещь ценная, раз лежит в сейфе. Письму и правда цены нет, только не для тех, кто ворует компьютеры.

— Письмо так и не было найдено?

— Нет. Подозревали одного из наших рабочих, плотника. Он бывший заключенный, как потом выяснилось, но у нас он был на хорошем счету. Человек работящий. Выпивал, конечно, но за такую зарплату где же непьющего найти? Через несколько дней после ограбления он погиб. Что-то делал на лоджии в своей квартире и упал, а там девятый этаж.

— А у следствия не зародилось сомнений в том, что это не несчастный случай?

— Возможно. Но я, если честно, не очень интересовалась.

— Надо будет Валерке позвонить, — буркнула Аня, но меня в тот момент волновало другое.

— Галина Леонидовна, вы сказали, что письмом занимался Разин. Он что, проверял подлинность документа?

— Нет, его задачей было определить место рукописи в музее. У нас ведь огромное количество экспонатов, что-то хранится в запасниках, что-то выставляем на тематические выставки, что-то отправляем в филиалы. В Спасо-Преображенском монастыре, где теперь музей, прекрасная коллекция рукописных книг. Письмо Филарета должно было отправиться туда, насколько я знаю.

— Значит, Разин работал с этим документом и, безусловно, читал его, то есть знал его содержание?

— Конечно.

— А можно с ним поговорить?

— С Сергеем Петровичем? Видите ли, он больше не работает у нас.

— Давно уволился?

— Почти сразу после исчезновения письма. Зарплата у нас небольшая, так что некоторые не выдерживают, уходят.

— И где он сейчас?

— В какой-то транспортной фирме. То ли секретарь-референт, то ли заместитель по связям с общественностью.

— Довольно далеко от истории.

— Возможно. Он образованный и общительный человек, так что его новая работа вполне ему подходит.

— Вы сказали, что письмо было передано в дар музею? — напомнила я.

— Да, одной из жительниц села Пригово.

— Ее фамилию можно узнать?

— Кажется, Лапина. Сейчас уточню.

Дама устроилась перед компьютером и вскоре удовлетворенно кивнула:

— Да, Лапина Екатерина Ивановна.

— Можно взглянуть на текст письма? — попросила я, чувствуя, что мы уже злоупотребляем терпением женщины.