Закон сохранения любви

— Прощайте, Олег. Помогать не надо. Сумка у меня не тяжелая. — Роман повесил на плечо дорожную сумку и направился к автоматическим стеклянным дверям аэропорта.

Через пару часов боинг рейсом на Гамбург, набрав разбег, оторвался от бетонной твердыни взлетной полосы и стремительно пошел в высоту. Внизу в иллюминаторе простерлась в серой дымке осенняя блеклая земля. Самолет делал крен, выправлял курс на запад, в Европу. Земля с тускло-зеленоватыми смешанными лесами, с коричневыми заплатами пашни, с извивами рек и серыми блюдцами озер, всё быстрей отдалялась. Вскоре бестелесное дымящееся одеяло облаков и вовсе вобрало в себя толстую железную птицу. За стеклом иллюминаторов плыл белый облачный туман. Самолет рвался всё выше, выше. Наконец на крыло упали солнечные лучи — косые, красно-желтые. Под брюхом боинга раскинулся бескрайний ярко-белый океан облаков. Серый покров туч, который заслонял от земли солнце, с изнанки, со стороны вселенной, был вечно бел, искрист от лучей солнца. Правда, сейчас наступал вечер, солнечный свет был не столь ярок. Но самолет догонял день, отсчитывая километры взятого курса на запад.

Стюардесса объявила, что можно расстегнуть привязные ремни, что сейчас будут предложены прохладительные напитки и легкий ужин.

15

Владельцем старинного замка в пригороде Гамбурга на берегу моря была госпожа Хенкель. Ее финансовые дела шли не так успешно, как мечталось этой старой и несколько чопорной фрау, поэтому весь двухэтажный замок, построенный с готическими архитектурными потугами — с шестигранными башенками и шпилями на крыше, — ей содержать было накладно, и оба крыла она сдавала иностранцам. Один из флигелей занимала многодетная семья бизнесмена из Швеции, другой — семья богатого русского, который учил в местной «морской» школе своего единственного сына. Постояльцы между собой жили абсолютно автономно и в полной независимости от фрау Хенкель. Порой она не видела своих нанимателей целыми неделями, хотя знала, как у них обстоят дела. Всем хозяйством, обслугой и обустройством дома управлял ее родственник, уже немолодой, но безумно деятельный и подвижный господин Майер. Этот трудоголик не гнушался никакой работой, и не только потому, что ремонтные службы требовали расходов — просто он был так воспитан; он мог стричь газоны, чинить в мастерской автомобиль, лазить по стремянке и менять электролампочки, прокладывать новый водопровод, красить чугунную ограду замка, но при этом по праздникам надевал черный костюм и бабочку, становился очень гордым и немного похожим своей напускной важностью на фрау Хенкель: ведь он был не так уж и беден, этот сухощавый живчик управляющий.

Господин Майер и встретил первым у калитки Романа Каретникова, который выбрался из такси.

— Вы приехали так неожиданно, господин Каретников.

— Что нового, господин Майер? Как всегда — Ordnung?

— Ja, ja, Оrdnung, господин Каретников!

— Как здоровье фрау Хенкель?

Однако их обмен дежурными любезностями не продолжился. В окне гостиной первого этажа Роман увидел саму фрау Хенкель, которая в свою очередь смотрела на него: было не очень разумно расспрашивать о ее здоровье у господина Майера. Роман приветливо кивнул ему и пошел по брусчатке мимо лужайки с клумбой и деревянными садовыми диванами к парадному входу в замок — нанести визит вежливости хозяйке, по крайней мере поздороваться. Когда Роман раскланивался с управляющим, заметил некоторое волнение на его лице, как будто господин Майер собирался что-то ему сказать, но не осмелился или попросту не успел.

Разговор с фрау Хенкель был короток, вежлив и чуточку лицемерен.

— Как дела в России?

— Всё прекрасно, фрау Хенкель.

— Вы надолго на этот раз в Гамбург?

— Всё будет зависеть от обстоятельств.

— В России неприятности? Взрывы домов и опять война с Чечней?

— Злодеев скоро найдут и накажут. Россия слишком большая и разнородная страна, чтобы обойтись вовсе без неприятностей. К тому же это не война — локальная антитеррористическая операция. Всё скоро закончится.

Чтобы пройти на свою половину, Роман мог вернуться обратно на улицу и мимо отчаянно зеленой лужайки, которую засевали особо устойчивым к холодам сортом английской травы, идти вдоль фасада к своему входу. Но на свою половину Роман мог пробраться и через служебные помещения. На первом этаже находились кухня, прачечная, кладовки; мимо них можно было пройти в столовую, а через нее черным ходом — в свое крыло. Так было быстрее, чем возвращаться на улицу и совершать дополнительный крюк.

Отулыбавшись и расшаркавшись с фрау Хенкель, Роман пошел на свою половину, неся на плече сумку, а в руках поскрипывающий слюдой букет белых хризантем, которые любила Соня. В столовой, примыкавшей к холлу первого этажа, где и начиналась арендуемая его семьей территория, ему ударил в нос из соседствующей со столовой кухни острый и вкусный запах жареного мяса и пряностей. В этом запахе угадывалось что-то особенное, торжественное, словно бы Соня по случаю приезда мужа задумала праздничный семейный ужин. Но об этом приезде она не знала: Роман ей не позвонил. Он и сам не хотел отвечать себе на вопрос, почему не предупредил жену, что приедет сегодня; он решил поехать внезапно, без раздумий — пусть и для семьи это будет сюрпризом. Наверняка имелся и скрытый мужской лукавый мотив…

Роман вышел в холл и здесь почти нос к носу столкнулся с мужчиной, который вынырнул из дверей кухни. В одной руке он держал сковороду, откуда и источался этот вкусный предательский запах, в другой — соусник. Незнакомец был в белой рубашке с погонами, на которых золотились какие-то лычки, в синих брюках — по-видимому морской офицер, — а поверх на нем был надет Сонин фартук в горошек.

— Как вы сюда попали? — отрывистым голосом спросил незнакомец по-немецки.

— Хотелось бы мне знать, как вы сюда попали? — зловещим голосом ответил Роман на русском языке.

Всё вмиг стало ясно: и тот незнакомый красный «фольксваген», который стоял недалеко от калитки, и волнение на аскетичном лице управляющего, который, очевидно, знал, что у Сони гости, и некоторая надменность во взгляде фрау Хенкель, когда он направился на свою половину черным ходом.

Немая пауза между Романом и немецким морским офицером длилась недолго. Из гостиной в холл, услышав голоса, выбежала Соня, перепуганная, бледная и уже встрепанная переполохом. На ней было небудничное, длинное лиловое платье с отделкой по вороту и обшлагам из серебристой норки; черные волосы уложены в прическу блестевшими буклями, яркие черные глаза подведены, сочные полные губы накрашены. Оттого что она была встревожена, всё в ней проступило с еще большей живой привлекательностью. Взглянув на нее, Роман ядовито обжег себя восхищением: всякий кобель за такой куклой кинется!

— Пока я нахожусь здесь, этот человек приходить сюда не должен, — с расстановкой и угрозой сказал Роман, глядя на Соню.

— Почему ты приехал так… Что случилось? Рома, я всё тебе сейчас… — ринулась было в игру Соня, но Роман тут же пресек:

— Пока я нахожусь здесь, этот человек приходить сюда не должен!

Немец хлопал глазами, явно не разбирая русскую речь и явно понимая, что попал впросак и теперь надо поскорее уносить ноги.

— Извините! — коротко бросил он и быстро ушел в кухню.

— Где Илья? — непримиримо спросил Роман.

— Илюша сегодня останется со всеми одноклассниками на учебном фрегате. У них первый учебный поход в море. Я хотела… Рома, я тебе сейчас всё объясню.

— Пока я нахожусь здесь, этот человек приходить сюда не должен! — выкрикнул Роман, швырнул на диван букет белых хризантем, скрипнувших слюдяной упаковкой, и быстро стал подниматься по лестнице на второй этаж. Брезгливо морщился от острого вкусного запаха жареного мяса. Даже набегала слюна, которую хотелось смачно сплюнуть.

Северное и Балтийское моря, в отличие от морей южных, Черного и Средиземного, даже в благоприятную солнечную погоду хранят в себе глухой серый оттенок, какой-то тяжеловесный, мрачный; в этих морях мало тепла и мало цвета аквамарина. Поздней осенью Северное море и вовсе утрачивает синеву и как будто становится более солёным и мертвым. Роман стоял на балконе спальни и смотрел в сторону залива, на дальнее сталистое водополье.

Вечерело, но было еще светло. Над заливом поднимался большой оранжевый шар. Полнолуние. Свет от полной луны еще не чувствовался: луна только озарялась невидимым заходящим солнцем, но сама еще не лучилась фосфорическим огнем.

За оградой, опоясывающей замок, по одну сторону, за полем гольф-клуба с ровным травянистым ковром и сферическими от стрижки кустами, виднелось скопление дорогих яхт у морского причала. Мачты без парусов создавали прибрежный частокол. По другую сторону виднелись загородные дома бюргерской публики. Одна из крыш дома, которые фрагментами видел сейчас Роман с балкона, была желтой, черепичной, с крутым наклоном. В Европе очень красивые, чистые крыши. По крышам можно судить о жителях… А какие крыши были там, в Никольске, когда он смотрел на город с балкона гостиницы? И всё же нет, никто, никто в мире не знает, под какой крышей счастливее жить!