Законы заблуждений

Санчо опоздал. Неизвестно, что там произошло, но он застал Рамона в обществе двоих младших братьев: Хайме выглядел на редкость взбудораженным и даже апатичный Тьерри на краткое время забыл о своем вечном равнодушии. Создавалось впечатление, словно они о чем-то выговаривали наследнику графа Редэ, причем семейный спор грозил вот-вот перерасти из словесного в решаемый с помощью оружия. Синеватый от злости Рамон преклонил правое колено перед королем, извинился в соответствии с этикетом и сказал, что немедленно уедет из Барселоны.

Он выполнил свое обещание. Но после рассвета принцесса обнаружила свою любимую охотничью собаку валяющейся на замковой лестнице с перерезанным горлом. Однако это случилось только завтра.

– Сир! – крайне раздосадованного Санчо Мудрого, которому больше всего хотелось выпить… нет, сначала не выпить, а пойти на хозяйственный двор и порубить дрова, благо король любил выбрасывать свои отрицательные чувства именно таким образом – догнал в коридоре Транкавель-младший, мессир Хайме, который мог добавить к своему имени еще и частицу «да Хименес». Мальчишке всего-то шестнадцать лет, однако честь рода он блюдет куда больше, чем старшенький. – Сир! Я покорнейше умоляю простить мою семью и меня за моего брата. Если вы пришли сами, то вы знаете, в чем дело.

Санчо был уверен, что Беренгария с Рамоном просто поссорилась, однако насторожился. Может, случилось нечто большее и худшее?

– Сир, – смущенно продолжал Хайме, – мой брат иногда не может полностью отвечать за свои поступки. Он… он любит хвастаться. И похвалился донне Беренгарии своими умениями, которые, клянусь вам, не нанесут никакого ущерба ни вашему дому, ни вашей семье.

Под словом «умения» могло подразумеваться все, что угодно, от мужской удали в постели до… О Транкавелях недаром ходили слухи, будто они колдуны. Санчо Мудрого подрал мороз. Неужто его мимолетная догадка верна? Что произойдет, если Бешеное Семейство, как графов Редэ именовали за глаза (а иногда и в глаза, причем они, как ни странно, гордились этим прозвищем), навлечет проклятие на королевский дом?

– Расскажите подробнее, сударь, – приказал король, и, взяв Хайме за плечо, поднял его на ноги. – И вообще, идемте в мои покои. Я вижу, что вы человек искренний и не хотите дурного.

Устроились в комнатке, примыкавшей к спальне короля. Хайме постоянно мялся, не договаривал, однако пытался восстановить доброе отношение наваррца к своей семье. Санчо понял: Транкавель-младший норовит скрыть нечто большее, чем обычное неуважение старшего брата к принцессе. А поэтому спросил напрямик:

– Мессир Рамон хотел… хотел вызвать существо из потустороннего мира? Что-то наколдовал? Хайме, не молчите! Я же вижу по вашим глазам! Зная вашу семью…

– Да… – нерешительно произнес младший сын графа Редэ и взмолился: – Сир, я не могу! Не могу ничего сказать! Этот обет принадлежит не мне. Поверьте, я и Тьерри взяли Рамона за грудки и отсоветовали впредь так шутить. Не беспокойтесь, сир, то, что… То, что явилось в наш мир с помощью Рамона, вернулось обратно и более никого не потревожит. Мы позаботились об этом. Он просто не сумел с этим справиться…

Санчо сделал паузу, мысленно прочитав «Отче наш» и сказав самому себе: «Все слухи о Транкавелях – правда. Может, стоит завтра пойти к епископу и все рассказать?.. Нет. Поспешное решение не всегда есть наилучшее. По-моему, двое младших братьев – люди думающие и благоразумные. Кроме того, мне меньше всего требуется вражда с графом Редэ. Я промолчу. Однако если они снова вздумают приняться за свои игры…»

– Ваше величество, – Хайме неожиданно бросился к ногам короля. – Сир! Вы позволите мне искупить вину перед вашей дочерью? Я… Я…

– Что? – обреченно вздохнул Санчо Мудрый. – Только не говорите, что вы в нее влюбились, мессир Хайме. Конечно, Беренгария очаровательна, однако ей еще рановато становиться предметом всеобщего поклонения.

– Я готов сделать все, чтобы госпожа Беренгария забыла зло, причиненное ей Рамоном, – чуть высокопарно, однако вполне искренне заявил младший из рода де Транкавелей. – Сир, вы обещали моему отцу, что этим летом приедете погостить в Ренн-ле-Шато. Возьмите с собой принцессу, умоляю!

– Э-э… Я у нее спрошу, – осторожно сказал король Наварры. – Если она согласится, обещаю, что возьму Беренгарию с собой. Но не думаю, что она захочет.

Хайме ушел, оставив Санчо Мудрого в смятенном состоянии души.

А потом настало утро и была мертвая собака – добродушный домашний пес, никому, кроме кроликов и куропаток, не причинявший вреда. Рамон, его жена Идуанна де Бланшфор и амант Гиллем уехали. Беренгария вышла из своих покоев вместе с мессиром Хуаном де Рамалесом. Сам граф Бертран и двое его младших сыновей вместе с болтушкой-сестренкой гостили в Барселоне еще месяц. Хайме не переставал робко ухаживать за Беренгарией и в конце концов добился того, чтобы принцесса обратила на него внимание – младший Транкавель выгодно отличался от своих братцев хотя бы тем, что был отчасти честен.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ Маньяку-приключенцу всегда найдется quest…

9 – 10 октября 1189 года.

Мессина, королевство Сицилийское.

Ричард Львиное Сердце в Сицилии был великолепен, что с ним случалось крайне редко и только в строго определенных ситуациях.

Война не есть постоянное состояние, а поэтому в любое другое время, когда прекращались бои, схватки, сражения, турниры, поединки и прочие шумные забавы, связанные с нанесением противнику тяжких или особо тяжких телесных повреждений, у короля Британских островов и Аквитании наступала депрессия. Нормально он себя чувствовал, только сжимая в руке меч или копье для конного боя. Собственно, ничего особенного в том не было – да, у Ричарда начинает немедленно болеть голова или живот, когда приходится заниматься тем, что эвфемистично именуется «важными государственными делами», но, согласитесь, и королем-то Ричард стал по чистой случайности. Его отец, Старый Гарри, никогда не готовил четвертого сына к управлению королевством, в отличие от Генриха-младшего, весьма начитанного и образованного молодого человека, учившегося у самого святого Томаса Бекета. Ричарда с юных лет увлекали артуровские легенды, поиски Грааля и великие подвиги рыцарей Круглого Стола. Хотя, как ехидно сказал Казаков Гунтеру, вышеназванные рыцари на самом-то деле являлись сиволапыми варварами, ничуть не лучше каких-нибудь остготов или вандалов. Несомненно, бритты шестого века, управляемые Артуром и его двоюродным братцем Мерлином, слегка хлебнули римской цивилизации, но, когда император Гонорий в начале шестого столетия отозвал легионы из Британии ради борьбы с германцами, островные кельты быстро покатились по наклонной плоскости и двор Артура ничуть не отличался от дворов Меровингов, Теодериха или Алариха: обычное непринужденное варварство, простота и курицы с гусями в тронном зале, если таковой вообще существовал.

Гунтер сначала повозмущался тем, что прагматичный Серж испаскудил столь красивую легенду – Ланселот, Зеленый Рыцарь, Оркнейская Четверка в составе Агравейна, Гавейна, Гахериса и Гарета, Грааль, подвиги сэра Борса, прекрасные дамы, феи и колдуньи… Но потом стало ясно: Казаков, к сожалению, прав, и в своих язвительных, однако обоснованных выкладках не ошибается.

– Ты сам посуди, – втолковывал Сергей Гунтеру несколько дней назад, когда от скуки и ничегонеделанья в монастыре господа оруженосцы сошлись в споре о древних легендах, – мы видим перед собой эпоху варварских завоеваний. Пятисотые – шестисотые годы. Вандальский вандализм с отшибленным носом Венеры и групповым изнасилованием жены последнего цезаря – это отнюдь не варварство. Цезариссе, кстати, понравилось… Это общий симптом. Стереотип поведения кельта или германца.

– Кхм, – Гунтер воззрился на Казакова с умилением изголодавшегося вампира, завидевшего ночью в лесу одинокую графскую дочку, потерявшую дорогу к родимому замку. Но Сергея, что называется, несло:

– Так вот, я вас спрашиваю, господин фон Райхерт, почему при дворе Артура должно было быть лучше? Традиции Рима забылись, дороги разрушились, Адрианов вал зарастает травой, а пикты, которые к тому времени еще оставались целы и невредимы, наглеют и захватывают королевские домены. Церковь в упадке, ибо никто не знает латыни. Записан случай, как некий епископ в артуровские времена крестил in nomine Patris et filiae, а не Filii, то есть не «Во имя Отца и Сына», а «во имя Отца и дочери». Вот вам христианнейшая артуровская Британия во всей красе. Теперь представим, как это выглядело, допустив, что подданные Артура додумались до круглого стола и все-таки водрузили его в Камелоте. За круглым столом сидит шайка варваров, отнюдь не одетых в блистающие доспехи – откуда? Разве какой нагрудник римских времен завалялся. Медвежьи и волчьи шкуры, домотканина, крашеная луковым отваром, кожаные шлемы, украшенные птичьими крыльями, на каждом таком рыцаре масса татуировок – очень кельты их любили – побрякушки из медвежьих зубов… На Круглом столе цельный жареный кабан, от которого отрезают ломти ножами с костяными ручками, пиво, девки-рабыни, под столом на соломе собаки кости грызут, кто-то отливает прямо в углу… Не удивляюсь, что Мерлин, побывавший в Риме, сравнил двор Артура и великолепных сенаторов Италии, плюнул на все и ушел к Народу Холмов. Теперь пройдемся по личностям. Для начала возьмем образец рыцаря всех времен и народов – Галахада. Ланселот прижил его от Элейны вне брака. Что из этого следует? Во-первых, Элейна, скорее всего, была его наложницей, ибо даже в те времена следовало сначала жениться, а потом уже делать детей. Мне Беренгария объясняла о правах наследования – незаконные дети к дележу имущества не допускались. Во-вторых, у Галахада наличествуют все комплексы незаконнорожденного: нет земли, наследства, практически никаких прав. Что он делает? Верно, прибивается к дружине Артура, собирающего таких вот неприкаянных нищебродов в личную гвардию, ибо подобные галахады будет преданы королю, как псы. Они всем обязаны только взявшему их на службу господину.

– Картина получается жутковатая, – вздохнул Гунтер. – Блестящий рыцарь в позолоченных доспехах и с просветленным взором испаряется, на его место приходит варвар в шкуре и проржавевшей римской кирасе с рыжей бородищей, цветными татуировками и шрамами на роже. Добавляем залитый пивом Круглый стол и тискающего прислужниц короля Артура. Приехали…

– Не отвлекайся! – воодушевленно заявил Казаков. – Мы о Галахаде говорим. Этот дикарь-бритт свихнулся на религиозной почве еще в детстве. Когда же мамаша Элейна, брошенная Ланселотом в пользу Гвиневеры, с жаром поведала ему, какие все мужики сволочи, у ребенка возник еще один комплекс – он сидит один, обиженный и незаконный, а папенька, понимаете, шляется по войнам и турнирам, в перерывах трахаясь с королевой. Безотцовщина. Способ бегства от угрюмой реальности простой – религия. Господь добрый, заступится. И неважно, что тебя крестили во имя Отца и дочери. Галахад соорудил себе воображаемый крест и всю жизнь на него залезал, распинаться.