Заложница. Теперь ты моя
Шрифт:
— Ты прекрасна.
Я притягиваю его обратно, впиваясь в его губы жадным поцелуем. В этот момент не существует ничего, кроме нас двоих. Время останавливается, и я растворяюсь в объятиях любимого мужчины.
Итан разворачивает полотенце, спускается поцелуями на грудь, дразнит языком сосок, и я выгибаюсь навстречу горячим ласкам. Между ног простреливает током, все сжимается и набухает от желания. Итан опускается ниже, опускает голову меж моих ног и нежно проводит языком по складочкам.
Из моего рта вырывается нежный стон.
Безошибочно Итан находит чувствительное место горячим языком. Чувствую, как из меня
Мое дыхание частое, прерывистое. Итан устроил мне настоящую сладкую пытку. Его язык творит нечто невообразимое. Внизу живота нарастают напряжение и жар. Эйфория волнами распространяется по телу. Выгибаюсь и несколько раз сокращаюсь там, внизу. По телу проходит волна блаженства.
— Теперь мы в расчете, — Итан ложится рядом и гладит пальцами мое лицо, глядя на меня затуманенным от желания взглядом. Зачем же он сделал это, если сам не получил разрядки? Теперь мучиться будет? Так не пойдет.
Тянусь к его брюкам, но он меня останавливает.
— Позже, моя ненасытная, — улыбается он. — Может быть ты голодна?
В подтверждение его слов живот бурчит так громко, будто его не кормили вечность. Хотя, последний раз я ела вчера утром, не мудрено.
— Одевайся, а я пока что-нибудь приготовлю. — Итан поднимается с постели.
— Посмотри, что есть в холодильнике. Экономка готовила на несколько дней.
— Экономка? — Удивляется он, но тут же понимающе кивает и улыбается. — Прости, на мгновение забыл, что у меня богатая невеста.
— Глупенький, — пробормотала я, натягивая шелковый халат. — Ты — моя самая большая ценность. Никакая экономка не сравнится с теми макаронами, которые ты готовил.
Он обернулся, одарив меня улыбкой.
— Пойду посмотрю, что в запасах из еды.
Отправляюсь вслед за ним. Сажусь на диван, любуюсь тем, как Итан исследует холодильник. Он открывает контейнеры, рассматривает содержимое, принюхивается. Это выглядит забавно, я точно знаю, что вся еда свежая, ей не больше двух дней. То, что приглянулось, Итан ставит на стол, а что нет — убирает обратно.
Не спрашивая у меня, находит сковороду, ставит на плиту, включает. Аромат жареных грибов наполняет кухню, а мой рот наполняется голодной слюной.
Спустя примерно около получаса, мы сидим и с наслаждением уплетаем грибы в сливочном соусе, картошку с яйцами и салат. Маленький пир, приготовленный любимым мужчиной. Меня переполняет ощущение правильности, домашнего уюта, комфорта и счастья. Все должно быть именно так, как сейчас. Мы будто созданы друг для друга. Как две половинки одного целого. Когда мы вместе, кажется, что мне все по плечу.
Держу ли я на него обиду за то, что он сделал? Нет. Совершенно точно. Все мы так или иначе совершаем ошибки. И все заслуживаем прощения за них, особенно, если искренне сожалеем. Я вижу, что он сожалеет. Чувствую это. И мне категорически не хочется, чтобы он жил с чувством вины.
Идиллию прерывает звук открывшейся входной двери. Посторонние сюда не попадут, обычные сотрудники охраны тоже, поэтому я точно знаю, кто это может быть. В кухню входит дядя Олсон и сразу обращается ко мне:
— Эми, все в порядке?
— Все хорошо, — улыбаюсь я и хлопаю по дивану рядом с собой, приглашая Смита присесть. — Пообедаешь с нами?
— Нет, спасибо. Я зашел узнать на счет завтра. Все в силе?
— Завтра? — не сразу понимаю, о чем он, но тут же
вспоминаю. — А, да, конечно.— Ты уверена? Тебе нельзя волноваться…
— Все будет хорошо, Олсон. — Перебиваю его, откладывая вилку в сторону. Еда невероятно вкусная, но, кажется, я уже переела. — Я должна там быть. Я справлюсь.
— Понимаю. Тогда, — Смит сверкает хмурым взглядом в Итана, — оставлю вас.
— Хорошего дня, дядя Олсон!
— И тебе, солнышко. — Доносится из холла.
— А что завтра? — спрашивает Итан, когда дверь за дядей закрывается. Его взгляд обеспокоенный, взволнованный. Удивительно, что я при этом остаюсь совершенно спокойной, и с безразличием произношу:
— Суд. Над папой.
Глава 35
Эмили
В зале суда собралось много людей. Почти весь он заполнен людьми, выступающими на стороне обвинения. И я среди них. Жду решение судьи, в надежде, что папа понесет ответственность за смерть мамы.
Меня сопровождают Итан и дядя Смит. Они сидят с двух сторон от меня, как молчаливая поддержка. Я остаюсь спокойной.
— Встать! Суд идет! — громкий голос заставляет всех вздрогнуть и замолчать.
Мы поднимаемся, когда входит судья и садимся, когда он присаживается на свое место.
Мы слушаем выступление обвинения, затем защиты. Папа сидит рядом со своим адвокатом и смотрит на меня. Он весь будто постарел и сдулся. Плечи опущены, спина согнута, будто он держит на себе весь земной шар. В его взгляде я чувствую вину. Удивительно, как порой меняются люди. Сейчас, там, на скамье подсудимых, мой прежний папа. Такой, каким он был много лет назад, когда была жива мама. Куда делся прожженный жесткий делец, помешанный на деньгах и власти? Его будто никогда не существовало. Во взгляде отца мольба о прощении, но я уже давно его простила. -Ч-и-т-а-й- -к-н-и-г-и- -на- -К-н-и-г-о-е-д-.-н-е-т-
Потом устраивается перерыв, для принятия решения по делу. Мы выходим, размять ноги. Итан и Олсон что-то говорят мне, подбадривают, но я их слышу будто через толщу воды. Перед моими глазами до сих пор умоляющий взгляд отца.
Затем возвращаемся в зал. Снова встать, сесть, все действия проходят как в тумане. Судья оглядывает зал. Его взгляд задерживается на моем лице. В нем я не вижу ни сочувствия, ни осуждения, лишь беспристрастность, присущую его должности.
Начинается оглашение приговора. Каждое слово эхом отдается в моей голове, кажется, что я перестаю дышать, чтобы не пропустить ни слова. Голос судьи ровный, монотонный. Он описывает детали дела, доказательства, представленные обеими сторонами. Я сжимаю кулаки так, что ногти впиваются в ладони. Итан кладет свою руку поверх моей, успокаивающе сжимая.
Судья зачитывает список обвинений, выдвинутых против моего отца. Каждое слово, как удар хлыста. Непредумышленное убийство. Халатность. Нарушение правил безопасности. Я закрываю глаза, пытаясь заглушить воспоминания о маме, о ее улыбке, ее голосе. Воспоминания о том дне, когда все изменилось.
Наступает кульминация.
— Подсудимый признается виновным… — слова обжигают меня, окатывая волной с головы до ног.
Облегчение? Да. Но какое-то горькое. Победа, за слишком высокой ценой. Чувствую, как слезы подступают к глазам, но сдерживаю их. В носу нестерпимо щиплет, приходится сжать переносицу. Сейчас не время для слабости.