Заложница
Шрифт:
— Что хорошего в этом? — требую ответа я. — Какая польза изучать самозащиту и прочую херню, если до тебя так и не дошло? Или ты не запомнила, что я учил тебя убегать от людей, которые могут запросто трахнуть тебя? Зачем, если ты не видишь того, что прямо у тебя перед носом? Почему ты не бежишь?!
Я встряхиваю ее, пытаясь добиться ответа.
— Я не знаю, — выдыхает она.
Моё тело до сих пор на ней. Смех растёт внутри меня, потому что я опять тащусь от её близости и тепла.
Какая-то извращенная логическая цепочка вдруг выстраивается у меня в голове: было бы неплохо для девчонки,
Я закрываю глаза, это другая часть меня хочет защитить её от всего этого, другая часть меня считает, что Брук никогда не нужно знать, что такое реальная жизнь.
Я хочу девчонку так, как не хотел никого уже давным-давно. Хочу, чтобы она помогла мне забыть о проблемах, помогла растворить тьму внутри меня. Хочу, чтобы она никогда не узнала, что такое на самом деле тьма.
— Эй, — шепчет Брук.
Я открываю глаза и вижу, как она морщит лоб и хмурит брови. Её припухшие от моего напора губы плотно сжаты.
Брук берет мою руку и начинает чистить мой рукав.
— Посмотри на это. У тебя что-то на рукаве. Твоя куртка вся в… что это?
Я отдёргиваю руку, боясь, что там может быть кровь того ублюдка. А я не хочу, чтобы Брук прикасалась к чему-то подобному, но это не кровь.
— А, это, просто опилки, — отвечаю я.
— Откуда они на тебе? Ты работаешь с деревом?
Надежда в её взгляде убивает меня. Так вот, о чём она подумала? Что я чиню мебель? Леплю конфетки из дерьма? Или, может, мастерю маленьких куколок для выступления кукольного театра в детском доме?
— Мы убираемся отсюда, — говорю я, не желая больше видеть ее.
Девятая глава
Брук
Он сказал мне высадить его в заброшенной части города на тёмном перекрёстке, после чего сразу же скрылся в темноте, как только выбрался из машины. Как акула, исчезающая в глубинах океана.
Мы провели вместе всего пару часов, но кажется, будто целую вечность.
Я разворачиваюсь и направляюсь к автостраде, которая ведёт к моему дому, глубоко-глубоко на восток, если следовать с запада, оттуда, где я сейчас оказалась.
Во время остановки на красный свет светофора я достаю телефон и включаю его.
Тут же посыпалось множество уведомлений о пропущенных звонках, эсэмэс и голосовых сообщений: сначала мама спрашивает меня, куда я пропала, она не получила моего голосового сообщения. Потом сообщение, что мама в курсе, что я не с Челси. Вот черт, это плохо. Мама сердится. Теперь папа. Я попала.
Дрожащими руками набираю мамин номер.
— Брук! — её голос напоминает визг. Так бывает, когда она выпивает, либо злится. Сейчас, думаю, и то, и другое. Моё горло сжимается одновременно от беспокойства и грусти.
— Я оставила вам голосовое сообщение, — говорю я. — Я в порядке, со мной все хорошо.
— Где ты?
— Еду домой. Просто каталась по округе. — Мой похититель посоветовал мне сказать, что я просто ездила по городу, якобы размышляя
о проекте.— Не лги нам!
— Я знала, что ты не поймёшь, поэтому я…
— Ты лжёшь! Ты напугала нас до смерти, не говоря уже о потраченном времени полиции…
Меня пронзает страх.
— Я не могу говорить, я за рулём. Все отлично.
Я поспешно отключаюсь, радуясь короткой передышке.
Но ничего не отлично, потому что детектив Ривера уже поджидает меня, когда я добираюсь до места.
Мой пульс зашкаливает. На негнущихся ногах захожу в гостиную.
В знак приветствия детектив улыбается мне, словно добрый дядюшка. Мама бежит навстречу и обнимает, отчасти напоказ. Когда детектив уйдёт, она не будет больше такой заботливой, и я получу порцию вымораживающей отчужденности или еще чего похуже.
Папа выглядит суровым:
— Ты изрядно напугала нас, юная леди.
Я бормочу что-то о своём проекте доисторической деревни:
— Я думала вернуться домой прежде, чем вы заметите мою пропажу. — Одна часть меня испытывает вину за этот переполох. Меня учили быть тихой и незаметной, чтобы занимать как можно меньше пространства и создавать как можно меньше проблем.
Другая часть меня до чертиков боится цепкого и острого взгляда детектива Ривера. Того, что он видит. Несмотря на обманчивую улыбочку на его лице, он для меня — олицетворение одностороннего зеркала в комнате для допросов. Ривера смотрит на меня, но я не имею ни малейшего понятия, о чем он думает.
— Я прошу прощения, что вы потратили своё время, — говорю ему, ни капельки не раскаиваясь.
— Нет, нет, все в порядке, — ровно отвечают мне. — На самом деле я все равно хотел задать тебе пару вопросов.
— Вопросов? — теперь мой голос звучит таким же фальцетом, как и мамин.
— О происшествии прошлой осенью. О твоём дне рождения, — его тон успокаивающе-сочувствующий, но меня не проведешь. Детектив наблюдает за мной, словно фиксируя в «бортовой компьютер» своей головы любую деталь или изменение в моей мимике. — У нас появилось несколько новых зацепок.
— Опять? — мама бросает на меня взгляд, будто я добровольно вызвалась на допрос, — Брук лучше не вспоминать о той ночи, — после чего наклоняется ко мне и шепчет на ухо: — ты не можешь позволить этому разрушить твоё будущее. Или будущее семьи.
Она выходит из комнаты, оставляя после себя густой шлейф аромата Шанель №5. Я опять испытываю чувство вины. Я не хочу разрушать семью. Но как мне забыть похитителя и ту ночь?
«Да ты и не особо хочешь», — шепчет голос внутри моей головы. Это секрет, который никто никогда не узнает.
Отец смотрит в телефон, потеряв ко мне всякий интерес.
— Я пропустил уже две встречи.
— Прости, — говорю я, потому что он вкладывает столько усилий в свою работу, и пропуск собраний может обернуться катастрофой.
Набирая чей-то номер, папа выходит прочь.
Родители оставляют меня наедине с детективом, что приносит облегчение, но я тут же вспоминаю для чего мы здесь. По крайней мере, мне не нужно притворяться перед родителями. С другой стороны, и детективу не нужно больше притворяться. В его внешности ничего не меняется, но, откуда ни возьмись, я чувствую напряжение, повисшее в воздухе.