Заложник должен молчать

Степан Тулин

А сидевший правее и выше по хребту Степан Тулин рассуждать даже не пытался. Спокойно прильнув к окуляру, он прошелся взглядом по соседнему склону и, поведя стволом вниз, нацелился на основание хребта – где-то там должны были находиться двери, ведущие во вражеские подземные схроны. Он ошибся лишь чуть-чуть – дверь, ведущая под землю, оказалась на пару метров правее. Она резко откинулась, и из нее, один за другим, начали выскакивать вооруженные автоматами люди. Первого Степан прозевал, второй слишком быстро метнулся за укрытие, а вот третий, решивший спрятаться за дерево от пуль открывшего огонь Гордеева, оказался самой подходящей мишенью. Перевернутая галочка уперлась в бочину боевика, и Степан мягко потянул спусковой крючок. Тяжелый толчок в плечо, и ствол начал смещаться, взгляд снайпера выискивал новую подходящую для прицельного выстрела мишень. Все эмоции были отброшены, в голове мелькнула лишь короткая, как вспышка, мысль: «Один есть». И ни восторга, ни раскаяния, просто сухой счет.

Игорь Онищенко

Открыв огонь по выбегающим из схрона бандитам, Игорь чересчур увлекся и едва не поплатился за это собственной жизнью. Показавшиеся из леса справа боевики открыли такой ураганный огонь, а выпускаемые ими пули летели так близко, что, не рухни он всем телом (и сразу) в служившую ему окопчиком ямку, от головы остались бы только кровавые ошметки. Приподняться и ответить бандитам той же монетой он даже не пытался. Пока Игорь лежал, пытаясь сообразить, как действовать дальше, он пару раз явственно уловил буханье винтовки Тулина; затем наверху, раз за разом, прогремели гранатометные разрывы, и выстрелы «СВД» прекратились. Противник наседал, плотно и грамотно окучивая позиции немногочисленных спецназовцев. Высунуться означало верную гибель. Но и лежание в бездействии в конечном итоге привело бы к такому же исходу. Наконец Игорь собрался с духом и, выставив из ямы оружие, не глядя, дал длинную очередь по находящемуся внизу противнику. И тут же над головой свинец зашумел еще напористее, еще сильнее. Срезанные пулями, прямо на спину контрактника свалились ветки растущего со всех сторон орешника, с треском рухнула вниз и закрыла обзор до того висевшая над головой ветка бука. Бранные слова, адресованные большей частью самому себе, так и слетали с языка вжавшегося в землю разведчика. В происходящем Игорь винил только самого себя. Это была его ошибка. И как не материться, если он, такой весь из себя опытный и крутой вояка, как салага, увлекся пальбой по выбегающим из схрона «чехам»? Увлекся настолько, что перестал следить за полем боя и позволил подтянувшимся с южной стороны «чехам» застать себя врасплох. И мало того, что теперь сам вынужден тыкаться носом в стекшую на дно ямы грязь, так еще и не обеспечил прикрытие расположившегося на хребте снайпера. Разум искал и не находил выхода. А «чехи», пользуясь его беспомощностью, начали короткими перебежками подниматься к занимаемой им позиции…

Степан Тулин

На то, что автомат Онищенко замолчал, Степан обратил внимание сразу и даже сменил позицию, переползя еще правее и оттянувшись чуть дальше вверх по склону. И не зря – место оказалось хорошим, удобным во всех отношениях. Вот, может, только, прежде чем начать выбирать и уничтожать цели, стоило немного обождать, дождаться, когда Игорь снова начнет окучивать противника автоматными очередями? Но уж больно удачно подставлял свой лоб широкомордый бородач, высовывавшийся из-за лежавшего на краю поляны валуна. Степан выстрелил, попал и тут же понял, что это не осталось незамеченным – одна, а следом вторая очередь хлестанули над его позицией, а потом прямо над головой прогремел взрыв. Степана обдало тугой волной, сознание погрузилось во тьму, и второго, ударившего чуть в стороне, разрыва он уже не слышал.

«Чехи»

– Где амир? – Чей-то полный досады голос перекрыл треск выстрелов и грохот гранатометных разрывов. – Где Заурбек? – повторил все тот же голос, но ему никто не ответил.

– Аллах акбар! – раздался из глубины леса не слишком уверенный клич, но он все же подтолкнул к действию отсиживавшегося за сараем пулеметчика Ваху Вадалова – именно он, сидя в безопасном месте, пытался докричаться до своего командира.

Знал бы столь сильно беспокоящийся о судьбе главаря моджахед, где находится и что делает сейчас Умаров, может быть, и его собственная судьба сложилась бы иначе. Но он этого не знал и потому, воодушевленный чужими криками, выскочил из-за каменной стены здания и устремился вперед, в гущу разгорающегося боя. Через двадцать шагов Ваха почувствовал, как рядом, срезав ветку, пронеслась вражеская пуля, и, не задумываясь, плюхнулся в бегущий под ногами ручей.

– Вон видишь, вон видишь? – тыкая куда-то вверх по склону, брызгал слюной оказавшийся рядом и лежавший в большой луже Лечо – один из опытнейших моджахедов и любимец Умарова. – Видишь, вон за тем кустом? Видишь?

Сломленный настойчивостью Гакаева, пулеметчик кивнул, хотя ровным счетом, ничего не видел. Перед глазами была только пелена дождя, разбрасываемого порывами налетающего ветра, да мерещившиеся со всех сторон враги.

– Мочи туда, мочи! – стреляя, командовал любимец Умарова, и Вадалов не заставил себя ждать. Приложившись к пулемету, он дал длинную, оглушительно длинную очередь.

– Куда, куда? – рассерженно взревел Лечо. – Высоко берешь, высоко! Ниже, еще ниже!

Ваха опустил ствол и снова выстрелил. Очередь получилась до куцего короткой, но зато легла туда, куда надо.

– Вот так и бей! – похвалил его более опытный Гакаев и, уже больше не отвлекаясь на пулеметчика, пополз куда-то вперед.

Лечо, пожалуй, не меньше других был обеспокоен отсутствием Заурбека Умарова, но, будучи человеком верующим, оправдывал его отсутствие волей Аллаха. И неважно, что с ним сейчас случилось: был ли тот убит сразу или истекал кровью среди деревьев, – Аллах знал, что делать, и если им было определено так, то почему должно было быть иначе? И в данный момент Лечо больше волновала не судьба командира, а странное отсутствие братьев по вере, находившихся в первом, или, как его называл Заурбек, командирском, схроне. Собственно, сам Умаров тоже должен был находиться там, и это обстоятельство беспокоило Лечо больше всего. Поверить в то, что ни один из самых опытных, самых уважаемых моджахедов не осмелился выбраться наружу, было поистине невозможно. Разве что Умаров сам приказал им выждать. Вот только чего ждать, если база окружена, а к русским с минуту на минуту может подтянуться подкрепление? А как же иначе? Ведь поверить в то, что базу решилась атаковать горстка спецов, Гакаев не мог. Да и разведывательные группы русских обычно гораздо многочисленнее. А значит, на базу вышел и ввязался в бой спецовский разведдозор. Всего-то четыре-пять человек, следовательно, у отряда есть хороший шанс отбиться, и если не разгромить русских, то, во всяком случае, уйти от погони и раствориться в бескрайнем чеченском лесу. Шанс есть, пока есть, но к чему тогда медлить? Подумав так, Лечо повернул вправо и пополз в сторону схрона. Надо добраться до Заурбека и все ему объяснить. Вот только разве он сам не понимает всего этого? Тогда на что надеется?

Майор Гордеев

Вадим видел, что на правом фланге дела обстоят далеко не блестяще. Видел, как противник прижал расположившихся там бойцов к земле и начал подбираться к их позициям, но не в силах был предотвратить это продвижение – ни у него, ни у находившегося неподалеку Бочарова просто не было достаточной огневой мощи. Они сами с трудом сдерживали натиск опомнившихся от неожиданности моджахедов. Первый шок у боевиков прошел, и теперь, рассредоточившись, они начали переходить в наступление. Находившийся на хребте Онищенко практически прекратил сопротивление. Если с его стороны и производились выстрелы, то лишь изредка и совершенно не прицельно. Не было больше слышно и выстрелов снайперской винтовки. Но больше всего сейчас майора беспокоило отсутствие «на горизонте» старшего прапорщика Ефимова. А его отсутствие, скорее всего, означало гибель. Вадим понимал, что эта гибель могла напрямую зависеть от преждевременно начатой стрельбы, но казнить самого себя за это было поздно, да, собственно говоря, и не за что, тем более Ефимов прекрасно знал, на что шел. Шанс, что задуманное получится, с самого начала был более чем минимален. Так что теперь активно противостояли противнику только двое: Евгений Бочаров и он – командир роты майор Гордеев.

– Женя, прикрой! – прокричал майор и вскочил на ноги, чтобы в очередной раз поменять позицию. И тут же, поднимая вверх фонтанчики земли, прямо под его ногами обозначились попадания многочисленных пуль. – У-е!

Уже падая за соседнее дерево, Вадим почувствовал, как по его бедру растекается полоска щемящей боли. Но нога вроде бы работала, а отвлекаться на ерундовую царапину было себе дороже. Так что, откатившись чуть в сторону, Гордеев поднял автомат, вычислил залегшую внизу фигуру, прицелился и выстрелил, затем снова перекатился и вновь приник к оружию…

«Чехи»

Автоматные выстрелы, приглушенные слоем земли и донесшиеся из-за двери схрона, поставили все на свои места.

– О, дети шайтана! – Лечо едва не взвыл от охватившего его бессилия, когда до его сознания дошел смысл происходящего. Впрочем, надежда оставалась – еще неизвестно, кому предназначалась последняя выпущенная очередь. Может быть, проникшие в схрон русские уже мертвы?

– Доку, – взяв вход в подземное убежище на прицел, окликнул Гакаев находившегося поблизости Доку Абдуллаева, молодого рослого парня, совсем недавно пришедшего в умаровский отряд и еще ничем не успевшего себя проявить. – Приготовь гранаты!

– Сейчас я, сейчас! – засуетился новоявленный моджахед, но Лечо дернул его за руку.

– Сперва выслушай. В схроне русские. – И без того серое лицо Доку стало серым еще больше. – Может, наши справились с ними, может, нет, сейчас приготовишь гранаты. Кстати, они у тебя есть?

– Вот две, – радостно закивал Абдуллаев, показывая две разномастные гранаты, у одной из которых на месте кольца торчал ржавый гвоздик.

– Хорошо. Подползешь к схрону справа, – начал поучать Доку более опытный Лечо, – левой рукой распахнешь дверь, отпрянешь. Понял? – «Все же хорошо, когда есть более молодые, более отчаянные и более глупые, всегда проще рисковать их жизнями, чем своей собственной. Аллах, конечно, велик и с радостью примет своего воина, и ничто не пройдет мимо его воли, но к чему подталкивать Аллаха в его выборе нашего земного пути? Ни к чему», – подумал Гакаев и продолжил наставление: – Отпрянешь и только затем бросишь внутрь гранаты. И не подставляйся. Прижмись в земле, и только рука напротив дыры. Понял?

– Да, да, – почти радостно закивал ошеломленный подобным доверием Доку.

– Я прикрою. И вот еще что: бросаешь гранаты по моей команде. Когда я точно буду знать, что там только русские.

– Да, по команде, – словно китайский болванчик, закивал головой Доку и, повинуясь знаку Лечо, пополз вперед.

Игорь Онищенко

Игорь понимал, что долго это продолжаться не может – его либо накроют вражеские гранатометчики, либо расстреляет подкравшийся совсем близко автоматчик. Но ни отбиваться, ни отойти куда-либо на другую позицию он не мог. Нехорошим словом помянув противостоящего противника, Игорь вытащил из разгрузки гранаты и принялся неспешно готовить их для броска, разгибая усики. Когда с этим делом было покончено, он отложил в сторону «эфку» и самую легкую, единственную в комплекте «РГД-5», придвинув их так, чтобы было удобно взять рукой, а одну «Ф-1» сразу же взял в руку. Конечно, рассчитывать на то, что ему удастся добросить гранаты до позиции моджахедов, не приходилось никаким образом, но вот осколки долететь до противника просто обязаны. Разорвавшись на склоне, они должны были разлетаться в разные стороны: и вверх, и вправо, и влево, и вниз, туда, где как раз и находились окучивающие Игоря боевики. Все-таки двести метров, дальность убойного поражения, – это двести метров. И Игорь рассчитывал если не зацепить кого-нибудь осколком, то, во всяком случае, слегка напугать противника, заставить спрятаться и хоть на миг прекратить обстрел. Четвертую гранату Онищенко оставлял на всякий случай. Рассудив подобным образом, Игорь размахнулся и отправил вниз первую из гранат. Выдержав короткую паузу, он швырнул туда же следующую, а вслед за ней и третью, на этот раз «РГД-5». Бросив ее, Игорь подождал второго разрыва и, не дожидаясь третьего, рванул влево по склону. Увидев небольшую канаву, он начал падать – и тут же вслед ему понеслась запоздалая очередь. А Онищенко уже полз, при этом, как ни странно, возвращаясь немного назад, чтобы, осторожно высунувшись из-за небольшого куста, осмотреть местность и только потом пощипать перышки нарывающемуся на грубость неприятелю.