Заложник

«Дядечке» было уже все равно. Его не убрали с работы лишь потому, что Президент не хотел обострять своих и без того натянутых отношений с дочерью. Теперь попавший в немилость водитель отлично знал, что каждый их шаг находится под самым жестким контролем ведомства, не имеющего отношения к ФСО.

– В ГУМ так в ГУМ, – обреченно согласился он.

Машина выскочила на Тверскую-Ямскую и под прикрытием джипа сопровождения лихо сделала разворот в сторону центра. Дядечка Петечка включил сирену. Следом за ними, буквально спустя минуту, столь же стремительный разворот сделала еще одна машина с непростыми номерами.

В магазине, стоило девчонками нырнуть под его своды, Наташа остановила Светку за рукав шубки:

– Ты сейчас пойдешь и сделаешь покупки, в смысле подарки – маман и папан. Ну и Маринке – тоже. Только не спрашивай, что покупать. Прояви, подруга дорогая, всю свою фантазию.

– Ты чего, совсем забурела?! Твои родители, ты им и выбирай.

– Я тебе все потом объясню. Ну, выручай, пожалуйста.

Наталья чмокнула Светку в щеку и быстро по ступенькам побежала в сторону третьей линии, в банковское отделение, где в депозитарной ячейке неделю назад она спрятала отцовский экземпляр меморандума. Ни она, ни Светка не заметили, как за ними увязались какие-то невзрачные типы.

Через полчаса Наташа уже сидела в машине и жаловалась водителю, как они с подругой потерялись. При этом она набрала номер подруги и ангельским голоском проворковала:

– А я тебя уже в машине жду.

Светка появилась минут через пятнадцать с ворохом цветастых коробочек и фирменных сумочек.

– Я своим тоже кое-что приглядела. Они же сразу после Нового года прилетят. Вот удивятся, какая у них внимательная дочь. С тебя беру пример, подруга.

Подковырнуть подругу ей не удалось. Та, скорее машинально, чем внимательно, рассматривала подарки.

Габри, как теленок, смиренно ждал девушек дома, тупо уставившись в телевизор. Он даже не услышал, как открылась дверь, и лишь ощутил тонкий запах духов и почти сразу же вслед за ним – нежные объятия.

Светка скрылась на кухне и там словно умерла. Но в голове у Натальи уже никаких эмоций, напоминающих влюбленность, не было. Просто Гарби действительно был милейшим человеком. «Побольше бы таких ребят нам здесь», – думала она.

Они весело трепались, когда девушка вспомнила, что через час, ну максимум полтора ей надо уже появиться дома. Габриель вообще ничего не понимал.

Наташа взяла его руку в свою:

– Мы друзья, Габри. Ведь так? А если так, – она перешла на шепот, – я вызвала тебя для очень важного дела. Ты увезешь с собой очень важный документ…

Как могла, особо не задумываясь над политесом, Наташа пересказала содержимое меморандума и мотивации своих действий. Только после этого протянула юноше запечатанный конверт.

«Как в воду глядел, – слушая ее, думал Габри о своих предчувствиях. – Все-таки политика».

Он прекрасно понял, что к чему, и не мог внутренне не восхититься решительностью своей русской подруги, к тому же президентской дочери. Поэтому сразу же согласился ей помочь, тем самым разделить с ней груз возможных последствий.

– Обещаю тебе, что спрячу бумагу в твою банковскую ячейку, – как можно решительнее, чтобы казаться более убедительным, также шепотом сказал он. – И буду ждать твоих приказов.

Габри добросовестно заучил секретный код из четырех цифр, который ему сообщила Наташа.

– Синьор Сильвио знает, что ты улетел ко мне?

Хорошо, что они разговаривали в полутьме, а то от Наташи не ускользнула бы истина.

Но Габриель столь же решительно, как согласился помочь, соврал.

– И прочти мое письмо, которое там, в ячейке. Теперь можно, – добавила она. – Потом позвони мне по тому же телефону.

Габриель настолько разволновался происходящим, что ему, признаться, стало даже неинтересно читать упомянутое письмо, тем более что он с достаточной долей вероятности догадывался о его содержании. Что нового может написать влюбленная русская девушка, если она даже президентская дочь? Слова разве что у всех разные. Но столь ли важны тут слова?!

– Мне нужно убегать. – Наташа на какое-то мгновение присела. – Я выйду первой, а когда охрана увяжется за мной, ты тоже можешь выходить. Тебя не заметят.

Габриель обрадовался, потому что никак не мог сосредоточиться на привычных в таких ситуациях эмоциях и ощущениях.

– До встречи, – шепнула она в последний раз ему на ухо. И прикоснулась так легко, что он не понял – были это только слова или нежный поцелуй, во всяком случае, ему хотелось думать, что второе.

Затем он услышал, как Наташа о чем-то договаривалась со своей подругой. Потом хлопнула дверь.

Габриель тоже начал собираться.

Дверь неожиданно для него отворилась, и в ее проеме появилась Светка.

– А вы, голубки, вели себя здесь деликатно. Тихо. У меня так никогда не получается.

Она в доли секунды оказалась совсем близко, и Габриель ощутил ее теплые руки на своей груди. Руки умело побежали вдоль тела, и Светка совсем несдержанно застонала.

– У меня никогда не было итальянского мальчика, – выдавила она из себя последнюю членораздельную фразу.

…Утром, совершенно разбитый, Габриель заскочил на пару минут в отель, чтобы забрать свой саквояж. В машине его ждала Светка.

– Есть возможность хорошо подзаработать, – сообщила она без излишних предисловий. – У тебя имеется то, что продается. Причем задорого. Ты любишь доллары?

– Кто не любит доллары? – философски заметил Габри. – Кто и что хочет у меня купить?

– Ту бумагу, которую тебе передала Наташа и которую ты должен где-то спрятать.

Светка как можно теснее прижалась к итальянскому юноше. Но тот решительно отодвинулся, как будто у них позади и не было безумной ночи.

– Что ты себе позволяешь, подружка? – Габриель открыто рассмеялся ей в лицо. – Да, не секрет, что мы, итальянцы, любим деньги. Мы и женщин любим. Даже очень. Но честь ни на то, ни на другое не меняем. Это неприлично. А теперь давай выкатывайся из машины. А то я раньше тебя все расскажу Наташе.

После такого неожиданного поворота событий Габриель отправился не в аэропорт, где его уже ждал самолет, а в посольство, на всякий случай, чтобы заручиться гарантией собственной безопасности. Трудно судить, какие чувства овладели бы молодым человеком, если б он узнал, какова сумма сделки. Но он так этого и не спросил. Ведь слово, данное президентской дочери, было дороже всех денег. А те, кто готов был у него за любые деньги выкупить «товар», не знали, что на Запад уже переправлен по меньшей мере один экземпляр меморандума.