Заложник

– Что случилось? У меня совещание, – проворчал советник.

– А у меня для тебя новости.

– Ценные?

– Тысяч на пять потянут.

– Да я не об этом, старичок.

– А я как раз об этом, – весело и одновременно жестко усмехнулся в трубку Харченко. – А ты уж сам определи, какая она – ценная или бесценная.

Ближе к вечеру, когда приятели встретились в ресторане, плохое настроение обоих уже улетучилось в предвкушении застолья. Тем не менее сразу после стопаря горилки Прибытко попросил взглянуть на копию обещанной стенограммы перехвата.

Еще в утреннем телефонном разговоре Харченко успел в завуалированной форме намекнуть ему о персонах, которых прямо или косвенно касалась информация. К этому дню все российское посольство стояло на ушах в связи с пропажей где-то на украинской территории кандидата в российские Президенты Василия Рыбакова.

И тут нате вам, сразу какой-то «загадочный» сигнал.

Прибытко быстро прочитал полстраницы текста и, естественно, споткнулся на том же месте, которое Харченко пометил синим кружочком.

Б.Э.: Зонтик при ней?

Д.Ж.: Я же сказал, все в порядке. И мы же договорились об этом не вспоминать.

Б.Э.: Сорвалось. Но мне очень важно, чтобы в связи с тем, что происходит, не было изменений решения. Вот это очень важно. Чтобы чего-то кому-то не показалось.

Д.Ж.: Я понял-понял.

Советник российского посольства не хотел признаваться приятелю, что ни черта не понял, поэтому быстро сунул бумажку в нагрудный карман сорочки и передал Степану конверт.

Поздно вечером, вернувшись в посольство, Прибытко отослал информацию на Лубянку. Несмотря на добрый литр скушанной горилки, он умудрился не перепутать ни код, ни e-mail, по которому он ее отправил.

Поскольку все оперативные донесения в связи с розыском Василия Петровича, как и большинство другой эфэсбэшной «помойки», сначала сваливались на стол начальнику оперативного управления ФСБ полковнику Попову, сообщение с Украины также оказалось у него на столе среди утренних бумаг.

Анатолий Петрович, несколько раз прочитав сообщение, расписал его по четырем адресам: в Генпрокуратуру (для сведения), в политическую разведку ведомства (все новости об Эленском и Рыбакове концентрировались именно там), в президентскую Администрацию – Умнову и, наконец, в оперативную группу по разработке операции «Меморандум», которую непосредственно он вел.

У полковника Смирнягина, который практически руководил работой всей группы, даже без консультаций с Мацкевичем, не было ни на йоту сомнений, что записка попала по адресу.

Его «пацаны» за последние несколько месяцев, можно сказать, уже сбились с ног, разыскивая секретные контейнеры с оригинальными копиями меморандума. После ряда оперативных мероприятий достоверно стало известно, что всего было сделано пятнадцать экземпляров контейнеров, закамуфлированных под самые неожиданные предметы из титана. Странный зонтик, с которым, как позже выяснилось, уже несколько месяцев практически не расставался кандидат в Президенты Василий Рыбаков, был в этом перечне.

Для перепроверки Смирнягин, набрав свой персональный код, вошел в специальные файлы компьютера. Точно, так и есть. Вот этот зонтик: картинка, чертеж, размеры. Нет только шифров к его вскрытию.

Бесспорно, этот киевский зонтик, о котором так волновался Эленский, принадлежит ему. И очевидно, как только Рыбаков вновь стал важной – хотя и комичной, а в чем-то даже трагичной персоной, – Борис Платонович, у которого, видимо, меморандум хранился, передал контейнер в виде зонтика кандидату в Президенты.

Зачем? На это пусть отвечают аналитики. Если успеют, конечно.

Мысль, а точнее предчувствие некоего плохого конца напомнила Смирнягину, что у него язва. Как бывало уже не раз и не два, боль сложила его пополам. Впрочем, его холостяцкая «подружка» после принятия таблеток непременно отступит. Он с этим жил давно и давно мирился. Так как радикальных мер боялся, как любой незнакомой женщины. Да и врачи особо не настаивали на радикальном решении вопроса. А что делать? Или такие врачи. Или такая язва…

Боль действительно после двух таблеток отступила. Но тревога осталась. Смирнягин отлично себе представлял, к каким последствиям может привести попытка несанкционированного доступа к сейфу с меморандумом.

Эленский, разумеется, об этом был осведомлен тоже. Значит, дал своему ставленнику пароль? Но это просто невозможно. Единственно возможный код, как сообщили ему разработчики контейнера, настолько персонифицирован голосом владельца контейнера, что результат всегда один – мощный, разрушительной силы взрыв и уничтожение самозванца.

Значит, остается думать о неком замысле в голове хитроумного отставного олигарха.

И этот замысел настолько прозрачен, что даже не верится. Рыбаков наверняка ни о чем не предупрежден и не проинструктирован. Поэтому? Поэтому на каком-то важном мероприятии, скажем – совместной пресс-конференции с украинским кандидатом в Президенты, он пытается вскрыть сейф, и… всем окружающим – труба.

«Убей меня, но ума не приложу, зачем Эленскому устранять на виду у всех своего политического партнера и ставленника?» – размышлял Смирнягин. Посоветоваться было не с кем. Мацкевич опять валялся в больнице со своей стенокардией. Его не хочется напрягать. Мальцев в этих делах такой же тюфяк, как и он сам. Придется «в тупую» докладывать Попову о своих умозаключениях. Засмеет.

Начальник оперативного управления ФСБ встретил его крайне любезно. Надо отдать ему должное: после того как Смирнягин придал принципиально новый и мощный импульс всему следствию по меморандуму, Попов всерьез зауважал милиционера. Поэтому и на сей раз выслушал его с интересом.

Он удивился не столь предположениям и связанными с ними опасениям Смирнягина, а самому факту, что он явился с утра.

– Только вчера я тебе расписал эту бумаженцию, а ты уже тут как тут. И конечно, с фантастическими выводами. Мацкевичу-то звонил?

– Думал, но отказался от этой идеи. Вы же знаете, он на больничной койке.

– Вот и подкинул бы ему задачку. Его хлебом не корми, как любит эти всякие ребусы.

Попову, в отличие от Смирнягина, и в голову не могло прийти, что сердечнику подобные умственные нагрузки излишни.

– Да я подумал, что мы с вами сами разберемся. Голова на плечах имеется. И потом, вопросов здесь я вижу сразу два, их ни мне, ни Леониду Сергеевичу не решить. И вы, я полагаю, прежде проконсультируетесь.