Заложники любви

Но не столько велик помирил ребятишек, сколько сестра одного из них — Настенька. Она сразу понравилась Андрею, он изо всех сил старался не подать виду, но так и не сумел скрыть от друзей восхищение девчонкой, к какой потянуло неосознанно.

— Она моя двоюродная сеструха! Облезлая крыса! Мы с ней каждый день махаемся. Дерется стерва, как пацан! Все кулаки на ней побил, а коньки так и не дала. Я ей пообещал ухи оборвать. Она только смеется и дразнится. Ну, ничего! Вот поймаю, все косички-хвостики повыдергаю! — обещал малец.

— Только тронь ее! Я сам тебе уши оборву! — пообещал Андрюшка, и мальчишки все поняли без лишних слов.

Андрей любил вприглядку. Никак не решался подойти к Насте, сказать о своем чувстве к ней. А девчонка росла, хорошела, превращалась в девушку. И как-то внезапно и быстро появился рядом с нею парень, какого Настя назвала любимым, а потом мужем.

Андрей, узнав о том, возненавидел весь белый свет. От него отошла любовь и мечта, не осталось даже малейшей надежды. А друзья, поняв его, утешали:

— Зачем тебе, такому маленькому, баба нужна, нам еще взрослыми стать нужно, мужиками. Девок полно! Мы еще успеем себе найти и получше Насти,— успокаивали Андрея. А для мальчишки жизнь потеряла весь смысл. Он стал угрюмым и дерзким. Единственное, о чем мечтал, уехать насовсем из города в другое место, куда-нибудь подальше, чтобы никогда, даже по случайности, не встретиться с Настей. А судьба, словно посмеялась, отняла и эту возможность. Андрея после окончания училища взяли на завод станочником.

— Ничего, до армии потерплю, но после службы ни за что не вернусь,— решил для себя парнишка.

В армию его не взяли. Врачи забраковали по состоянию здоровья, нашли кучу каких-то болячек и отправили домой.

Андрей даже к военкому пробился, просил, чтобы его взяли на службу. Тот едва глянув в заключение медкомиссии, тут же отказался продолжить разговор:

— Не хочу из-за тебя влетать «под уголовку». Иди, лечись, отдыхай! — указал на дверь.

— Дяденька! Я же на заводе работаю. И ничего, не хуже чем у других получается. Почему в армию не берут?

— Пусть мать придет. Ей врачи объяснят популярно. Сгубила она тебя, дружок!

— А на следующий год возьмете?

— Это ни я, медкомиссия решит! Тебя хоть сейчас сажай на инвалидность,— вылетело невольное.

Андрей не вслушался, не поверил и вернулся на работу подавленный. Рухнула еще одна мечта...

Ни о чем этом не знал Егор Лукич. Едва Андрей поступил в училище, участковый перестал интересоваться семьей. Устал от вида пьяной бабы и дерзкого, грубого подростка. Таких на его участке хватало и без них. Всех не усмотришь и не проконтролируешь. К счастью, никто не жаловался на семью, это и успокоило. Как она живет, никого не интересовало.

Егор Лукич считал, что сделал все возможное. Не дал мальчишке погибнуть в детстве, а уж подросток сам о себе позаботится и не пропадет, если захочет жить. Что же касается его матери, то она сама взрослый человек. Коли будет пить, это ее дело. Он ей не сторож...

Иногда Лукич видел бабу в куче забулдыг. Она заходила в кафе и бары, просила посетителей оставить глоток вина иль пива. Ее угощали, другие отворачивались

брезгливо, а охрана выгоняла бабу. Но та до вечера успевала набраться до того, что выходила, держась за стены.

Андрей нередко сталкивался с матерью на улицах города. Иногда она не узнавала сына, в другой раз успевал перескочить через дорогу. Но если примечала Андрея и тот, зазевавшись, не успевал от нее убежать, баба цеплялась в мальчишку мертвой хваткой и поднимала скандал на всю улицу, да такой, что даже бездомные бомжи ей сочувствовали.

— Это какой козел! Родную мать без куска хлеба оставляет на месяцы. Вовсе отморозок бездушный! — качали лохматыми, нечесаными головами и подбадривали бабу:

— Вломи придурку покруче!

И только Егор Лукич никогда не жалел, не хотел понимать и ни в одно слово не верил ей. Да, он не узнал Андрея, встретив в общежитии. Мальчишка за годы не только вырос, а и внешне изменился. Безвозвратно растерял все, что было от детства. Он был похож на злого пса, выросшего на свалке. От того так и не обзавелся новыми друзьями, но цепко держался за прежних, боясь их потерять. Чужим, незнакомым людям он не верил.

Егор Лукич, постояв на ступенях, проследил за матерью Андрея. Та подошла к перекрестку, повернулась к общежитию, погрозила в последний раз кому-то кулаком и свернула за угол.

Человек шел домой. Там его ждала жена. Она, конечно, беспокоится, думает, как прошел его первый день на новой работе? А что он ответит? Конечно, скажет как всегда, мол, все в порядке. Оно и впрямь ничего не произошло. Все пуговки на месте, ни одна не оторвана с корнем, морда не побита, ни одного синяка нет. Ни то, что на прежней работе, где каждый день приходилось «гасить» драки с поножовщинами и всякий раз выползать из них полуживым. Ведь, как известно, третий всюду лишний, а потому Титову всегда доставалось больше и чаще других.

По-настоящему его стали бояться, когда Лукич одним ударом уложил верзилу Пашку. Он вздумал тряхнуть «на бабки» известного в городе футболиста. Уже зажал его, взял за жабры, а тут Лукич, откуда ни возьмись. Сразу все смекнул. Пашка пролежал в больнице целый месяц. За это время городская шпана узнала о случившемся и обходила Лукича, стараясь не попадаться на его кулаки.

Зато путаны наседать стали. Прицепится сбоку какая-нибудь раскрашенная макака, идет, крутя задницей и норовя взять человека под руку, прикидываясь подружкой на ночь, просит умильно:

— Лукич, солнышко, помоги! Избавь от Шныря! Совсем оборзел! Требует с меня такую долю, что я сама этого навара не имею! Вступись, припугни, если отвяжется, я в долгу у тебя не останусь,— обещала томно, пытаясь обнять мужика, прижималась вертлявым телом, кружила голову, указывая на едва приметный свет в своем окне.

— Отстань, Томка! Не цепляйся. Не висни на мне. Ну, поговорю с твоим рэкетиром. Хотя без официального заявления от тебя, как к нему подступлюсь. Вы оба вне закона! Ну, как скажу в отделе, чьи интересы защищаю, меня же на смех поднимут.