Заложники обмана

– Если эти вещи делаешь ты, они не могут быть плохими, – ответила она с уверенностью то ли очень молодой, то ли не слишком у мной, то ли просто очень любящей женщины.

– Некоторые считают, что могут.

– А ты сам?

– Бывает. Но и тогда я верю, что они необходимы.

– Тогда все в порядке, – заявила она, даруя ему отпущение грехов.

Глава 4

Джьянни сидел в многоместной машине примерно в пятидесяти ярдах от своего дома. Время было уже далеко за полдень, а он наблюдал за домом с самого утра. Он хотел узнать, скоро ли хватятся Джексона и Линдстрома.

То был обычный день в их квартале. Люди с деловым видом сновали по тротуарам. Густым потоком шли частные машины, такси, грузовики. Весеннее солнышко бросало на Джьянни слепящие отсветы от консервных жестянок и осколков стекла, а также от окон магазинов и жилых домов. Он дышал медленно и ровно, и казалось, что сам воздух колеблется в такт его дыханию.

Перед рассветом он немного поспал прямо в машине, потом позавтракал в открытом всю ночь кафе для водителей грузовиков. Самое примечательное, что там никто не взглянул дважды на его избитое лицо. Сидя в этой забегаловке, он вдруг позавидовал водителям – спокойной, простой ясности их жизни, ежедневным поездкам. Как никогда прежде, он понял и ощутил привлекательность того, чем занимались они в своих больших машинах. Все открыто, известно, определенно, словно установления некоей надежной религии. Им не надо было принимать смертельно опасные решения, как ему.

Прежде всего – стоит ли ему вернуться в Со-Хо и понаблюдать за возможными посетителями? Или сразу ехать в Гринвич, чтобы узнать, жива или мертва Мэри Янг? Джьянни решил найти номер ее телефона и позвонить. Голос, записанный на автоответчик, сообщил, что ее нет дома, и попросил оставить имя и номер телефона.

Да, но жива она или нет?

И вот теперь он сидел в своем “джипе-чероки” и смотрел сквозь затемненные стекла на свою улицу, поедая купленные рано утром сандвичи и запивая их содовой водой; наглотался аспирина, иначе голова, наверное, разорвалась бы, как бомба.

Вскоре после четырех часов двое незнакомцев остановились на тротуаре у входа в дом, где обитал Джьянни. На них были деловые костюмы и темные галстуки, на расстоянии обоих можно было принять за кровных братьев Джексона и Линдстрома. Заглянув за чугунную ограду старого дома и осмотревшись по сторонам, незнакомцы вошли в подъезд.

Джьянни два часа не сводил глаз с дверей дома, пока посетители не вышли. Они двинулись вниз по улице и вскоре скрылись из глаз. Джьянни подождал минут пятнадцать, потом поднялся к себе.

Там он обнаружил полный разгром. Ничто не уцелело. Доски пола вырваны и свалены кучами, словно плавник, выброшенный на берег моря. Обитые материей кресла и диваны распотрошены. Все картины в студии, законченные и незаконченные, изрезаны на куски. Шкафы и выдвижные ящики опустошены, их содержимое выброшено на пол. Не пощадили даже вещи Терезы, которые Джьянни за все прошедшие после ее смерти месяцы не решился убрать.

Не осталось ничего живого, даже вещи умерли, подумалось Джьянни; ему казалось, что теперь он потерял свою жену во второй раз.

Стиснув зубы, он двигался по развалинам.

Мужчины в спокойных галстуках и аккуратных костюмах. Они искали путей к Витторио, но ведь все вот это было несоизмеримо с их целью. Откуда пошли эти злоба и дикость? Для чего они? Он понял. Наступающие немцы во время Первой мировой войны называли такое словом Schrecklichkeit, то есть “ужас”… оно должно было деморализовать противника. Холодный, преднамеренный ужас.

В своих поисках Джьянни обнаружил лишь обломки, останки, мусор из помойной ямы. Здесь для него ничего не осталось.

Впрочем, нет. Кое-что оставалось.

Он нашел небольшой кожаный саквояж, уцелевший от всеобщего разрушения, и сложил в него туалетные принадлежности, пару рубашек, брюки и нижнее белье.

Под конец он взобрался на лестницу, пошарил у карниза, где закреплены были лампы верхнего света, достал завернутый в промасленную тряпку пистолет-автомат. Проверил обойму – она была полностью заряжена.

Сунул пистолет за пояс, застегнул пиджак и вышел в дверь, не оглянувшись.

Он еще раз позвонил Мэри Чан Янг, но ему снова отозвался автоответчик.

Было чуть больше восьми вечера, когда он, переехав через Уильямсон-Бридж, двинулся к Лонг-Айленду.

Глава 5

Карло Донатти жил в доме, сравнительно скромном для участка в пять акров, да еще в таком месте, как Сэндз-Пойнт; дом был выстроен из кирпича и камня. Любому итальянцу надо, подумал Гарецки, чтобы дом был непременно выстроен из кирпича и камня. В противном случае считалось бы, что дому не хватает материальной прочности и морального достоинства.

Въездная дорога уперлась в ворота, управляемые электронным устройством, и Джьянни Гарецки подошел к переговорной трубке охраны. Подобные предосторожности казались пережитком прежних лет. С тех пор жизнь сделалась более спокойной, разумной и лучше организованной. Она тяготела к законности, а главы “семей” смотрели на беспричинное насилие неодобрительно – как на худший способ урегулирования общественных отношений. Труп, обнаруженный в багажнике машины, стал скорее исключением, а не правилом, проявлением безответственного отношения к делу.

В общем, наибольший вес имели ученые головы, а среди них Дон Карло Донатти занимал одно из высших мест; диплом юриста он получил в Йелле, был прекрасно воспитан и потому принят в любом обществе. В двадцать пять лет он стал консильере[ 2] собственного отца, а когда старый дон через два года умер, занял его место.

Джьянни поднял трубку и услышал звонок на другом конце провода.

– Кто у телефона? – спросил мужской голос.

– Джьянни Гарецки.

– Кто?

Джьянни повторил свое имя. В новом окружении дона его знали немногие, но он ничего другого и не желал.

[2] Консильере – первый советник главы мафиозного клана по юридическим вопросам.

– Что вам надо?

Сама любезность!

– Повидать Дона Донатти.

– Зачем?

– Сообщите, пожалуйста, ему мое имя.

– Так поздно он никого не принимает.

– Вы только сообщите ему мое имя.

Джьянни говорил очень вежливо, но что-то в его голосе, как видно, подействовало на охранника.

– Повесьте трубку, – предложил он.

Через несколько секунд железные ворота раздвинулись, и Джьянни поехал по длинной подъездной дорожке с ограждением из бельгийского мрамора. Он остановил машину у портика главного входа и вышел из нее под ослепительный свет прожекторов.