Замануха для фраера

– Кажется, – эхом отозвалась Лена.

Игорь обхватил ладонями ее лицо и поцеловал прямо в глаза. Девушка не ответила. Тогда он рывком подтянул свое тело к ней, обнял за плечи и впился в ее губы.

Они целовались долго, словно после долгой разлуки никак не могли насытиться друг другом.

Их руки были жадными, столь же ненасытными были их глаза.

А потом…

Кажется, такого у них еще никогда не было. А, впрочем, во время любовных игр у них всякий раз было так, как будто они занимаются этим друг с другом впервые. Потом, поставив аккумулятор подводного фонаря на зарядку, они сходили пообедать в ресторан, а когда вернулись в номер, Лена задала вопрос, который беспокоил ее еще в лодке, на озере.

– А как мы все это повезем?

– Что? – не сразу понял вопрос Игорь.

– Я говорю: как мы повезем это золото? – повторила она. – Тем более, если найдем еще.

– Пока не знаю, – задумчиво ответил Игорь. – Потом будем над этим думать.

– Потом – это когда? – спросила Лена.

– Ну, позже…. Когда поднимем все ящики.

Он замолчал, всем своим видом показывая, что занят совершенно другими мыслями. Она не обиделась – знала уже, что лучше его в такие минуты вопросами не доставать. Все равно ничего путного от него не добьешься.

– Как скажешь, – невесело согласилась она. К тому же, если золотых брусков не прибавится – мало ли, а вдруг остальных ящиков на дне озера уже нет? – они, в конце концов, с трудом, но справятся с тем, что у них уже имеется. Ведь довезли же они его от озера до гостиницы. И донесли. Довезут, надо полагать, и до Москвы.

Игорь нырял ровно столько раз, сколько было в ящике золотых брусков с выдавленными на них двуглавыми орлами и царским казначейским клеймом. Теперь у них с Леной таких брусков стало в два раза больше, а весили они вместе килограммов сто двадцать, не меньше. Если принять во внимание, что стоимость золотого лома хорошей пробы на это лето – Игорь узнавал в ювелирной скупке в Москве – триста рублей за грамм, то они на данный момент являлись обладателями как минимум ста двадцати тысяч граммов золота на сумму тридцать шесть миллионов рубликов. Или где-то на миллион евро. Они миллионеры!

– Еще два ящика завтра поднимем, и у нас будет второй миллион. По миллиону евро на каждого. Да этого на всю жизнь хватит! – горячился Игорь, когда они, уже ближе к вечеру, вернулись в гостиницу. – И еще останется.

«По миллиону на каждого, – повторила про себя Елена, и настроение ее несколько упало. – Говорит так, словно мы отдельно и вместе нам не бывать. Это так и есть, или мне кажется?»

«И еще останется»…

Кому останется?

Сказал бы, «нашим детям». Или просто – детям. А так – как-то даже обидно.

Но что такое обида на человека, сказавшего, скорее всего, не подумавши и не имея в своих словах никакого скрытого подтекста, который очень нравится и которому очень нравишься ты? Тем более, когда полмиллиона у тебя в кармане и скоро туда добавится еще полмиллиона?

Мелочь.

Пшик.

Мимолетное дуновение.

И вообще, ерунда.

ГЛАВА 15 ИЮЛЬ 1949 ГОДА

Вскрытие трупа жителя Бутырок Степана Яковлевича Вострикова ничего сверх того, что еще утром сообщил врач, не дало. Еще до официального заключения патологоанатом сказал Минибабаеву по телефону, что покойник сделался таковым примерно за четыре часа до его обнаружения и что он был трезв, как стеклышко, если, конечно, стеклышки бывают трезвыми или пьяными. Опрос супруги убитого, Клавдии Филипповны Востриковой, в девичестве Машковой, тоже ничего не дал. Та всю дорогу выла и смогла сказать только то, что покойный очень уж хотел отличиться и найти утопленника, для чего и заказал на заводе своему дружку Фоме Кускову две «кошки».

– А почему он пошел на поиски утопленника ночью? – дважды задал этот вопрос Клавдии Филипповне Минибабаев. В первый раз она лишь молча пожала плечами, а во второй, всхлипывая и размазывая по щекам слезы, ответила:

– Не зна-аю.

Фома Кусков был в своем закуте и встретил оперативника хмуро.

– Вы делали для Вострикова металлические «кошки»? – после коротких формальностей спросил Минибабаев.

– Ну, делал, – ответил Кусок, косясь на блокнот, в котором оперуполномоченный что-то быстро записывал химическим карандашом.

– Этот заказ был частного порядка? – посмотрел на него Минибабаев.

– Допустим.

– То есть, Востриков вас попросил сделать, и вы сделали?

– Ну.

– А чей был материал?

– Чо?

– Материал, из которого вы изготовили для Степана Вострикова «кошки», был чей? – повторил свой вопрос оперуполномоченный.

– Ну, мой.

– А у вас что здесь, частная лавочка? – как бы мимоходом поинтересовался Минибабаев, но вопрос прозвучал довольно зловеще.

– Почему это частная лавочка? – переспросил Кусок с показной обидой, соображая, как ответить на вопрос оперуполномоченного так, чтобы он стал задавать другие вопросы.

– Да потому, что к вам приходит человек и просит сделать две «кошки», вещи, нужные ему лично. И вы, в рабочее время и из материалов, вам не принадлежащих, исполняете его заказ и даже приносите его ему на дом, – жестко произнес Минибабаев и перестал писать. – Прямо, сервис на грани фантастики! – добавил он, сверля Фому взглядом.

Это была одна из форм допроса, чему их учили на курсах для оперативных работников и следователей уголовного розыска. Была даже такая книжечка «Тактика и стратегия допроса». Секретная, которую выдавали под расписку. Именно из нее курсанты узнавали, что для успешного ведения допроса первым делом надлежит накалить обстановку выверенными и бьющими пока мимо цели вопросами, создать у допрашиваемого чувство вины, даже если он ни в чем не виновен, дезорганизовать его и вывести из равновесия – ведь он тоже готовился к допросу и проигрывал в уме вопросы-ответы – а потом, уже направленными прямо в цель ясными и четкими вопросами выведать у него все, что интересует следствие. Называлось все это «тактикой ведения допроса» и было очень похоже на то, что в уголовной среде называлось «брать на понт». То есть, нагнать ужаса на терпилу, а потом вить из него веревки. Но с Куском этот номер не сработал.

– Не знаю, про какой сервиз вы говорите, начальник, – сказал он, – но Степан был мне другом, а «кошки» я ему изготовил из отходов, которые все равно выкидывать. И приди он ко мне снова, – Фома осекся и на мгновение замолчал, – я бы ему снова не отказал…

И на подобный случай были рекомендации в той замечательной секретной книжице. Надлежало сделаться мягче, проникнуться, так сказать, понять или сделать вид, что понимаешь допрашиваемого, и поменять направление вопросов. Что Минибабаев и сделал.

– Хорошо, – произнес он, глядя мимо Фомы. – Востриков был вашим другом, и… я вам сочувствую. Но коли так, помогите нам найти его убийцу!

– Как? – развел руками Фома.

– Говорите все, ничего не утаивая, – твердо произнес Минибабаев и поднял на кузнеца глаза. Теперь они у него были всепонимающими, а взор проникновенным. – Нам важно знать все, вплоть до мелочей, которые могут показаться вам незначительными.

– Так я и так ничего не ута…

– Для чего ему нужны были «кошки»? – не дал договорить кузнецу Минибабаев.

– Чтобы искать утопленника.

– Еще что-нибудь он вам говорил?

– Нет.

– Подумайте хорошенько.

– Ну, он сказал, что они нужны ему к вечеру.

– Почему именно к вечеру?

– Чтобы искать утопленника, – неуверенно ответил Кусок.

– Ночью? – быстро спросил Минибабаев.

– Выходит, ночью, – ответил кузнец.

– Почему именно ночью? – снова быстро спросил оперуполномоченный. – А не утром или днем?

– Не знаю. Наверное, чтобы никто не мешал…