Замарайка

Хосейка напряженно смотрел на камни и торопливо шептал, складывая слова:

Оленей быстро я запряг,

Вперед! На Север! Эй! Вперед!

Полозья свищут. Стонет лед.

– Хосейка, ты не слушаешь меня!
– Нярвей дернула мальчика за рукав малицы.
– Трое на тебя нападут: Есямэта, Сероко и Тэбко.

– Отстань!
– нетерпеливо отмахнулся мальчик, крепко сжимая кулаки. Неизвестно, когда на него нападут ребята, но он готов сейчас разделаться с Нярвей. Пусть она не пристает к нему с глупостями.
– Ямал, Ямал! Я повезу тебе привет, Ямал!

– Ты что, шаманишь?
– испугалась Нярвей, отодвигаясь от Хосейки. Давно ей казалось, что он с чудинкой. Совсем не похож на знакомых ребят.

– Шаманю! Не боюсь я Есямэту, не боюсь Тэбко, не боюсь Сероко! засмеялся Хосейка.
– Слушай песню.

Нярвей удивленно уставилась в открытый рот мальчика. Разве он нормальный: не боится, что ему разобьют нос!

Оленей быстро я запряг,

Вперед! На Север! Эй! Вперед!

Полозья свищут. Стонет лед.

Я привезу тебе, Ямал, привет!

Хосейка прочитал начало стихотворения и замолк. Нярвей удивленно смотрела на мальчика.

– Понравилось?
– требовательно спросил Хосейка. Он понимал, что стихи требовали слушателей. Молчаливая Лапа всегда его хорошо слушала, но она никогда не хвалила его и не ругала.

– Ты придумал?

– Сам.

– Почему ты такой врун, Хосейка?
– засмеялась Нярвей.
– Маленький, а врешь... Как барон Мюнхгаузен... я читала. Он был самым большим вруном! Ты рыбу в нарты запрягал, а он шомполом всю стаю уток сразу убил...

– Я врун?.. Рыбу поймал большую, не мог вытащить, чуть в лунку не попал...
– Хосейка сжал кулаки и угрожающе двинулся на Нярвей.
– Я написал... придумал... Я давно научился... Разуй глаза, слушай!

Отчего мне так хочется петь?

Отчего мне так хорошо?

Никто не знает!

Полетит мой аргиш

Сквозь ветер и пургу,

Весь яркий, весь в снегу.

По мере того как Хосейка громко читал, глаза у Нярвей округлялись. Она ближе подвинулась к мальчику, стараясь не проронить ни одного слова. Сколько раз она сама летела на нартах! Как точно он отыскал слова: "Сквозь ветер и пургу, весь яркий, весь в снегу!"

Вот почему мне так хочется петь!

Вот почему мне так хорошо.

Полетит мой аргиш

К Щучьей глубокой реке,

Полетит по широкой равнине,

Все узнают,

Отчего мне так хочется петь!

– Сам придумал?

Хосейка не вытерпел и дернул Нярвей за косу.

– Сказал - сам. Я не врун. Рыбу ловил. Не мог вытащить. Я нашел, где спит Нгер Нумгы.

– Кто спит?
– удивленно переспросила Нярвей и на всякий случай отбежала подальше от Хосейки. Не поймет она его: один раз говорит хорошо, другой - как больной. Где он видел, чтобы звезды с неба приходили спать на землю?

– Полярная звезда. Не веришь, да? Я тебе покажу, где спит Нгер Нумгы! Хосейка не врун, он не барон Мупаузен! Да, не врун!

– Не Мупаузен, а Мюнхгаузен, - и Нярвей поджала губы.

– Все равно!
– Хосейка схватил Нярвей за руку и потащил к большим красным камням, повернулся и угрожающе погрозил ей кулаком.

– Тихо, смотри не разбуди!
– он осторожно ступал на цыпочках, чтобы под ногами не хрустнула ни одна веточка, не прокатился ни один, даже самый маленький, камушек.

Хосейка посмотрел. В черной воде спокойно спала Полярная звезда.

– Смотри!
– и он пригнул голову бестолковой отличницы Нярвей. Смотри! Хосейка не врун!

Нярвей растерянно глянула в высокое небо, потом снова уставилась в колодец между камнями. Звезда ярко горела. Хосейка в самом деле не обманывал ее.

– Ты не врун!
– громко закричала обрадованная Нярвей.

Но тут же получила крепкий удар в бок.

– Разбудить хочешь!
– шепотом сказал Хосейка.
– Пусть спит! Ночью много работы у Нгер Нумгы!

– Много!
– сразу согласилась Нярвей и осторожно посмотрела в колодец.

Звезда по-прежнему спокойно спала, как набегавшийся за олешками уставший пастух.

Ребята отошли от камней.

– Хосейка, Мария Ивановна сказала, что в Москву нас повезет. Полетим на самолете.

– Ну и пусть, - безразлично отнесся Хосейка.
– Не поеду я.

– Почему? Москву посмотришь, Мавзолей Ленина посмотришь, Красную площадь посмотришь!
– настойчиво убеждала Нярвей.
– Ты не врун... Я тоже не вру... В Москву полетим!

Хосейка отвернулся от девочки и зашагал неторопливо в тундру. Над головой пролетел гусь, и он загнул на правой руке палец. Левая рука была для уток, правая - для гусей.

Вдруг на бугор выскочил веселый черный лисенок с рыжими пятнами. Он огляделся по сторонам и быстро принялся раскапывать нору пеструшки.

– Замарайка!
– громко крикнул Хосейка, обрадованный неожиданной встречей. Черно-бурый лисенок вздрогнул. Оторвался от работы. Черные ушки насторожились.

– Замарайка!
– тихо сказал Хосейка, не спуская глаз с маленького лисенка. Лисенок прыгнул в сторону. Мелькнул рыжий кончик хвоста.

– Ты видел?
– подбежала взволнованная Нярвей к Хосейке.
– Черный лисенок пеструшек ловил.

– Это Замарайка!

– Правда, - сразу согласилась девочка.
– Я тоже видела рыжие пятна. У него рыжий хвост.

Хосейка смотрел отсутствующим взглядом на Нярвей. Ничего она не понимала. Рыжий хвост!

Новые слова прыгали где-то рядом, торопливо подбегали к нему, окружали со всех сторон. Жалко было упустить момент, когда слова выстроятся в звонкие строчки.

Хосейка быстро шевелил губами, подбирал непослушные слова.

Замарайка, друг!

Мы встретились с тобою вдруг,

Не в последний раз,

Я знаю.

Тундра большая,

Путей и дорог много.

Я в сердце сберегу

Память о тебе, Замарайка,

Ты знай!

– Сочиняешь стихи?

– Прибежали. Про Замарайку!

Нярвей смотрела на Хосейку. Она медленно шла с ним рядом, удивленная и взволнованная.