Замело тебя снегом, Россия

— Хуан Каллеха, — закричали восторженные голоса. — Да здравствует Хуан!

Это был один из матадоров, которому сегодня предстояло убить двух быков. Он сидел в машине, как каменное изваяние, не улыбался, не отвечал на приветствия, напряженно смотрел куда-то в пространство. Из часов, предшествующих бою, самый мучительный для матадора, это час, когда он идет на арену, терзаемый страхом и дурными предчувствиями. С утра он не находит себе места. Завтракает рано и очень легко. Потом отдыхает, слоняется по дому, разговаривает с членами своей «куадрильи», т. е. с помощниками, которые выйдут с ним на арену. Медленно одевается: черные туфли, розовые чулки до колен, узкий костюм с дорогим золотым шитьем. На плечо набрасывает тяжелый парадный плащ «капот де пасео», половина которого, небрежно сложенная, лежит на его левой руке. После парада, которым открывается каждая коррида, матадор сбрасывает плащ и передает его на хранение тому из друзей, кого он хочет особо почтить своим вниманием.

Старые и очень знаменитые матадоры открыто и не стесняясь признают, что выходя на арену, для встречи с быком, всегда испытывают чувство страха.

Доблесть заключается не в том, чтобы не бояться, а в подавлении в себе чувства страха. Нужно двинуться навстречу врагу с каменным лицом, контролируя каждое движение, малейший свой жест. Да и как не бояться? У матадора один шанс из десяти быть изувеченным или убитым. Рано или поздно каждый «спада» попадает на рога разъяренного быка. Счастливцы отделываются раной, но в сезон, с мая до ноября, несколько матадоров погибают на арене. Вот почему с утра тореро, прежде всего, отправляется в церковь попросить Богородицу, чтобы Она «дала ему быка» и спасла от гибели. В Севилье, в церкви Нуэстра Сеньоры Макарены, покровительницы матадоров, я видел в витринах ризницы, рядом со старинными чашами для причастия и драгоценными ризами, шитые золотом костюмы матадоров. Там был костюм Манолетто, который он поднес Богородице незадолго до того злополучного дня, когда разъяренный бык вспорол ему живот на провинциальной арене Линареса… Манолетто был величайшим из матадоров, но и он в минуты откровенности признавался:

— Всякий раз, когда я вижу рога быка, мне хочется от него бежать… Но люди не платят деньги за то, чтобы Манолетто убегал от быка…

В стенах самой Плаза де Торо есть маленькая часовня, куда заходят бойцы перед началом корриды.

Матадоры религиозны и суеверны, верят в приметы, боятся дурного глаза, плохой встречи. В романе Бласко Ибаньеса «Кровавые арены» едущий на бой быков Галлардо бледнеет от страха: его автомобиль должен остановиться, чтобы пропустить похоронную процессию. Приметы не обманывают: в последней главе романа Галлардо погибает, — смертельно раненый бык всаживает в него свои рога.

* * *

И вот, в ослепительном блеске августовского солнца, перед нами вырастают стены арены, построенной по образцу Колизея. Что творится у главных ворот! Толпы людей, не имеющих билета, поджидают снаружи прибытия своих героев, чтобы только прокричать их имя и, если очень посчастливится, притронуться рукой к их плащу… Тут же расположились торговцы мороженым, сластями и водой в глиняных кувшинах с узкими горлышками:

— Агуа фреска… Агуа фреска!..

Стаканов нет, но испанцы пьют воду из этих глиняных амфор особенным образом. Поднимают амфору высоко, на вытянутых руках, забрасывают назад голову и из горлышка льется в рот тонкая струйка холодной воды. За одну пезету можно пить сколько хочешь, пока не закроешь рта. Вся прелесть заключается в том, что ни одна капля драгоценной влаги не прольется на землю, всё попадет прямо в рот… В толпе цыгане продают программы, красочные афиши с изображением быков, бандерильи с бумажными украшениями и стальными гарпунами на концах.

Внутри невольно останавливаешься: какое зрелище! Тридцать тысяч человек сидят на кожаных подушечках, разложенных на каменных скамьях. Подушечки эти иногда играют роль метательных снарядов. Разъяренная толпа забрасывает ими незадачливого матадора, не могущего справиться с быком.

Половина арены на солнце. Для успеха корриды вообще необходимо, чтобы была солнечная, безветренная погода:

— El sol es major torero, т. e. солнце — главный тореро. Солнца в Мадриде сколько угодно, и билеты на стороне «Сола» стоят гораздо дешевле, чем на местах, расположенных в «сомбра». Там, где пекло, там и сидят настоящие любители тауромахии, подлинные «афисионадо» и ценители искусства. Оттуда всё время раздаются рукоплескания, крики, свистки, остроты, — это мадридская галерка. На головах у всех бумажные колпаки, тысячи вееров ритмично работают, стараясь создать хоть какое-нибудь движение воздуха. А в ложах у барьера, на теневой стороне, собрание местных красавиц и знаменитостей. Сюда приходят не только смотреть на агонию быков и на любимых матадоров, но и себя показать.

Ровно в пять на официальной трибуне появляется «президент», распоряжающийся боем. Он машет платком, раздается трубный звук, дробь барабанов, и ворота в центре медленно растворяются.

Начинается «пасео», парад. По совести, это единственный красивый момент всего дня.

Впереди на лошадях едут «альгазило», т. е. церемониймейстеры в черных костюмах и белых жабо эпохи короля Фердинанда II, в широкополых шляпах со страусовыми перьями. За ними медленно, с достоинством, идут в ряд три матадора, герои сегодняшнего дня. Это — не знаменитости и не старые профессионалы, а «новилладос», т. е. новички, сдающие своего рода экзамен на мадридской арене. За каждым матадором шествует в затылок его «куадрилья», четверо тореро и бандерильеры, которые будут на арене испытывать и подготовлять быка. Все они тоже в шитых золотом и серебром костюмах. Тут, может быть, полезно объяснить терминологию корриды. Только один человек именуется «матадор» или «спада»: тот, кто убивает быка. Его помощники называются «тореро», но никогда не торреадорами. Торреадор существует только в презираемой испанцами опере «Кармен»… Но вернемся к параду. Дальше на лошадях выезжают две странные фигуры пикадоров, по внешнему виду — испанская разновидность ковбоев. На них широкополые касторовые шляпы с помпонами, короткие весты с черными нашивками, широкие кожаные штаны. Правая нога прикрыта стальными латами, — бык нападает на пикадоров только с правой стороны. В руках длинные пики… Шествие заключают пеоны, некое подобие конюхов. Выводят даже запряжку разукрашенных мулов с бубенцами. Эти мулы уволакивают с арены туши убитых быков.

Процессия подходит к президентской ложе. Матадоры снимают черные шапочки и почтительно кланяются. За ними подходят тореро, бандерильеры, пикадоры и пеоны. «Пасео» кончается, участники его уходят с арены. Остаются только «альгазилы», которые подскакивают к официальной трибуне и просят разрешения начать бой. Президент бросает им ключ от ворот, ведущих к помещению быков. Если всадник поймал ключ на лету, толпа разражается аплодисментами: это доброе предзнаменование. Быки будут храбрые и матадоры на высоте. «Альгазилы» галопом уносятся с арены. Еще один протяжный трубный звук и красные ворота медленно открываются.

На арену вихрем вылетает черный бык.

* * *

Скажу сразу: бой быков вызвал во мне чувство глубокого отвращения. Чувство это обычно разделяют все, или почти все иностранцы, которым совершенно непонятна символика корриды, игра со смертью, приводящая испанцев в состояние полной экзальтации. Что же это за спорт, в котором одна сторона, т. е. бык, заранее приговорена к смерти? Испанцы объясняют, что коррида — это не спорт, а спектакль, зрелище, своего рода пьеса, в конце которой бык должен быть убит. В какой-то степени это еще и балет. Я люблю и театр, и балет, но чтобы видеть очень элегантные па, мне вовсе не нужно, чтобы матадор рисковал своей жизнью и чтобы молодое, сильное и красивое животное терзали на арене в течение двадцати минут, втыкая в него острые бандерильи и пики, заставляя его истекать кровью, бросаться на лошадей и, в конце концов, убивали, — большей частью не так быстро и аккуратно, как убивают их мясники на городской бойне.

Может быть, я просто не понял. Но даже Хэмингвей, страстный любитель тауромахии, вынужден был признать в своей книге «Смерть после полудня»: «Я полагаю, что с точки зрения современной морали, т. е. с точки зрения христианской, бой быков защищать невозможно, — во всем этом слишком много жестокости». Парадоксально, что именно это незащитимое с христианской точки зрения зрелище пользуется наибольшим успехом в фанатически католической Испании! Жестокостью зрелища испанцев удивить нельзя. Когда-то они собирались на ауто да фэ, где сжигали еретиков, как на спектакль. Теперь спектаклем является бой быков, в котором прельщает их, главным образом, мужество «спады», его хладнокровие, элегантность приемов, твердость руки, блеск техники. Но не меньше интересует их и бык, который может оказаться или свирепым, или неожиданно трусливым. История быка известна публике досконально. Он родился в Андалузии, на ферме графа де Вистахермоза. Быку четыре года, он весит четыреста семьдесят кило, его рост…

Как всякий спектакль, бой быков имеет три акта.

В первой части корриды, «суэрте де варас», бык атакует, бешено мечется по арене, а тем временем «куадрилья» испытывает его характер и привычки. Один тореро сделает несколько «пассов» своим плащем с правой стороны, и когда на него ринется бык, поспешит укрыться за деревянным щитом барьера. Второй проделает такие же «пассы» с левой стороны. В зависимости от реакции быка, матадор, внимательно следящий за ним из-за барьера, уже знает, близорук ли торо, или дальнозорок, атакует он по прямой линии, или описывает полукруг, как держит он голову во время атаки… В первой части зрелище еще не лишено грации. Тореро простирают свои плащи. Торо в слепой ярости на них устремляется и в самый последний момент плащ либо поднимается над туловищем быка, либо полукруглым движением, именуемым «вероникой», отбрасывается в сторону. Знаете, откуда пошло это название «вероника»? На религиозных картинах св. Вероника всегда изображается с куском белого полотна, которым она вытерла лицо страдающего Христа. Святая держит перед собой полотно двумя руками, точно так, как держит свой плащ матадор… Так причудливо и наивно переплетается имя святой с самым жестоким зрелищем, которое можно увидеть в наши дни.

Характер быка уже изучен матадором. Новый трубный звук возвещает о наступлении второй стадии боя. На арену выезжают на двух рослых лошадях пикадоры. Я постараюсь рассказать по возможности спокойнее, что происходит с лошадьми, у которых завязаны глаза, чтобы они не пугались атакующего быка и не понесли. Лошадей ставят с двух сторон арены, и тореро своими плащами привлекают быка к одному из пикадоров. Бык стоит несколько секунд, словно раздумывая, затем наклоняет голову и со страшной силой устремляется на несчастную лошадь, ударив ее в бок. Когда-то после этого первого удара лошадь падала на песок с распоротым брюхом, из которого вываливались внутренности. В уже цитированной книге Хэмингвея, есть одна позорная для этого большого писателя страница. В своем пылу «афисионадо», желая оправдать всё варварство ритуала корриды, Хэмингвей пишет, что смерть лошади является «комическим эпизодом», потому что лошадь в бое быков играет роль комическую! К счастью, во времена Примо де Ривера была проведена «гуманитарная» реформа: было разрешено прикрывать бока лошадей специальными матрацами, которые более или менее — не всегда — предохраняют от ранения. В то мгновенье, когда торо ударяет рогами лошадь, пикадор вонзает пику в шейные мускулы быка и всей тяжестью своего тела наваливается на древко… Кровь начинает бежать из раны, но торо еще не отдает себе отчета в происшедшем. Он налетает на лошадь вторично, поднимает ее на воздух вместе с пикадором и сбрасывает их на землю. В этот момент пикадор в большой опасности. Его может придавить лошадь, или его может забодать бык. Но уже со всех сторон «куадрилья» машет плащами, стараясь отвлечь быка от своей жертвы, беспомощно бьющейся на земле… Три или четыре раза пикадор вонзает пику в шейные мускулы животного, стараясь растерзать и ослабить их. Бык устал, ослабел и отступает в тот угол арены, который он каким-то внутренним инстинктом выбрал с самого начала боя, как свой «дом», который он будет защищать. В этом углу ни один матадор не решится его атаковать, не рискуя своей жизнью.