Замена счастью

Вместо главного сделали два отдельных входа с торцов. Один вел в ЖК, второй – в ЦПС.

Сам наш «центр» состоял из двух помещений.

В одном бывшем гинекологическом кабинете, перегороженном ширмой, располагались регистратура и пункт приема анализов. Во втором посменно принимали два штатных андролога.

Валентина Прокофьевна была одновременно и регистратором и приемщицей. Четвертой в штате числилась Юля.

Эта пустоголовая лупоглазая дура с грехом пополам окончила медучилище. Работа аналитиком в ЦПС – где приходилось всего лишь рассматривать через микроскоп образцы и подсчитывать количество подвижных сперматозоидов в поле зрения – была вершиной ее карьеры.

«***Дуля» не урабатывалась. Анализы у нас принимались три раза в неделю, со вторника по четверг, не больше, чем у восьми человек одновременно.

Консультация, где работали две смены по пять гинекологов, за день пропускала не один десяток женщин – причем не бесплодных супруг, а в основном самых обычных.

Какие-то являлись на профилактический осмотр, какие-то следили за беременностью, но многие приходили с заболеваниями и сдавали мазок на бакпосев.

В отличие от Юли, аналитики из консультации работали целыми днями.

Лабораторией заведовала я – числилась в ЖК, получала доплату от ЦПС.

Для «медицинского стриптиза» приспособили бывший входной холл.

Сначала там все было устроено с предельной дешевизной.

Наружные окна занавесили.

В качестве подиума приспособили несколько старых столов, скрепленных между собой и покрытых бархатными портьерами, лежавшими в кладовой с советских времен. Сооружение получилось чересчур высоким, на него приходилось взбираться со стула.

Кабинки с выходом в узкий коридорчик вдоль стены сбили из тонкого пластика, окошки затянули марлей.

Стоимость анализа, на который направлял андролог, чуть-чуть увеличили по сравнению с самой высокой из конкурентов.

Выступающих главный врач отобрал сам.

Основным условием кастинга являлось то, чтобы исполнительница принадлежала к внутреннему персоналу, не имеющему контактов с пациентами.

У Валентины Прокофьевны были красивые гладкие бедра и большая грудь.

Возможно, и ей хотелось забыть о семье, потрясти телом перед чужими мужчинами. Но регистраторшу все видели, ее участие превратило бы наш «центр» в подобие публичного дома.

В результате «стриптизерш» отобралось три.

Кроме меня, имеющей дело только с аналитиками, на подиум допустили Юлю-Дулю, безвылазную из лаборатории, и медстатистика Ирину, которую знали в лицо даже не все в самой ЖК.

Все-таки Юля и я выступали в масках. Ирина не опасалась ничего и выходила на стриптиз с открытым лицом.

Мы работали по графику: я в среду, Ирина во вторник, Юля – в четверг.

Нововведение стало окупаться с первых дней.

Наш город был огромным, но невероятно убогим. Тут не имелось не только стриптиз-шоу, но даже ни одного приличного ночного клуба.

Прошло немного времени и у главного появились средства на усовершенствование зала.

Новый подиум заказали у столяра, сделали низким, снабдили ступеньками, обили толстым ковролином.

Кабинки тоже заменили, устроили звукоизоляцию, а вместо узких щелей с марлей вставили большие окна из одностороннего зеркала, позволяющего все видеть изнутри, но не пропускающего взгляд снаружи.

Принимать на анализы стали и без направления, не все мужчины приходили за результатами.

Наш ЦПС сделался городским стриптиз-клубом, хоть и с весьма ограниченным репертуаром.

Сеанс длился минут пять, по длине музыкальной композиции. Не успевшие управиться были вынуждены завершать с помощью фантазий в вонючей тесноте кабинки.

Но поток желающих не иссяк даже после утроения цены за услугу.

Появились постоянные клиенты, среди которых главным стал Н.Н.Петровцев, приходящий каждую среду поглядеть конкретно на меня.

6

За стриптиз нам приплачивали – так немного, что о суммах не стоило говорить.

Я пошла на подиум из злорадства.

После ряда жизненных коллизий я стала гораздо хуже относиться к мужчинам.

И мне было очень приятно дразнить их своим обнаженным, но недосягаемым телом.

Я разработала программу выступления.

В чем бы ни выходила на подиум, в конце концов я всегда раздевалась догола.

Иногда я оставляла чулки, иногда снимала и их – медленно, бросая по очереди в сторону кабинок, чтобы каждый из пациентов полагал, что это делается конкретно для него.

Сегодня я работала по простой программе.

Покривлявшись без халата, я завела руки за спину и, сделав вид, что трудно справиться с застежкой, не сразу освободилась от лифчика.

Кинув его за спину, я сделала вид, что по очереди отделяю от торса свои молочные железы и бросаю их зрителям.

Этот классический элемент стриптиза оставался действенным уже сто лет, если не больше.

Еще через минуту я отбросила трусы.

Оставшись в одних чулках, я села на корточки, развела колени.

Я опустила руку, перебрала labia minora pudendi и запустила палец в вагину.

Мое отражение в зеркалах кабинок было более, чем выразительным.

Пациентам казалось, что я мастурбирую. На самом деле я всего лишь демонстрировала себя.

Музыка стихла примерно в тот момент, какой я предполагала.

Я вынула руку из промежности, послала всем слепой воздушный поцелуй.

Потом сошла с подиума, собрала раскиданное белье, набросила халат и отправилась к себе.

7

Моя начальническая должность позволяла иметь среду обитания на работе.

Здесь меня никто не беспокоил – точнее, беспокойства были контролируемы.

Войдя в кабинет и запершись, я побросала стриптизный комплект: лифчик, трусики и чулки – в пакет.

Вечером дома предстояла стирка.

Машину приходилось запускать два раза на разных режимах, но это меня не волновало.

Конец ознакомительного фрагмента.