Замочить Того, стирать без отжима

— Операция «Слеза комсомолки» входит в решающую фазу…

— Там найдётся, кому вас заменить. Новое дело я не могу доверить никому другому, товарищ.

— Я готова, — сказала она, вставив последнюю шпильку в пышную копну из локонов и чего-то там ещё, возвышающуюся у неё над головой.

— Тогда через пять минут у меня в кабинете, Николай там уже на дерьмо исходит. До скорой встречи, госпожа комендантша.

 Ну да, а вы что думали? Форму, её поддерживать нужно. Мало ли что, вдруг завтра на нелегальное положение переходить придётся?

***

Из бухты Мазампо выходили вечером. Сначала снялись и потянулись к выходу небольшие, низкотрубные «Новик» и «Боярин». За ними, глубоко осев в воду под тяжестью принятого груза, начали разворачиваться на рейде «Варяг», «Аскольд» и «Богатырь». Пыхтя и отчаянно дымя, портовые буксиры тащили главную ударную силу первого отряда бронепалубных крейсеров Тихоокеанского флота. Наконец вскипела вода под винтами, двинулись, постепенно ускоряясь, едва различимые в ночи берега. Пошли.

Никаких оркестров, никакой иллюминации. Не открывали прожектора, не прощались. Исчезли по-английски. Вот только что, всего каких-то полчаса назад стояли на своих местах немаленькие корабли, и нет их, даже следа на воде не осталось.

А флот сделал вид, что ничего не случилось. Нет? Значит, и не было. Уходили? Не видели, извините.

Только под утро скользнул на рейд низкий и длинный силуэт миноносца «Страшный», и в Артур ушла короткая телеграмма: «проливы спокойно зпт без контактов тчк».

Наместник прочёл телеграмму, чиркнул спичкой и поджёг бланк. Дождался, пока бумага разгорится и уронил в стоящую на столе бронзовую пепельницу. Эпоха Хань или Сунь, надо у Николая спросить, он, вроде, разбирается, Заодно объяснит, на кой чёрт некурящим древним китайцам нужна была пепельница.

— Запийсало!

—Я, — материализовался в кабинете адъютант.

Наместник уселся в кресло и потянулся, широко разведя руки в стороны. В кабинете раздался отчётливый хруст суставов.

— Подай альбом с секретными фотографиями, хочу проанализировать.

Запийсало радостно осклабился:

— Той, шо «Слеза косоломки»?

— Той, той. Смотри, Тарас, договоришься ты у меня! — грозно насупил брови наместник.

— Та я мигом, Ваше высоко… – Запийсало исчез раньше, чем договорил.

— Ось. Самые захватывающие, чи то компроментирующие материалы. Сам выбырав.

— То-то же. Иди. Меня ни для кого нет… — наместник бросает взгляд на стоящие в углу кабинета солнечные часы, — Полтора часа. Понял?

— Так точно! — вытягивается по стойке «смирно» адъютант и исчезает из кабинета.

Александр достаёт из кармана френча ключ, отпирает кодовый амбарный замок, откладывает его в сторону и переворачивает первую страницу, окидывая взглядом наклеенные фотографии.

— Чёрно-белые, прошлый век, — недовольно морщится он и приступает к вдумчивому анализу материалов.

— Однако! — удивлённо дёргает он головой, рассматривая особенно причудливый компромат. — И как это они ухитрились?

Margarita Zanudene aka Максимка

Мой ресторанчик давно не стоит на берегу моря, и в его панорамных окнах больше не отражается бесконечная вереница спешащих убиться о берег волн. Перетащили. Вокруг шумят сосны, вперегонки карабкающиеся на стены ущелья. Говорят, здесь нашему «штабу» ничего не грозит при обстреле с моря. Снаряды будут пролетать над крышей, снимая шляпы и раскланиваясь:

— Какая встреча! Извините, не могу задержаться, спешу! Дела, сами понимаете, дела…

Чуть в стороне, отвернув фасады от легкомысленного стеклянного павильончика, стоят магазины Крестовского — впрочем, оружия там теперь нет, осталось только немного одежды. Все эти автоматы и пулемёты сейчас очень важные особы, вечно в хлопотах, вечно в делах. Их просто на руках носят.

Журчит по ущелью ручей. В Литве его наверняка величали бы речкой. Где-то ниже по течению стоит плотина, оттуда недавно протянули линию и теперь у нас есть электричество. Не всегда, но большую часть времени. Пленный генератор не хочет работать на врагов, и часто ломается, но его каждый раз пинками заставляют вертеться.

У меня теперь работают котлы и холодильники, печки и кофе-машина. Но я всё равно готовлю кофе в песке. Медные джезвы ерзают в его горячей массе точно так же, как купающиеся в пыли куры.

А ещё работает музыкальный центр. В нём нет дисков, все записи оцифрованы и затолканы в электронную память, но музыка не обижается, и в павильончике постоянно что-то бренчит, звенит и барабанит. Михаил поделился своими записями, и теперь вперемешку с литовской и российской попсой играет что-то американское, вроде народной, такое, знаете, с банджо и губной гармоникой.

Сегодня у нас на ужин тушёные бобы с медвежатиной. Характер у бобов неважный, поэтому они на противне шкворчат и от злости брызгают маслом. Для того чтобы их помешать нам приходится ловко изворачиваться. Наверное, со стороны это похоже на странный танец. На него с удовольствием поглядывают сидящие за столиками парни. Как-то так сложилось, что в моей стекляшке собираются в свободное время все, кто не очень занят или может писать и считать прямо за столиками.

Писать любят все. ИД Петергoffпресс принципиально не печатал пишущих медленно и мало, а все мы, как оказалось, издавались именно там.

Очередное бумс-бумс заканчивается, музыкальный центр на секунду задумывается и вдруг… сквозь старый, давно забытый шорох иглы по винилу из колонок разливается старинная, знакомая, но сто лет не слышанная мелодия. Под гитарный ритм беседуют хрипловатый простуженный саксофон и ласковое звучание аккордеона, в их дуэт вплетаются рояль и какие-то духовые инструменты … Фокстрот, наверное, ещё довоенный. Боже, как это называется? Что-то про май, кажется… Не помню. Щемящая мелодия отчего-то цепляет за душу. Хочется плакать. Отзвучали последние аккорды, и вместе с тишиной приходит ощущение какой-то неясной, непонятной потери, такая чистая-чистая грусть безо всякой причины. Краем глаза вижу, что подняли головы и замерли все. Как красивы они в этот момент!

Потом в колонках крякает, стукает, в воздухе повисает воющий стон электрической гитары, вдребезги разбивая повисшее в ресторанчике хрустальное настроение.

Парни опомнились и почему-то начинают расходиться. На противне зашипело, и я принимаюсь за свои танцы с лопаткой.

Что мешает мне подойти к центру и снова запустить ту мелодию? Не знаю…

 Семён Тихов aka Свояк

Умереть, не встать. Ну, маскировочными накидками обзавелись все трое, благо, у Крестовского парочка Гилли-сьютов нашлась, было что в качестве образца выдать. Но рожи! Рожи мои рядовые-разведчики вымазали себе от души. У одного вполне себе получился праздничный узор заслуженной скво-героини из племени нижних заречных паютов, у другого на роже схема шнуровки кроссовок рэпером-нонконформистом, которого в подворотне искусала бродячая поэтесса-эмо. Третий косит под шахматную доску из сине-зелёных квадратов, тот ещё неформал.