Замок Бландинг
Шрифт:
— Вот что, — вмешался Джерри, — может, я сбегаю на станцию?
— Прекрасная мысль. К Булстроду. Сейчас там закрыто, но вы постучитесь, он спустится. Куда ты, Кларенс? — строго спросил Галли, поскольку больной пошел за Джерри.
— Надо бы взглянуть на нее.
Галли и Бидж переглянулись. «Ни слова!» — говорил взгляд Галли; «Конечно, сэр», — говорил взгляд Биджа.
— Ты с ума сошел, — сказал Галли вслух. — Хочешь свалиться с пневмонией? Иди ложись. Бидж принесет тебе поесть. Принесете, Бидж?
— Конечно, мистер Галахад.
— И ни слова леди
— Миледи вышла, сэр. Она отправилась к викарию, на еженедельное собрание литературного общества.
— Очень хорошо. Безопасней будет. Ну, Кларенс, хоп!
— А как же Императрица?
— В каком смысле?
— Я бы хотел посмотреть, как она там.
Галли и Бидж снова обменялись многозначительными взглядами.
— Не беспокойся. Я к ней заходил, все в порядке. Глаза блестят, цвет лица — прекрасный. Иди-ка ложись.
Через некоторое время девятый граф лежал в постели с грелкой. Бидж принес ему еду и на всякий случай два-три детектива. Уезжая в Америку, младший сын лорда Эмсворта оставил дворецкому свое богатейшее собрание всяких «Дел», и тот охотно давал их почитать.
Но лорду Эмсворту было не до таинственных злодеев. Открыв первую книгу, он узнал, что горилла, взобравшись по трубе, обижает сероглазых и златокудрых девиц; но что ему гориллы! Тихо чихая, он предался мыслям о Моди. Ему было жаль, что он заснул и упустил редкий случай прошептать ей слова любви. В замке это было очень трудно, вечно все лезли, как будто им делать нечего.
Додумав до этого места, он посмотрел вдаль и увидел письменный стол. Тут он понял, что беседа — не единственный способ. В столе, в особом ящике, лежали открытки, конверты, бумага, на столе были перья, чернила, резинки, сургуч и какая-то штука, которой скорее всего вынимают камешки из подков. Лорд Эмсворт презрел сургуч, резинки и камневыниматель, но взял перо и бумагу и стал сочинять письмо.
Получилось просто прекрасно. Вообще он писем писать не умел, но с двух-трех попыток разогнался, и пламенная проза полилась из-под его пера. Перечитав письмо, он даже удивился. Именно то, что нужно, — почтительный пыл. Теперь он был рад, что заснул в машине, ему бы в жизни так не сказать. Автор Песни Песней и тот похвалил бы его.
Когда он лизал конверт, вошел Джерри, напоминающий мула с поклажей.
— Корица, аспирин, глицерин, тимол, черносмородиновый чай, камфарное масло, вата, льняное семя для припарок, — сказал Джерри. — Лучше, когда есть из чего выбрать, как по-вашему? Папаша Булсторд советует горячее молоко и фланелевую фуфайку.
Лорд Эмсворт кивнул, но думал он о другом.
— Э! — сказал он.
— Да? — бодро отозвался Джерри, верный своей политике.
— Вот я хотел вас попросить, — продолжал граф.
— Пожалуйста-пожалуйста! — воскликнул Джерри. — Что же именно?
— Я тут написал письмо… ну, такое письмо… в общем, письмо.
— Понимаю, — сказал Джерри. — Письмо.
— Вот именно. Миссис… э… Бенбери. Вы не могли бы его передать?
— Конечно-конечно. Какая мысль! Поразительная. Увижу — и
передам.— Нет, не надо. Тут всегда кто-то ходит. Лучше положите ей в комнату.
— А где ее комната?
— Вторая справа. Справа — и вторая. По коридору.
— Бегу, — сказал Джерри.
И он убежал, радуясь, что дело его продвигается. Конечно, ему очень хотелось узнать, что это старый хрыч пишет гостье, но подержать письмо над паром — нет, никогда! Как и лорд Воспер, он учился в Харроу.
Глава 8
Лорд Эмсворт лежал в постели и, как все авторы, думал о том, что надо бы подправить письмо в некоторых местах. Однако — опять же как все авторы — он знал, что оно прекрасно; а потому снова взялся за детектив.
Он как раз подумал о том, что неплохо быть наемной гориллой — никакого распорядка, лазай себе где хочешь, — когда услышал: «Хвост трубой!» — и увидел своего брата.
— Привет, Кларенс, — сказал Галли. — Как, получше? Я вот что придумал: вдохни воздух и держи сколько сможешь. Микробы перемрут. Выдохнешь — они вывалятся, то есть их тела. Хотя что микроб, когда к тебе сейчас явится Конни.
— Э?
— Да, я пришел предупредить.
— Ой Господи!
— Я тебя понимаю.
— Значит, вернулась?
— То-то и оно. Говорят, сердится. Я ее не видел, но Бидж с ней беседовал. По его описанию, похожа на разъяренную гориллу.
Такое совпадение поразило несчастного графа.
— Я вот как раз читаю про гориллу, — сообщил он. — Странный зверь…
— А что она делала?
— Ну, лазала по трубам, крала девушек.
Галли пренебрежительно фыркнул.
— Чепуха! Видимо, любительница. Подожди Конни!
— Что с ней такое?
— Хорошо, что ты спросил, — сказал Галли. — Я бы давно сказал, да все не к слову.
Присев на кровать, он поправил монокль и начал:
— Опустим рождение, детство и ранние годы. Начнем с того, как она вернулась после этого литературного собрания. Видимо, там было хорошо, она сияла, она почти летала, и я бы не удивился, если бы она спела песню. Словом, дитя могло бы играть с ней, и ничего.
Лорд Эмсворт не совсем понял.
— А ты говорил, она сердится, — сказал он.
— Она и сердилась, через две минуты. И вот почему: в передней, на столе, лежала телеграмма из Америки, от собачьего деспота. Говорилось там о миссис Бенбери.
— Они старые друзья.
— Она — быть может, но не он. Самая соль телеграммы в том, что он о ней в жизни не слышал.
— А черт!
— Именно это сказала наша сестра и побежала искать миссис Бенбери. Нашла у буфетной, в объятиях Биджа. Он обнимал ее и целовал в обе щеки.
Лорд Эмсворт чихнул.
— Бидж?
— Понимаю твое удивление. Это не принято, думаешь ты. Дворецкие гостей не целуют. Шоферы — может быть. Егеря — бывает. Но не дворецкие. Чтобы стало яснее, скажу, что он — ее дядя.