Замок храпящей красавицы

Дядя Миша не замедлил с ответом:

– Филиппа жизнь приучила эмоции скрывать. Что у него сейчас на сердце творится, одному богу ведомо, но он лица не потеряет. Верещагин на людях камень. Ты помнишь, что делать надо?

– Пока не забыла, – в тон дяде Мише ответила я и вошла в зал, где веселились ничего не подозревающие о трагедии гости.

Глава 8

Первой мне на глаза попалась Марфа с бокалом в руке.

– Тебе уже отдали гонорар? – свистящим шепотом поинтересовалась она. – Знаешь, нам пообещали премию! Верещагин душка! Обожаю его! Ну почему все приличные мужики женаты на мымрах? Из меня могла получиться отличная спутница жизни! Имею безукоризненный вкус, яркий талант, но люди, подобные Филиппу, предпочитают жить с кошелками! Его Аллочка ходила тут в жутком платье! Абажур моей бабушки! Волосы сама в пучок стянула! Косметику ей горничная по лицу размазала! Бред, бред, бред! Обладать горой денег и выглядеть Матреной!

– Алла мужу родила несколько детей, – сказала Катя, выныривая из толпы. – Лично я на такой подвиг не способна. Вилка, у тебя есть спиногрызы?

– Ни одного, – призналась я.

Франк быстро схватила с подноса проходившего мимо официанта тарталетку с паштетом, запихнула в рот и невнятно спросила:

– А у тебя, Марфа?

– Для актрисы беременность означает уход с подмостков, – отрезала Ермолова. – И нельзя сидеть на двух стульях: либо семья, либо карьера!

– Некоторым удается это совместить, – не согласилась Катя, успевшая проглотить паштет, – они нанимают нянек!

Марфа закатила глаза.

– Няньки стоят безумных, нереальных денег! Все мною заработанное на чужую бабу улетит! И я считаю, что ничьи посторонние ласки не заменят ребенку материнские. Крайне безответственно производить на свет малыша и сбрасывать его на чужие руки.

– Вот поэтому тебе остается впустую облизываться, глядя на олигархов, – заржал Лавров, материализуясь возле нас, – богатым мужикам нужны наследники, которым они передадут состояние. У тебя другая установка. Даже если ты отыщешь золотую гору, будешь сниматься в кино, а не встанешь на кухне у плиты. Не зря раньше актрис хоронили за оградой кладбища, они все больные, с изломанной психикой. Апчхи!

– Будь здоров! – машинально произнесла я.

Павел ничего не сказал, а Ермолова набросилась на меня с упреками:

– Ну ты молодец! Пашка нас обхамил, нечего ему здоровья желать! Гепатит тебе в печень, Лавров.

Франк захихикала, Павел почему‑то молчал, а я улыбалась во весь рот.

– Девочки, щедрость Филиппа Леонидовича не знает границ, а мы ему понравились.

– В особенности я, – самодовольно заявила Ермолова, – выложилась по полной. Настоящий профессионал не может халтурить, он горит на сцене, вполноги не пляшет! Премию, обещанную Филиппом, все получат исключительно благодаря мне.

– Я рыдаю! – скривилась Катя. – Огромное спасибо, благодетельница! Кланяемся в пояс.

– Не хами, детка, – процедила Марфа.

Лавров, к моему огромному удивлению, никак не комментировал заявление Ермоловой, лишь издал пару нечленораздельных звуков.

– Девочки, – защебетала я, – не ссорьтесь. У меня есть замечательная новость. Мы сейчас пойдем в одну волшебную комнату и сможем взять там все, что захотим!

– Вау! – подскочила Франк. – Надеюсь, это не кухня! Кастрюли со сковородками мне на хрен не нужны.

– Обожаю картины! – алчно воскликнула Марфа. – Думаю, их тут немало, вроде Пикассо или Рембрандта.

– Нас хотят обеспечить одеждой, обувью, сумками, – уточнила я. – Роскошные бренды из разных стран мира.

– Шубка! – подпрыгнула Катя. – Из леопарда! Хочу! Куда бежать? Чур, я первая!

– Можешь не торопиться, – продолжила я. – У нас у всех разные размеры, никто твое манто не возьмет.

Но Франк резко подалась вправо, пошатнулась, ойкнула и чуть не упала. Один из проходивших гостей, лысый толстяк в шикарном костюме, успел подхватить ее под локоток.

– Осторожнее, – сказал он и масленым взглядом окинул стройную фигурку молодой актрисы, – торопыжка.

– Спасибо, – прошелестела Катюша и покрепче вцепилась спасителю в рукав пиджака стоимостью в несколько тысяч евро, – приятно встретить настоящего мужчину, который готов помочь даже незнакомой даме. Я подвернула ногу. Очень больно.

Толстячок приосанился, он явно собирался продолжать приятный разговор, но тут возле нашей славной компании возникла рослая блондинка в облегающем платье‑бюстье, схватила лысика за другой рукав, резко дернула, прижала добычу лицом к своему пупку и воскликнула:

– Папочка! Вот ты где? Пошли к Емелькиным, Сергей рассказывает о поездке в Аргентину. Так интересно! Может, и нам туда слетать?

– Конечно, зюзечка, – залебезил толстячок, – как пожелаешь.

Блондинка метнула во Франк убийственный взгляд. Странно, что Катя не превратилась в горстку пепла, даже мне стало не по себе от взора «зюзечки».

– Так мы идем или нет? – высокомерно поинтересовалась Марфа. – Не подумайте, что я падка на подарки, просто любопытно чисто по‑человечески.

Катя сделала пару шагов и опять ойкнула.

– Больно? – спросила я, глядя на ее страдальческую гримасу, – дать баралгин?

– Не откажусь, – сказала Катерина, – эй, официант, дайте воды без газа.

– А мне с пузырями, – немедленно потребовала Марфа, – я еще не помешалась на почве здорового образа жизни.

– Лекарство нельзя запивать газировкой, – менторски заявила Катя, – так Елена Малышева по телику говорила.

– Ты веришь программам про здоровье? – развеселилась Марфа.

– Она врач, – вступилась за любимую ведущую Франк, – настоящий!

Пока актрисы спорили, я запустила руку в карман и, к своему удивлению, нащупала там, кроме блистера с таблетками, странный, ребристый предмет.

– Дай баралгин, – потребовала Катя, я протянула ей лекарство.

Ермолова, повернувшись спиной ко мне и непривычно молчаливому Лаврову, громогласно высмеивала тех, кто верит телевизору. Катя, тоже забыв о присутствующих, бойко возражала Марфе. Я достала непонятную вещь из кармана и попыталась определить, что держу в руке: белые кусочки, шире рисовых зерен, но меньше фасолин торчали из розового полукруга. Мама! Это зубы!

В ту самую минуту, когда из горла уже готов был вырваться вопль, Павел вырвал из моих рук искусственную челюсть, живо впихнул в свой рот, обнял меня за плечи и шепнул:

– Молчи!

Я поперхнулась.

– Я ставлю импланты, – еле слышно объяснил артист, – мне выдрали все зубы, чего‑то там в надкостницу засыпали, теперь оно приживается. Нельзя же в ужасающем виде народу показаться? Мне сделали временный съемный протез, а он, собака, изо рта выскакивает! Если кому расскажешь, считай, ты покойница. Надела платье с растопыренными карманами, я чихнул со вкусом, челюсть выпала и прямиком к тебе угодила. Заржешь, обижусь до конца жизни.