Замок Тенмар

Вторая Карлотта, но без лишней подлости, погубившей первую. Цинично-ледяная, расчетливая, смертельно-опасная стерва. Года через три она бы уже не лицо царапала и не пощечины раздавала. Нет, просчитала бы интригу до мелочей, заручилась покровителем повлиятельней. И нанесла настоящий удар! Роковой.

— Ирия, ты должна была умереть, — повторил Бертольд Ревинтер. — За то, кем могла стать. Прощай. Покойся с миром.

Конечно, по обычаю сначала пьют за графов, а не за их дочерей. Но от девчонки вреда случилось бы больше — вот и вспомнилась первой.

— Эдвард Таррент, не я убил тебя, но ты умер очень вовремя. Прощай. Покойся с миром. Как ни странно, но отомщу за тебя именно я.

Вино горчит всё меньше — так тоже бывает.

Бертольд не шутил и не лгал. Поминать покойных следует без тени насмешки или иронии. Врагов лучше злить только земных. А Ревинтер рассчитывал пережить еще немало новых Воцарений. И в следующее — выпить за Леона Таррента. А то еще и за Полину Лигуа нир Кито, нир Таррент.

Часть третья Глава 1

Часть третья. В западне.

Глава первая.

Ночь Воцарения Зимы.

Эвитан, Тенмар.

1

Всё повторяется. Четыре месяца назад — окровавленный нож. Теперь — дымящийся пистолет. Только на сей раз обвинение не будет ложным. Хоть третий смертный приговор вынесут за дело.

Ирия поспешно ухватила второй пистолет. Левой рукой. В цель не попадешь, но вот в себя… До плахи дочь лорда Таррента не доживет!

— Иди сюда! — не терпящим возражения тоном велел герцог.

Девушка мотнула головой. Оттуда ему ее не остановить.

— Лучше умереть самой!

Прости, Эйда, но спасать тебя некому. Потому что твоя сестра — все-таки дура.

— У меня нет времени. Сюда! То, из чего стреляла, — тоже!

И Ирия пошла.

Мимо лежащего навзничь Люсьена — как же жутко выглядит выстрел в голову! Мимо — стараясь не наступить на забрызганную кровью солому. И на…

Мимо умирающих глаз Вихря, погибшего за Ирию Таррент. За ее дурость! Опять — из-за нее…

Старик забрал у глупой девчонки оба пистолета. Разряженный — швырнул в солому рядом с Люсьеном. Второй заткнул себе за пояс.

И лишь тогда соизволил обернуться к «племяннице»:

— Молчи! — В голосе — лиарский лед. В сотню раз студенее ее собственного. Недавно. — Говорить буду я.

Ирия не возразила. Сил осталось только опуститься на солому — рядом с Вихрем. Положить на колени его черную голову. И, борясь со слезами, уткнуться лицом в густую гриву.

В присутствии врагов не плачут. Но не над мертвыми друзьями.

2

Факелы, факелы, факелы… Казнят всегда при свете. Тогда за окнами Ауэнта был весенний — такой солнечный! — день. Теперь — зимняя ночь.

Багровые отблески факелов, бледно-золотые — десятков свечей. В зале толпа народу, но ярче всех высвечены двое — в центре старинного зала. Лживый герцог и его лживая племянница.

Ральфу Тенмару кровавый отсвет на лице врать не мешает. А ей?

— Родители не научили моего внука не брать чужого. Он собирался украсть лучшего коня своего деда. Но не учел, что Вихрь не любит чужих! И что я плохо сплю по ночам.

Объяснение проглотили все. Пришлось. Люсьен Гамэль пытался выкрасть Вихря. Очевидно, чтобы продать и рассчитаться с карточными долгами. Преданный хозяину конь взбесился и едва не убил незадачливого похитителя. Люсьен, защищаясь, выстрелил в Вихря. А при виде деда, заставшего злодея-внука на месте преступления, застрелился сам. Чтобы не идти под суд.

— Почему вы не остановили его?! — Некрасивое лицо крысы-мамаши залито слезами. И сейчас ее действительно жаль. — Неужели вы и в самом деле сдали бы его властям? Неужели вам не жаль родного внука?! — она уже кричит диким зверем.

Как на ее месте любая мать. Кроме Карлотты.

Ирия застыла рядом со старым герцогом — в центре еще более старого зала. И больше нет лошадиной гривы — спрятать лицо.

Значит, придется держаться так. Представить, что на лице — маска. И как она стягивает черты. Не позволяет выдать ужас и вину…

— Жаль? Мне жаль, что я взял на прогулку племянницу! — холодно отчеканил герцог. Сейчас до безумия похожий на собственный портрет. Тот самый. — Подобное зрелище — не для женских глаз и ушей.

На этом всем пришлось разойтись. Кому спать, кому — до полудня взахлеб обсуждать свежую сплетню. А кому и рыдать. Как когда-то сама Ирия — в Ауэнте. Вспоминая Анри. Или в монастыре — раз за разом видя в кошмарах залитый кровью ковер и нож в груди отца. И потом просыпаясь и вспоминая: всё это — не сон.

Старый герцог пожелал уйти сразу после вдохновенной речи. Вдвоем с «единственной, кто согревает его старость» — с племянницей. Которой, как подозревала Ирия, он сейчас закатит редкостную трепку. Вполне заслуженную.

— Он всё знал, — быстро проговорила девушка, едва старик закрыл за ними дверь в свои покои. — Про меня.

— Значит — хорошо, что не успел ни с кем поделиться.

— Не успел?

— Если б успел — его родители сейчас не смолчали бы. Любому притворству есть предел… Садись. И рассказывай. Про Люсьена Гамэля. Куда ездила — узнаю сам, так что это можешь пропустить.

Выслушал Ральф Тенмар молча. На чеканном лице не дрогнул ни единый мускул.

— Как вы думаете, кто ему…

— «Кто ему»? — передразнил герцог. — Твоя Мари — любовница юного Гамэля.

— Но я ей… Не убивайте Мари! — Ирию затрясло так, что зубы застучали.

Возвращается лихорадка?

— Пей!

В руке девушки оказался бокал вина. А сам герцог и не думает садиться. Меряет комнату широкими размашистыми шагами.

— У дураков тоже бывают озарения. Если подсчитать, Ирэн Вегрэ выехала из монастыря примерно тогда же, когда утонула Ирия Таррент. А уж когда именно вернулась моя племянница, глупышка Мари могла разболтать Люсьену подробно…

Да, наверное. Затуманенный пережитым шоком рассудок соображает плохо… Но что-то не так! Опять.

Что и с кем?

Кровь. Карлотта… При чём здесь она?

Джек… А он — при чём?

Неразбавленное вино шумит в голове, будоражит непонятную тревогу… и мешает думать.

— Вы оставите мне Мари?!

— Конечно — если она тебе еще нужна. Сама по себе глупышка-служанка — не опасна. Ты неплохо стреляешь. Но дала захватить себя врасплох. Подобное недопустимо. Сегодня отдыхай. С завтрашнего утра я сам начну тебя учить.