Заморский рубеж. Западня для леших. Засечная черта

Лось уже не первый раз сопровождал корабль Лесного Стана в заморские страны, и ему полагалось все знать.

— Рыбой? — в свою очередь удивился Михась. — Рыба ведь пахнет совсем не так!

— Так то речная да озерная, а это — морская. Привыкай, — слегка покровительственным тоном ответствовал Лось. И почти сразу скомандовал: — Суши весла!

Михась перестал грести, обернулся через плечо. Ялик, умело направляемый рулем, прошел по инерции еще несколько ярдов, мягко ткнулся скулой в старый дощатый причал, притерся к нему бортом.

— Видал, боец, какая швартовочка? — с законной гордостью произнес особник. — Учись, пригодится. Ну, я пошел на рандеву с Фролом, а ты жди.

Он ловко выскочил на причал, лишь едва качнув ялик. На причале Лось на секунду задержался, распустил до плеча плюмаж на шляпе, поправил кружевные манжеты на щегольском камзоле, подтянул портупею с длинной шпагой. У него был вид заправского искателя приключений, или, по-французски да по-английски, — авантюриста, каковых здесь, в порту славного портового города Портсмута, было не меньше, чем чаек.

Михась растянулся в ялике во весь рост, лег на спину, положил сцепленные руки под голову. Уже больше месяца прошло с тех пор, как он ступил на борт «купеческого» судна и отправился в заморское испытание, право участвовать в котором он заслужил вместе со своими назваными братьями Разиком и Желтком. Сейчас друзей с ним не было: они остались в Лесном Стане залечивать раны и отправятся в заморщину следующим рейсом. Михась скучал по Разику и Желтку, с которыми не расставался с детства, сколько себя помнил. А тут еще неотвратимо приближался момент, когда он вообще останется один, в чужой, хотя и знакомой по языку, рассказам и книгам стране. Михась и страстно желал, и одновременно слегка опасался этого момента. Все-таки ему предстоял не условный бой с соломенными чучелами, в котором при поражении можно впоследствии все исправить. Михась верил в свои силы, в основательность полученной им боевой подготовки. Но он испытывал вполне объяснимое волнение, которое возникает всякий раз перед очередной схваткой даже у очень опытных, видавших виды воинов.

Внезапно размышления Михася были прерваны английской речью, обращенной явно к нему: — Мальчик, прокати на лодочке! Михась поднял голову и с изумлением уставился на причал. Там, возле кнехта, к которому был привязан его ялик, стояли две нелепые фигуры. Вероятно, они принадлежали к женскому полу, ибо были одеты в платья несуразно яркого цвета, впрочем, изрядно грязные и даже слегка рваные. На их лицах блуждали улыбки, больше похожие на судороги, а глаза, весьма мутные, непрерывно то ли подмигивали, то ли просто дергались.

«Надо же, — усмехнулся про себя Михась. — Сколько слышал в детстве сказок про Бабу-Ягу, но ни разу живьем не видел. А тут их сразу две. Стоило ради этого попасть в Англию!»

— Идите-ка вы лучше своей дорогой, тетеньки! — ответил он.

— Как ты смеешь грубить? Мы девицы!

— Виноват, леди! Сразу не разглядел. Плохо стал видеть в последние дни. Я с удовольствием отвез бы вас на наш корабль для приятного знакомства с командой, но он вот уже неделю стоит на карантине по поводу черной оспы, лишь мне одному сегодня удалось ускользнуть от стражи… Куда же вы? А покататься? — крикнул Михась вслед удирающим «девицам».

Он вновь закинул руки за голову, прилег, устроившись поудобнее. Нападения он не опасался: кто станет нападать на маленький совершенно пустой ялик и матроса в простой одежде? В крайнем случае всегда можно перевалиться за борт, уйти под воду, поднырнуть под настил причала, а там ищи-свищи, ибо плавал Михась как рыба.

Низко нависшее над морем, серое, затянутое облаками небо было готово пролиться очередным дождем. Михась едва воспринимал эту унылую картину, мысли его были далеко, в родных лесах. Он вспоминал другой причал, совсем маленький и скромный, на ближайшем к Лесному Стану озере.

— Отваливай!

Толчок шестом, взметнувшийся над лодкой парус, и вот уже отдаляются, тают в утреннем тумане фигурки провожающих. Катюха смотрит на него своими огромными голубыми глазищами, не стесняясь, утирает слезы и машет ему вслед высоко поднятой рукой. Она вытягивается в струнку, зачем-то даже встает на цыпочки, свежий ветер развивает ее косу, тесно облепляет стройную фигурку белым сарафаном, и Катюха кажется невероятно тонкой и хрупкой, почти невесомой. И тут Михась наконец-то осознает, что его сестра — действительно красавица, каких еще поискать на белом свете. Его сердце начинает щемить, ибо он покидает сестренку совсем одну на белом свете. Хотя нет, почему же одну? Рядом с ней стоит Разик, все еще опираясь на палочку. Он тоже прощально машет рукой. Но наверняка больше таращится на Катеньку, чем на уходящую лодку, увозящую друга к большому морскому кораблю, поджидающему в отдалении, в начале запутанного озерно-речного фарватера, на короткое время прокладываемого по высокой весенней воде. Тут же стоит и Желток, уже без палочки, но пока ограниченно годный для строя и боя. Уж он-то всецело поглощен проводами друга, машет ему зажатым в руке беретом и совершенно не замечает, что чуть позади, в группе других провожающих, стоят две или три юные девы, глаза которых устремлены совсем не на лодку, а на его, Желтка, персону. Он не чувствует их пристальных взоров, не слышит чуть учащенного дыхания. Ты, брат, конечно, умный, даже очень, но…

На рукавах серо-зеленых курток Желтка и Разика пришиты новенькие шевроны: в черном бархатном круге скалит зубы желтая лесная рысь. Теперь они — строевые бойцы, лешие, и после заморщины выступят на защиту рубежей своей Родины. У Михася такая же куртка осталась дома. Катька хотела было пришить выданный на торжественном построении шеврон, но брат ей не дал:

— Да я уж как-нибудь сам! Ты лучше свой получи и тогда пришивай.

— А что, и получу! — взвилась Катька. А ведь и вправду получит!

Еще было много провожавших: и родители Разика и Желтка, считавшие Михася своим сыном, и десятник Дымок, и даже особник Лурь. Катюха его последнее время игнорировала, да он и сам особо не лез на глаза. Разик был на седьмом небе. Михась несколько раз собрался было поговорить с сестренкой о…

— Михась, подъем!

В самом начале длинной пристани показались двое. Один из них, Лось, махнул дружиннику. Михась выскочил из ялика, двинулся им навстречу. Второй человек был в красном мундире Ее Королевского Величества морского пехотинца. Только из-под нескольких расстегнутых верхних пуговиц мундира выглядывала рубаха не белого, как у всех, а красного цвета. И на голове у него вместо обычной шляпы был повязан платок, тоже красный. На обшлагах и лацканах мундира был нашит сверкающий серебряный позумент.

— Знакомься, Михась! Это Фрол, особник, возвращается из заморщины. Ты будешь его сменять, — представил Лось своего спутника.

— Здорово, дружинник! — произнес Фрол с небольшой, как показалось Михасю, заминкой.

— Приветствую Ее Королевского Величества морской пехоты сержанта, — по-английски ответил Михась.

— Молодец! — похвалил Фрол, также перейдя на английский. — Только не простой морской пехоты, а флагманской!

Тут Михась догадался, почему обмундирование Фрола отличалось от известного ему описания.

— Лось рассказал мне, что на рукопашном рубеже во время двухсотверстного перехода ты повалил трех особников…

— Не я, — перебил его Михась довольно резко, — а наша боевая тройка.

— Хорошо-хорошо. Но ты, как я понимаю, тоже в этом участвовал. А посему есть у меня идея воспользоваться своим влиянием да твоими талантами и определить тебя сразу во флагманский экипаж, — раздумчиво произнес Фрол.

— А в чем проблема? — спросил Михась.

— А проблема в том, боец, что и в простую-то морскую пехоту, мягко говоря, трудненько человеку с улицы попасть, а уж во флагманскую лишь после нескольких лет службы переводят, да и то после испытаний соответствующих, из множества кандидатов. Но ты, насколько я понимаю, эти испытания на ура способен пройти.