Замри и прыгни
Шрифт:
— Володя… Он мой брат. Сводный. Он живет тут, недалеко… А я живу отдельно. Ну… А помочь ему больше некому. Потому что никто не знает.
— Рита, — мужчина потер лоб, соображая, — значит, я отвезу его, потом вас.
— Нет! — Зоя испугалась. — Нет! Он не должен меня видеть! Я не хочу! Понимаете, мы в ссоре… Давно… И если он меня увидит…
— Так… — Карелин задумался. — И что же нам делать? Не могу же я, в самом деле, бросить вас одну тут в два часа ночи! Да и не хочу! С какой стати? Давайте вызовем ему такси.
— А если с ним опять что-нибудь случится? — запротестовала Зоя. — Пожалуйста…
—
— Идет, — едва выдавила Зоя побелевшими губами, показывая на открывшуюся дверь райотдела. — Уже…
На крыльце, поддерживаемый коренастым пожилым милиционером, покачивался Рыбаков. Под яркой лампой дневного света, укрепленной над дверью, были ясно видны грязные брюки, темные пятна на светлой куртке. Щеки и подбородок Владимира Георгиевича крест-накрест перечеркивали ослепительные полоски лейкопластыря. На голове, словно стильная бандана, красовался широкий бинт. Кисти рук, которыми страдалец неровно взмахивал, чтобы удержать равновесие, тоже были перебинтованы.
— Господи, — шепнула Зоя, — бедненький…
— Все, сидите, не оборачивайтесь, — приказал Карелин. — Ехать далеко?
— Нет, на Осиновую аллею, минут десять отсюда.
— Отлично! — обрадовался Сергей, выскакивая из автомобиля. Пошел к милиционеру, что-то сунул ему в услужливо подставленную пятерню, сгреб под локоть Рыбакова и подвел к автомобилю. — Давай, братан, вот сюда, назад. Сейчас мы тебя домой доставим.
Рыбаков послушно завалился на сиденье, негромко, но злобно матерясь. Зоя вжала голову в плечи, прижалась к спинке и, кажется, просто слилась с просторным кожаным креслом. Пожалуй, сзади обнаружить ее присутствие стало совершенно невозможным. Это ее и подвело.
Карелин уже выруливал на проспект, когда Рыбаков вдруг зычно и требовательно скомандовал:
— А ну стоять!
— В чем дело? — повернул голову Сергей.
— Остановись, мудило, — снова приказал пассажир.
Машина встала. Рыбаков шустро открыл свою дверь, вывалился из салона, тут же, с невероятной прытью, распахнул переднюю дверцу и полез в автомобиль.
— Не могу ехать сзади, мутит, — объяснил он, наваливаясь на невидимую Зою.
Женщина вскрикнула, отталкивая пьяную тушу. Рыбаков качнулся назад, всматриваясь в неожиданную помеху.
— Опа! — провозгласил он вдруг с пьяной радостью. — Кого я вижу! Зоя Романовна! А ты тут откуда? С любовником катаешься? Он у тебя таксером работает? Или тебя клиентам за треху сдает? А может, ты теперь дороже стоишь?
Зоя не просто обмерла — умерла. От стыда, боли, горечи. От унижения и испуга.
Карелин на секунду оторопел, но тут же выскочил из машины, оттянул Рыбакова от Зои за ворот куртки, развернул к себе и сделал только одно короткое точное движение.
Пьяница ровным кулем осел на землю. Зоя вскрикнула. Карелин крякнул, приподнял рыхлое тело, уцепив под живот, и впихнул на прежнее место — заднее сиденье. Вытащил из кармана белоснежный платок, тщательно
вытер руки, снова оказался в водительском кресле.— Молчите! — предупредил попытку Зои объясниться. — Не надо. Потом. Лучше покажите, как быстрей доехать. И за него не бойтесь. Очухается через сорок минут.
Когда машина въехала в знакомый двор, Зоя, показывающая короткую дорогу, испытала странное ощущение. Словно бы именно отсюда уехала она сегодня утром на работу.
Было так же темно. Так же влажно и тускло. Так же горбатились под фонарями детские качели. В лестнице детской горки по-прежнему не хватало двух верхних ступенек. И даже в открытую форточку ее кухни точно так же вырывалась, топорщась по ветру, голубая в желтых тюльпанах занавеска. Она тогда еще отругала себя, что позабыла закрыть окно. Но возвращаться не стала: плохая примета. И что? Может, если б возвратилась, как раз ничего бы и не было? И сейчас бы она шла в свой дом, привычно дожидаться, когда появится Рыбаков. Пьяный и брезгливый.
Зоя покосилась на сгорбившееся сзади тело, инстинктивно передернула плечами:
— Нет, не хочу!
— Чего вы не хотите? — хмуро спросил ее Карелин.
Оказывается, она проговорила это вслух.
— В прошлую жизнь не хочу, — едва слышно прошептала Зоя.
Карелин ничего не сказал в ответ, вышел, подтянул пьяную тушу ближе к дверце, присел и, как огромный мешок, взвалил Рыбакова к себе на плечи.
— Какой этаж и квартира?
Зоя назвала.
Сергей вернулся через пару минут, снова вытер руки тем же белоснежным платком и тут же выбросил его в металлическую мусорку, стоявшую у крыльца.
— Я его у двери положил. Не в карманах же копаться! Прочухается, сам дверь откроет.
Зоя промолчала.
Неслись за окнами подслеповатые светофоры, слепили глаза редкие встречные машины. Вдруг Карелин резко сбросил скорость, прижался к обочине, встал.
— Я вспомнил, — вдруг тихо сказал он. — Я вспомнил, где видел этого скота. Это тот самый директор, который меня выставил, когда я искал ту женщину. — Он резко, всем телом, повернулся. — А вы, значит, Зоя? И совсем не Рита? То есть в ресторане я угадал правильно? И этот чмо — он кто? Ведь не брат, нет? — Сергей смотрел на спутницу требовательно и серьезно. — А вы? Кто вы, Зоя?
— Он — мой бывший муж… — Зоя судорожно вздохнула, зажмурила глаза. — А я — та самая женщина…
— Какая — та самая?
— Которая видела, как резали ваши колеса…
— Значит, колеса, говорите, порезали. Где? Кто?
— Откуда я знаю? — заносчиво ответил Распопов. — Видел бы — тут бы не сидел.
— Согласен, — кивнул усатый капитан. — Судя по тому, как вы накинулись на сотрудников милиции, своего обидчика вы бы просто убили.
— Вот именно.
— И сидели бы уже за убийство. А так — мелочи.
— А я что говорю? — Распопов не расслышал в вопросе милиционера ни сарказма, ни издевки. — Давайте заканчивайте свои формальности. Я спать хочу, мне на работу завтра.
— Ну завтра, мне кажется, ваша компания, как там ее? «Озирис»? Кстати, что это слово означает?
— Такие вещи образованным людям знать полагается. — Распопов высокомерно сморщился. — Озирис — древнеегипетский бог живой и мертвой природы. Владыка царства мертвых.