Замри, умри, воскресни
Шрифт:
Ах, вот оно что, осенило меня: добрый полицейский и злой полицейский.
Многие отходили от Миранды, утирая слезы, а те, что стояли в конце, спрашивали:
— Какая она?
— Славная! — отвечали счастливчики. — Такая же славная, как ее книги.
Ко мне по-прежнему не подошла ни одна живая душа.
— Отойди! — зашипела я на Антона. — Ты меня загораживаешь, люди меня не видят.
И вдруг… ко мне подошел какой-то человек! Он шел прямо на меня, исполненный решимости. Я просияла счастливой улыбкой. Очень счастливой — это же мой первый поклонник!
— Добрый вечер!
— Да, —
Я застыла, уже занеся руку над стопкой «Мими». «Он, наверное, думает, я здесь работаю».
— Документальные детективы, — нетерпеливо повторил он. — Где они у вас?
— На улицу выйдешь — их там полно, — тихонько буркнул Антон.
— Хм-мм… — Я повертела головой по сторонам. — Точно не знаю. Может, вам к столу справок подойти?
Что-то пробурчав насчет безмозглых разгильдяев, он стремительно двинулся прочь.
В очереди к Миранде тем временем праздничная обстановка набрала градус, кто-то даже открыл шампанское. Откуда ни возьмись, появились бокалы, и воздух наполнился звоном стекла. Но на моей «половине» магазина, как в кино с разделенным экраном, продолжало царить запустение, дул холодный ветер, пронося мимо пучки перекати-поля, а затем и вовсе раздался похоронный звон. Во всяком случае, впечатление у меня было такое.
Вспышки фотокамер наполняли пространство вокруг Миранды серебристым светом. Одна из групп, прибывших на автобусе, фотографировалась в полном составе — два ряда хихикающих вертихвосток, расположившихся, как на снимке спортивной команды.
И тут меня заметили! Трое из этой группы, голова к голове, встали прямо передо мной и принялись меня изучать, как какую-нибудь зверушку в зоопарке.
— Это еще кто такая?
Одна прочла мою табличку.
— Лили какая-то. Кажется, тоже какую-то книжку написала.
Я изобразила ободряющую улыбку, но как только до них дошло, что я живая, они попятились. Вперед выступил Антон.
— Это молодая писательница Лили Райт, а вот ее замечательная книга.
Он раздал им по книжке — посмотреть.
— Антон! — Я была в ужасе.
— Что скажешь? — спрашивали друг у друга девицы, словно меня тут не было.
— Не-а, — решили они. — Не-а. — И они направились к выходу, восклицая: — Не могу поверить, что только что общалась с Мирандой Ингланд!
Мы с Антоном обменялись жалкими улыбками. На стороне Миранды уже, кажется, начались танцы.
Потом ко мне подошла пожилая дама. После предыдущего пинка я не стала спешить совать ей в руку свою книжку. И оказалась права…
— Вы не подскажете, милочка, где тут отдел искусства и ремесел? — У нее было что-то странное с зубами, они будто двигались вверх-вниз. Вставная челюсть, догадалась я. Может, и не своя.
— Извините меня, — сказала я. — Я здесь не работаю.
— А что вы тогда тут сидите? Только людей с толку сбиваете! — Сосредоточиться на том, что она говорит, было сложно, поскольку ее зубы как будто жили своей жизнью. Это было все равно что смотреть плохо дублированный фильм.
Я объяснила.
— Так вы писательница? — Она оживилась. — Это же чудесно!
— Вы так считаете? — Я уже начала в этом сомневаться.
— Да,
дорогая, моя внучка тоже замечательно пишет и мечтает издаваться. Дайте-ка мне свой адрес, я пришлю вам рассказы Ханны, а вы сможете их пригладить, отдать своему издателю, и он их напечатает.— Да, но они могут и не…
Я умолкла. Как в замедленной съемке, дама взяла в руки экземпляр «Мими» и оторвала здоровенный клок от задней обложки. Я повернулась к Антону — он был шокирован не меньше моего. Затем бабушка протянула клок бумаги мне вместе с ручкой.
— И индекс, пожалуйста, не забудьте. Антон снова шагнул вперед.
— Может, вы хотели бы приобрести книгу Лили? От такой наглости бабушка вознегодовала:
— Я пенсионерка, молодой человек! Давайте адрес, и я пойду искать книги по гобелену.
Антон с горечью смотрел ей вслед.
— Старая идиотка! Ты вот что, рваную спрячь вниз, а то еще платить заставят. И давай-ка пойдем домой.
— Нет! — Я была готова сидеть там вечность, даже если бы зал наполнился роем смертоносных пчел, а я почему-то оказалась перемазана медом. Антон для меня постарался, и я не стану платить ему черной неблагодарностью.
— Лили, тебе не нужно здесь торчать ради меня, — сказал он. — Я только скажу Отали, что мы уходим.
Даже Антон растерял свой оптимизм. Да, плохи мои дела.
Подошла Отали.
— Подпиши эти книжки и можешь идти. Подписанные экземпляры магазин нам вернуть не сможет.
Я начала надписывать скромную стопку книг, но тут меня заметил Эрнест, ползающий на коленях перед Мирандой и только что не целующий ее ноги. Он выпрямился и подскочил ко мне.
— Достаточно! Больше не подписывайте! Нам их некуда будет деть.
Мы оставили сборище распивающим шампанское, Миранда продолжала подписывать книги, которые, как вавилонская башня, громоздились до самого неба.
К концу января все закончилось; книга прошла абсолютно незамеченной. Ничего так и не произошло, и по окончании самого напряженного месяца в моей жизни я поняла, что и не произойдет. Я стала издающимся автором, но, если не считать крошечной — и не заметишь — рецензии в «Айриш тайме», это ровным счетом ничего не значило. Моя жизнь никак не изменилась, и надо было привыкать к этой мысли.
Я пыталась приободрить себя рассуждениями типа: «Я попала в жуткую аварию, лишилась рук и ног, мою сестру с приятелем выкрали террористы, а у моего ребенка ненормально большая голова».
Такой способ я применяю, когда чувствую себя страшно несчастной: я тут же представляю себе, что случилась ужасная катастрофа, и теперь я могу сказать: «Раньше я была необыкновенно удачливой, но сама этого не понимала. Все бы теперь отдала, чтобы повернуть время вспять». Идея в том, чтобы то, что некогда казалось скучной обыденностью, предстало вдруг в виде лучезарной утопии. Как правило, в результате я начинаю испытывать признательность к тому, что имею.
Я пребывала в унынии, и когда спустя несколько дней позвонил мой отец, оказалось нелегко изображать бодрость духа. Но это было не обязательно: у моего папы бодрости на десятерых хватит.